Вячеслав Хватов - Ядерная осень
– Твою мать! – Волохов с силой швырнул окурок о землю. – Ну и народ. Как работать – никто ничего не умеет и не хочет, одни гастарбайтеры на иностранной технике пашут, как воевать – тут все мастера. Работники ножа и топора, бляха-муха. И главное, на какой-то сраной опушке какого-то гребаного леса. – Он вскочил на броню: – По машина-а-ам.
Таким образом, из пяти вышедших единиц бронетехники через три недели к Исмаилову подходило только две, да и двигались они черепашьим темпом.
Волохов покосился на Брунькова. Не дергается – значит, либо Подомацкий заложился на дорогу с приличным запасом, либо их миссия не так уж важна… А что если в Москву была послана не только его группа? Волохов закурил.
– Константин, – Бруньков поморщился.
– Извини, – майор, открыв люк, вылез наружу.
Низкое мрачное небо едва ли не придавило верхушки испуганных елей. Холодный промозглый ветер трепал на пригорке уже пожелтевшую траву. На юге дрожало марево лесных пожаров. Ощутимо пахло гарью.
Остатки колонны спускались в тонущий в сумерках лог, и туман, собирающийся сшить из разрозненных клочьев свой ежевечерний саван, как шакал, по пятам преследовал экспедицию.
Эта местность была хорошо знакома майору по прошлогодним учениям, и Волохов прокладывал маршрут с таким расчетом, чтобы на их пути было как можно меньше населенных пунктов, а главное, мостов. Иногда приходилось делать приличный крюк, но береженого бог бережет.
Впереди на много километров протянулась довольно узкая лесная дорога, а значит, пора было подыскать место для ночевки. Причем устроиться было желательно на открытой местности. Кто его знает, быть может, ночью лесные пожары дойдут и сюда.
На этот раз они выбрали для ночевки заброшенную ферму. Причем покинули ее не так давно. По всему было видно, что ферма-то была действующей. Вокруг коровника тут и там валялись останки животных. Те, что еще хоть как-то сохранились, были покрыты язвами, и вообще было такое впечатление, что скотину облили чем-то, разъедающим органику. Странные были эти останки, одним словом. Из-за смрада в любой из коровников невозможно было войти. Если бы не ветер, пришлось бы им вообще искать другое место. А так у стоящего в дальнем углу огороженной территории фермы здания дирекции запаха не чувствовалось вообще. Там и разместились.
– Кислотный дождь, – Самарин ковырнул носком берца изъеденную черными оспинами крышку развалившегося колодца. – А я думал, удастся воды набрать.
– За водой съездим завтра утром в деревню, – Волохов взял из рук выходящего из здания дирекции бойца дозиметр, – а пока обойдемся своими запасами. Хорошо, что хоть радиации нет.
Технику поставили под стенами дирекции рядом с крыльцом, чтобы, в случае чего, не вступая в бой, быстро покинуть ферму.
Часть бойцов потрошила хозяйственные здания на предмет дров, часть чистила оружие. Механики, как обычно, принялись возиться со своими железными конями. Скучал только часовой на силосной башне.
Улетающие ввысь искорки костра, казалось, протыкали брюхо медленно ползущей темно-серой туче. Если с неба опять польется какая-нибудь дрянь, они останутся сегодня без ужина.
Но нет, обошлось.
Ерохин, дожевав горбушку, понес котелок наверх, на «фишку» к Файзиеву, а потом, разлив по кружкам страждущих чаек, отправился кормить начальство.
Волохов и Бруньков в это время о чем-то спорили, склонившись над картой, расстеленной на столе в директорском кабинете.
– Разрешите, товарищ майор?
– Заходи, Ерохин. Что там у нас сегодня? – Волохов отошел от стола, потирая руки. – Супчик из тушенки?
– Так точно, товарищ майор. Он самый.
– Знатно! И чаек еще остался? Вообще отлично!
– Я вот чего спросить хотел, товарищ майор…
– Спрашивай, боец, не стесняйся. Только от окна отойди. Наши с тобой физиономии издалека в поле видно.
Сержант отошел к шкафу, набитому под завязку толстыми папками с покрытыми пылью зелеными корешками, сел на стул с отломанной спинкой.
– Вот выполним мы, товарищ майор, наше задание, а дальше что? – Он вопросительно посмотрел на Брунькова. Ерохину почему-то казалось, что человек из ближайшего окружения Подомацкого сейчас начнет протестовать, и разговор закончится, так и не начавшись. Но тот промолчал.
– Что дальше, спрашиваешь? А сам-то как думаешь?
– Я это… я думаю, товарищ майор… не знаю.
– Понял, о чем ты. Я слышал ваш разговор там, у костра… – Волохов закурил. – Понимаешь, каждый из нас сейчас думает о своих. Где они? Что с ними? Вон, у Брунькова дочка так вообще в свадебное путешествие в Сочи укатила… М-да… – Майор замолчал.
В комнате стало настолько тихо, что даже сидевший в другом углу Ерохин слышал, как трещит тлеющий табак в сигарете у майора. Волохов подошел к стене, на которой висели ходики, и толкнул маятник. Тот покачался немного и опять затих.
– Одно могу сказать, в ближайшем будущем никаких увольнительных не будет. Чего говорить, не все войсковые части сейчас… хм… в порядке. Помнишь, как нас недавно встретили мотострелки? А как ты думаешь, много будет у каждого из нас шансов добраться до дома, да и вообще выжить в одиночку? Вот так-то. Как будет дальше? Нет у меня на сегодня ответа для тебя, солдат! Иди ложись спать, этой ночью заступать на «фишку» придется всем.
– А что, если… – начал Бруньков, когда дверь за Ерохиным закрылась.
– Все будет нормально, – прервал его Волохов.
– Но ведь они знают, что ты-то к жене в Москву едешь.
– А ты уверен, что от Москвы вообще что-то осталось? – У майора в руках задрожала сигарета. – Чем мы ближе, тем у меня сильнее поджилки трясутся.
Бруньков ничего не ответил, и Волохов, бросив окурок в угол, вышел на улицу.
Ильдус потер глаза и снова приник к ПНВ.
Что это? Неужели волки? Или все же собаки?
В зеленом сумраке прямо напротив него застыло продолговатое светлое пятно. Вот оно дернулось и снова застыло. Потом к нему присоединилось еще одно пятно, немного поменьше размером.
Файзиев посмотрел чуть левее. Там еще три таких же пятна быстро перемещались в сторону тех двоих.
Ни черта не видно. Метров двести отсюда. Точно волки! В лесу жрать стало нечего, вот и приперлись сюда. А может быть, людей поубавилось, бояться перестали. Шугануть их из пулемета, что ли? Нет, нельзя. Сейчас же всех своих на уши поставлю.
Вой. Жуткий, леденящий кровь, он зародился в этой непроглядной темени и, отразившись от неприступной стены леса, наполнил собой все пространство вокруг.
Волки, будто бы почувствовав свою силу, вызывали остатки рода человеческого на последний бой.
Ильдус вцепился в рукоятку пулемета и нажал на спусковой крючок. Длинная очередь расколола ночную тишину.
– Что, взяли, да? – Вспышки выстрелов озарили испуганное лицо. – Взяли?
Внизу прямо из окна выскочил Самарин. Поднявшись вверх по лестнице, он оттащил Файзиева от пулемета.
– Что? Что случилось? – Самарин прильнул к ПНВ.
– Волки…
– Что-о-о? Ты что, совсем охренел? Приказано же было огня не открывать.
– В-в-волки, – как заклинание повторил Ильдус.
– Блин, – Самарин замахнулся.
– Отставить! – Волохов встал между бойцами. – На вот, хлебни, – он протянул Файзиеву флягу со спиртом. – Утром разберемся. А сейчас марш спать. Самарин, сменишь его.
Утреннее солнце розовым квадратом окна поползло по грязно-белой стене кабинета директора ЗАО «Млечный путь». Волохов встал с дивана, потянулся и выглянул в окно. Вчерашний туман, неохотно уступая свои позиции, медленно отползал в овраги на краю леса.
Наверное, все ночные страхи показались бы теперь Ильдусу Файзиеву смешными, а вот майору было не смешно. Люди вымотались и физически, и морально. Они устали ждать неизвестно чего и бояться. Да-да, бояться. Любой человек боится смерти, будь он флейтистом в оркестре Большого театра или матерым спецназовцем. А еще больше он боится неизвестности. Это такой враг, лица которого не увидишь никогда.
Сколько им еще километров наматывать на гусеницы? Что ждет их впереди?
Майор тряхнул головой. Так, не раскисать.
За окном заурчал движок БМП – это Самарин со своими возвращается из деревни.
Что-то долго! Привезли ли воды?
Но, выйдя на улицу, Волохов наткнулся вовсе не на кого-то из своих бойцов, а на шустрого мужичка в телогрейке. Невысокого роста, он, однако, заполнил собою весь двор. Пока майор, стоя на крыльце, разминал пальцами обязательную утреннюю сигарету, этот хлыщ успел поучаствовать в разгрузке двух пластмассовых бочек, которые прямо так и везли сюда на броне, дать кому-то закурить и поругаться с Бруньковым, возмущавшимся присутствию в их расположении постороннего.