Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу
Мо Жань тяжело вздохнул и кончиками пальцев слегка потер лоб.
Вдруг кто-то постучал в дверь.
— Ши Мэй?
На вошедшем изящном юноше были свободные белые одежды. Он нашел на столе место не занятое свитками и поставил поднос рядом с Мо Жанем, затем отодвинул свечу и ласково сказал:
— А-Жань, ты был так занят, что целый день не ел. Съешь что-нибудь.
— …Ладно.
Мо Жань горько усмехнулся, положил на стол развернутый свиток и ущипнул себя за переносицу, чтобы унять пульсирующую головную боль.
— Я сварил тебе куриный суп с женьшенем[102.3] и поджарил немного овощей и мяса, — Ши Мэй расставил по столу чаши, проверяя температуру каждой. — Все в порядке, все еще теплое.
Когда они начали есть, Ши Мэй заметил, что из-под ленты Мо Жаня выбилась и упала на лоб непослушная прядь. Растрепавшиеся волосы придавали его живому лицу выражение крайней усталости. Протянув руку, Ши Мэй убрал непослушную прядку ему за ухо.
— А-Жань.
— М?
— В тот день… ты ведь что-то хотел сказать мне?
В мыслях Мо Жаня была такая неразбериха, что целую минуту он просто молчал, а когда все же посмотрел на Ши Мэя, то спросил:
— Что за день?
Ши Мэй чуть прикусил губу и, опустив глаза, напомнил:
— В день, когда Небеса раскололись.
— …
— Ты сказал… перед тем, как ушел, чтобы помочь Учителю запечатать трещину, что, если сможешь вернуться, хочешь что-то сказать мне, поэтому… — с каждым словом голос его звучал все тише, а голова склонялась все ниже.
В отблеске свечей Мо Жаню показалось, что мочки ушей Ши Мэя немного покраснели.
Мо Жань долгое время просто смотрел на него, не в силах выдавить ни слова.
Он знал, что испытывает к Ши Мэю самую глубокую и нежную привязанность, но именно сейчас у него не было мыслей и желаний подобного рода.
Да, он в самом деле часто вел себя нагло и развратно, практически не ограничивал себя ни в чем, не боялся общественного осуждения и знать не хотел, что такое праведность и моральные принципы.
Но это не значит, что у него нет сердца.
— Прости меня, — после продолжительного молчания тихо произнес Мо Жань. — У меня тяжело на сердце. Думаю… сейчас не время об этом говорить. Я скажу тебе позже, ладно?
Ши Мэй вскинул голову и посмотрел на Мо Жаня. В его прекрасных глазах читалось удивление.
Мо Жань горько улыбнулся и, протянув руку, после небольшой заминки все же положил ее на голову Ши Мэя, чтобы погладить его волосы:
— Вечно веду себя слишком импульсивно. В последнее время случилось столько всего, слишком многие проблемы предстоит решить, и я… я не знаю, когда смогу взять себя в руки и навести порядок в делах. Боюсь, тогда я слишком поспешил.
Теперь теплый свет свечи падал на лицо Ши Мэя, и было видно, как сильно он побледнел.
— Импульсивно? — сделав многозначительную паузу, он усмехнулся. — А-Жань, в тот день наши жизни были поставлены на карту. Я был уверен, что те слова, что ты хотел сказать мне, ты давно продумал.
— Да, — Мо Жань нахмурился. — На самом деле в своем сердце я давно держал ту мысль, и это осталось неизменным, но…
— Но?
— …Сейчас не время…
Его спрятанная в длинном рукаве рука сжалась в кулак:
— Сейчас не время, Ши Мэй. Ты же не знаешь, насколько это важно. Я не хочу обсуждать это в спешке и в подобной обстановке… Я…
— Господин!
Внезапно в Зал Даньсинь ворвался один из служащих. Увидев Мо Жаня, который в последнее время занимался делами ордена, он поспешно склонил голову и поприветствовал его:
— О, молодой господин Мо.
Воспользовавшись перерывом в разговоре, Ши Мэй смог взять себя в руки, и на его бледное лицо вновь вернулся румянец. Он быстро откинулся на стуле так, чтобы снова оказаться в тени и спрятал руки в длинных рукавах, вернув лицу прежнее безмятежное и невинное выражение.
Мо Жань, не обращая внимания на перемену его настроения, поднял взгляд на вошедшего:
— В чем дело?
— За горными воротами[102.4] ожидает очень важный гость, поэтому я пришел, чтобы доложить о нем.
— Важный гость? – переспросил Мо Жань, — главы всех десяти Великих Орденов сейчас на горе Линшань. Откуда этот важный гость?
Похоже ученик был напуган или слишком взволнован встречей с высоким гостем. Залившись румянцем от волнения, сбиваясь, он, наконец, выдавил:
— Ох… Это великий мастер Хуайцзуй[102.5] из Храма Убэй!
— Кто?!
Несмотря на то, что сам он когда-то был Императором, заслышав это имя, Мо Жань так резко вскочил, что Ши Мэй испуганно шарахнулся в сторону.
— Мастер Хуайцзуй?
Подобная реакция Мо Жаня была вполне естественной, ведь мастер Хуайцзуй постиг все тайны духовного развития и являлся легендарной фигурой в мире совершенствующихся.
Этот человек давно уже достиг просветления и должен был вознестись. Однако в тот день, когда Небесные Врата распахнулись перед ним, он с поклоном отверг божественную благодать, сказав, что не может расстаться с бренным миром и отказаться от пожизненного служения, пока не искупит грехи молодости. Божественное сияние померкло, лотосы завяли, путь к вознесению закрылся для него. Облачившись в поношенные одежды монаха[102.6], мастер Хуайцзуй взял свой посох и ушел в мир, по доброй воле лишившись возможности стать бессмертным небожителем.
Отказавшись от вознесения, он отправился в Храм Убэй[102.7], где ушел в затворничество, чтобы предаться длительной медитации. Сто лет пролетели словно один день.
За это время в мире совершенствующихся его имя стало легендой, но тех людей, кто видел его воочию можно было пересчитать по пальцам одной руки.
В прошлой жизни Мо Жань перевернул весь мир заклинателей с ног на голову, наделав много шуму, однако ему так и не удалось встретиться с мастером Хуайцзуем. Монах был уже слишком стар и за год до того, как Мо Жань стал хозяином смертного мира, под весенним дождем он ушел в посмертную медитацию[102.8], достойно завершив свой долгий жизненный путь.
Мо Жань и предположить не мог, что после его возрождения, этот отшельник сам решит нанести ему ночной визит.
Множество мыслей в одно мгновение