Конрад Керз: Ночной Призрак - Гай Хейли
Керз не верил в человечество. Он видел, что нож юного бандита выпал из ножен и лежит слишком далеко, чтобы парень мог им воспользоваться, но не обратил на это внимания. Он уже забыл, что будущее могло оказаться иным.
Только один вариант. Только одна дорога к цивилизации, вымощенная костями, омытая кровью. Ведущая к миру.
Правосудие не ошибается.
— Видишь? Видишь?! — Конрад Керз тыкал окровавленным пальцем в жуткую статую отца. — Я знаю, что видишь. Только великие люди могут привести человечество к процветанию. Ты полагался на их лучшую природу, но ее не существует. И поэтому я лучше, чем ты. Я увидел истину, а ты — заблуждался. — Примарх хихикнул, прикрывшись ладонью. — А потом говорят, что это я сошел с ума! Разве это я взял себе громкий титул? Нет! — Он покачал пальцем. — Разве это я пытался подчинить все человечество своей воле? Нет. Разве я приказывал вырезать целые расы, разрушать цивилизации и уничтожать полные жизни миры ради мечты? Нет, нет и еще раз нет! — Он сорвался на крик и тут же сжался, будто ожидая удара.
Тишина. Холод. Темнота.
Убедившись, что наказания не будет, Керз хитро улыбнулся:
— Я убивал, мучил и пытал. Все так. Но жертвы всегда составляли лишь малую долю тех, кого я встречал на пути. Ровно столько, сколько нужно, чтобы тупое стадо остановилось, подумало и спрятало ножи. Я говорил правду. Я говорил: «Удержите свою руку, и я удержу свою». Я советовал им прислушаться к страху в сердце, и тех, кто повиновался, ожидала пощады. А ты, хитрый, злобный, коварный отец, ты заталкивал им в глотку ложь о светлом будущем до тех пор, пока зеркало не треснуло и вся тьма, ждавшая по ту сторону, не вылилась наружу. Мне кажется, ложь — это небольшое прегрешение, пока она сама небольшая. Но твоя ложь — она не такая! Самая большая ложь из всех! — Примарх воздел влажные и красные от крови руки. — Какая невероятная! Какая дерзкая! Ни одно преступление, которое я совершил, не может сравниться с ней по масштабам. Каждый мертвый ребенок, разрушенное общество, каждая цивилизация, которую я загнал на закоулки истории, чтобы порадовать тебя… Что они все по сравнению с правдой, которую ты от нас скрыл?
Он поежился и завернулся в плащ из перьев, словно холод наконец-то пробрался достаточно глубоко под кожу, чтобы обратить на себя его внимание.
— Я был тем правосудием, каким ты меня создал. Я покупал миллиарды жизней ценой боли нескольких миллионов, пока мои братья убивали, жгли и бомбили. Но чудовищем стал именно я. Я был порождением ночи, которого одинаково боялись и презирали, а они — твоими сияющими рыцарями. Великий Хорус! Славный Фулгрим! — Примарх усмехнулся. — Ты либо не видел их предательства, либо не потрудился нам о нем рассказать. И мне ведомо, что было на самом деле. — не мигая уставился в пустые глазницы своего создания. — Ты знал. Всегда знал.
Керз отвернулся и закашлялся, затем поковырялся ногтем в зубах, вытащил застрявший между ними кусок сердца и принялся задумчиво жевать. Внезапно он резко втянул воздух носом и поднял брови — как человек, только что осознавший что-то важное.
— Я забыл! Совсем забыл! — радостно воскликнул примарх. От презрения не осталось и следа. — Я же рассказывал, как оказался здесь, на Тсагуальсе, но поменял тему. Как невежливо с моей стороны! Давай продолжим.
5. ПЯТЫЙ ПАССАЖИР
У Элвера не бывало приятных снов. Чаще всего он видел в них кости, кровь и огненные дожди. Еще один навязчиво повторяющийся образ — тлеющие города, пепел, падающий с небес. Почти каждая его ночь превращалась в долгий конец света. Иногда вместо огня ему снился разъяренный Овертон, врывающийся в каюту и избивающий его за дерзость, молодость или что-либо еще, что казалось капитану оскорбительным. Это было почти так же плохо, как и наяву, когда Элвер, совсем еще юный, не мог дать сдачи.
Самые редкие сны — о доме и родном корабле — по мнению подмастерья, были и самыми страшными из всех. Ведь после пробуждения приходило сокрушительное разочарование.
Из-за всего этого Элвер не любил спать. И когда ему все же приходилось это делать, как и любому другому человеку, он прибегал к внушительным дозам вспомогательных средств. Большая часть его скромной зарплаты уходила на медикаменты, наркотики, если удавалось их достать, и алкоголь. Третий пункт значительно отставал от первых двух по объемам, но все же был обязательным компонентом программы. Элвер мог уснуть, только накачав себя препаратами до беспамятства. Иначе он лежал в тесной каюте, смотрел в потолок и боялся того момента, когда организм все-таки отключится. Он называл эти вещества своими помощниками, но на самом деле просто безнадежно пристрастился к ним.
К счастью для него, колоссальная громада Империума производила ошеломляющее количество различных психотропных веществ, а работа на корабле капитана-хартиста обеспечивала доступ к контрабандным товарам. И хотя «Шелдрун» курсировал лишь между пятью космопортами в двух звездных системах, даже этот крохотный кусочек человеческой империи был громадным по сравнению с тем, что видели за свою жизнь большинство ее обитателей. И возможностей забыться для отчаявшихся людей в нем было немало.
Элвер определенно причислял себя к отчаявшимся.
В ночь, когда они притащили саркофаг на борт, подмастерью снились пропахшие потом темные коридоры, по которым разносились жуткие вопли. Наркотики дробили его сны на несвязные фрагменты. Все они, даже по отдельности, были неприятны, но все равно переносились легче, чем сны целиком. Вещества, однако, делали пробуждение тяжелым. Из-за них Элвер и проспал начало катастрофы.
Он пришел в себя под звуки истошного прерывистого воя сирены — кто-то включил общую тревогу на «Шелдруне». В дверь колотили с настойчивостью, которая означала только одно: кто бы там ни был, он не собирался уходить.
Металл переборки приглушал вопли, но не настолько, чтобы их не было слышно.
— Элвер! Элвер, прокляни тебя Император! Элвер! Вставай!
— А? Что случилось?
Сонный мозг подмастерья словно сжался