Святослав Морозов - Потеряные

- Ты кто? - сипло, задыхаясь, спросил Пард, не сообразив ничего лучше.

- Кирилл,- мрачно заявил парень. Жертва была по возрасту где-то между шестнадцатилетним Тиром и девятнадцатилетним Пардом.

- Ты один? - последовал следующий вопрос Парда, который уже снял пистолет с предохранителя и осветил фонарем боковой проход, откуда Тир изъял незнакомца.

- Один, - Тир уже прослушал окрестности.

Пард быстро обыскал парня, справился с желанием присвоить пару вещичек из его карманов, но, поскольку оружия у странного путника не было, опустил пистолет. Тир, услышав это движение, отодвинул нож от горла совершенно не сопротивляющейся жертвы.

- Ну и что с ним теперь делать? - немного растеряно спросил Тир.

- Нам сейчас некогда с ним возиться, девчонки ждут… - ответил быстрый Пард и с сожалением покосился на первого встреченного ими живого человека, не со станции. Ребята собрались рвануть дальше, изнывая от нетерпения и беспокойства.

- Извини, - успел только сказать более вежливый Тир, в сторону присевшего на корточки неведомого Кирилла.

- А вы - Пард и Тир? - уже в спину убегающим ребятам донесся флегматичный голос незнакомца. Тир так резко затормозил, что бежавший сзади Пард чуть не сбил его с ног, и в два прыжка поравнялся с продолжавшим безмятежно сидеть на корточках парнем.

- Как ты сказал? - переспросил он, прерывающимся от бега и неожиданного волнения голосом.

- Вы - Пард и Тир? - послушно повторил незнакомец.

- Да, - хором рявкнули оба путешественника, совсем сбитые с толку.

- Тогда вас впереди ждет засада, - все так же безмятежно констатировал Кирилл.

Глава 5. Плен

Сытая, очень чистая и довольная жизнью Трава сидела на мягком матраце, положенном на кучу каких-то ящиков. Возле нее, сжавшись комочком, сопела быстро выздоравливающая Рыся. Опухоль с лица и ног у нее уже спала, раны на ногах, завязанные чистыми тряпочками с какой-то пахучей вязкой мазью, в которой Трава по запаху определила слизь мокриц, покрылись корочкой и приобрели более-менее нормальный цвет. Трава любовалась новым платьем. Большая толстая женщина, которую все по-домашнему называли Варварой, очень заботливо ухаживала за девочками. После отличной бани, она принесла им почти новые, очень красивые платья и сегодня подогнала их по фигуре. Траве достался ярко-зеленый сарафан с цветами и темно-зеленый тонкий свитерок, ладно облегающий фигуру девушки. А Рыся щеголяла в оранжевом вязаном платьице с длинными рукавами и в безрукавочке с карманами, сшитой из целой кучи разноцветных лоскутков. Рысина коса, тщательно расчесанная, красовалась оранжевой же тряпочкой, заботливо вплетенной в длинные волосы все той же Варварой. Бешено сопротивляющуюся заплетанию Траву, не желающую завязывать прямые до плеч пряди, просто хорошо помыли и расчесали. Именно помыли и расчесали, потому что девочек не оставляли буквально ни на минуту. Предупредительность аборигенов не знала границ. Детей непрерывно щупали и мяли, гладили и терли. Было ощущение, что местные решили всем населением непременно перетрогать новичков с ног до головы. Особенное восхищение вызывали почему-то Близнецы, они собирали целые толпы. Травой интересовались в основном на предмет зеленой кожи. Судя по разговорам, обсуждался именно их внешний вид, рост и вес. Причем вокруг последнего даже пару раз вспыхнул спор.

Спасла их только толстая Варвара, которой поручили заботиться о девочках. Довольных жизнью сытых Близнецов увел тоже толстый мужик, которого звали Палычем. Кстати, больше половины аборигенов были до безобразия толстыми, а остальные - довольно упитанными. Интересно, что они такого едят? От недавних воспоминаний Траву слегка передернуло и вновь тревожное предчувствие кольнуло сердце. Да нет, просто люди ведут себя непривычно, может быть, они уже сто лет не видели никого из других мест. Перед Травой невольно встали картинки недалекого прошлого. Вот странные проводники без особых приключений довели их до железной кованой двери, сказали остаться в стороне и после условного стука довольно долго полушепотом вели переговоры с двумя толстыми дядьками. Потом вышли еще люди и очень радостно приветствовали ошалевших и счастливых странников. Никто особо не интересовался, куда они идут, только один дед долго и тщательно расспрашивал их о станции, особенно напирал на то, как до них добраться. То, что Трава рассказывала, он тщательно записывал. Рысю сразу унесли в обшарпанную палатку в дальнем углу, а их всех провели в маленькую коморку, похожую на техническое помещение у них на «Молодежной» и принесли еду.

Голодные дети, с энтузиазмом питающихся последние дни святым духом и плесенью, накинулись на непонятно из чего сваренное, изумительно вкусное жаркое, состоящее из скользких упругих кусочков, одновременно похожих по вкусу на грибы и на мясо. У Травы возникло подозрение, что это уже знакомые им мокрицы, но делиться своими соображениями с остальными она не стала. Сама Травка в том, что касалось живых существ, была до изумления лишена брезгливости, но за остальных ручаться не могла, так что, пусть перекусят спокойно, рассудила девушка, чувствуя себя ответственной за оставшихся при ней детей. Рысю принесли позже. Варвара потом сказала, что девочка удивительно живучая, другие с такими ранами не выживают, а аптечки вообще смысла в данном случае не имеют. Но теперь все будет хорошо. А когда Трава попросила рецепт лекарства от яда сороконожки, Варвара как-то странно на нее посмотрела, но вечером принесла пол-литровую стеклянную баночку с мазью, пластиковую бутылочку с отваром и записанный на листочке рецепт, довольно простой, как убедилась Трава. Девочка искренне поблагодарила, и опять Варвара явно хотела что-то еще сказать, но прерывисто вздохнула, нервно огляделась и молча вышла, притворив дверь.

- Странно, но мало ли что?- подумалось Травке, но и этот эпизод упал в копилку невеселых вечерних размышлений. Для Травки, по крайней мере, это все было первым доказательством, что вне их собственной станции люди все-таки существуют и все, казалось, обещало окончание их пути. Буквально все желания ребят выполнялись немедленно, а то, что до сих пор ни с кем невозможно было поговорить о помощи станции, девочка приписывала тому, что их жалеют и дают прийти в себя и подлечиться. Привыкшие к такому обращению на малодетной «Молодежной», юные путешественники наслаждались, не задумываясь ни о чем. После сытного обеда ребят повели на экскурсию по станции, оставив в каморке только мирно сопящую Рысю.

Вначале Траву здесь занимало все. Станция, где они оказались, была намного красивее ее родной «Молодежной», справедливости ради нужно было это признать. Привычный с детства мир прямых линий и четких граней здесь отсутствовал совершенно. Плавные изгибы асимметричных потолочных дуг заставили девушку простоять, задрав голову, много времени, пока не затекла шея. А две надраенные до зеркального блеска скульптуры, выдранные с постаментов и перенесенные в дальний конец платформы, привел в восторг не искушенную в искусстве девушку. Особенно ей понравился цвет скульптур, такой кожи у местных не было точно. Не портила картину даже кривая, страшноватого вида трещина, прорезающая потолок станции почти вдоль всей протяженности. На «Молодежной» тоже было немало трещин, с которыми без устали боролись местные умельцы, боясь, что потолок обрушится и погребет и так сильно поредевшее население. Многие знали, что станция лежит практически на поверхности. Травка поймала себя на том, что стала упоминать Станцию, как «Молодежную», даже про себя. Раньше никогда надобности в этом не было: станция была единственной, которую они знали. Травка очнулась от раздумий и продолжила экскурсию. Дальний конец правого тоннеля обвалился. Там торчала задняя стенка старинного неуклюжего локомотива, густо завешанная ленточками и тряпочками, создававшими праздничное настроение. В этом монстре исчезнувших человеческих амбиций, как потом оказалось, было что-то вроде церкви, о которой ребята знали понаслышке и имели довольно смутное представление. Местному шаману ребят представили сегодня, на второй день после отмывания и переодевания. Травка чуть не расхохоталась, когда увидела очень толстого мужика, одетого в юбку, сделанную из кучи разномастных лоскутов самой странной расцветки. Здесь можно было различить огрызки веселого ситчика рядом с кусками грубой камуфляжной ткани, какие-то полупрозрачные газовые ткани и кожаные полоски одновременно. Если бы Травка знала их происхождение, ей было бы не до смеха. Кроме того, на шамане красовалось сразу несколько шляп. Нижняя, по-видимому, прежде была женской пляжной панамой из синтетической соломки розового цвета. В безобразно оттянутых мочках ушей болтались связки ключей и брелоков. Толстенная шея, почти не заметная под наплывами жира, была обозначена десятками совершенно невообразимых ожерелий из самых разнообразных предметов. Рыся, которую принесли два рослых аборигена, и посадили на шикарное полосатое раскладное кресло с удобными подлокотниками и подставкой для ног, раскрыв рот смотрела на невиданные богатства. Серьги и колечки самого разного размера и расцветки, масса цепочек, на которых болталась куча мелких предметов от маникюрных ножниц до кожаных кошелечков на петельках, поразили девочку. Объемное пузо опоясывали штук двадцать разномастных ремней, поясов и кушаков, а лицо скрывал угрожающего вида респиратор с двумя фильтрами по бокам, делая лицо шамана похожим на увеличенную фотографию какого-то огромного и опасного насекомого. Например, богомола, ненароком подумала Рыся. «Богомол» осмотрел со всех сторон детей, испытывающих одновременно изумление и почему-то страх. Бормоча что-то неразборчивое в намордник респиратора, шаман, так же, как и остальные станционные жители, которых было на удивление мало, человек тридцать, долго ощупывал Близнецов, потрогал кожу Травки и одобрительно потрепал пухлые щечки Рыси. Прикосновение его почему-то холодных, влажных и липких пальцев вызвало у Травки такое омерзение, что она невольно отшатнулась, не очень понимая, откуда такие эмоции к безобидному мужику? Толстяк еще покружил возле почетных гостей и с трудом залез на какую-то железную площадку, выпирающую из кормы чудовищной машины. Там он начал бубнить, махать руками и подвывать, но из-за противогаза ничего разобрать было невозможно. Хотя…остальные, видимо, понимали или знали о чем речь, поскольку с выражением самого радостного энтузиазма на лицах стали подвывать и бормотать в такт громко гундящему шаману и, согнувшись в пояснице и широко расставляя ноги, низко кланяться, стараясь достать пол руками до пола. Из-за немалого веса большинства присутствующих выглядело это так потешно, что Близнецы, не сдержавшись, прыснули. Так что Травка, которой было отчего-то не по себе, цыкнула на них. Она пыталась понять хоть что-то из маловнятного бормотания, которое нравилось ей все меньше и меньше. В общем и целом все сводилось к празднику ради новоприбывших, встрече охотников и воздаянии даров какому-то Богу, который так просто и назывался - Бог. Травка успокоилась, решив, что просто все ждут прихода охотников и какого-то праздника, а в остальном - это просто очень хороший и гостеприимный народ.