Ярослав Петрашко - Черный бульвар

Однако Снег, невзирая на то, что его приход сюда, на место происшествия годичной давности, вряд ли имел смысл, крутился и крутился в перепутанных тропинках среди кустов, обступавших заброшенную лесопилку, будто кого-то или чего-то ожидая. Наконец, он вошел под прогнивший и местами обвалившийся навес и принялся с помощью миниатюрного фонарика-авторучки рассматривать тронутую ржавчиной пилораму, обкусанные кем-то, очевидно, вездесущими крысами, провода, окурки в углу, пустые бутылки и прочий мусор, оставляемый бомжами, подростками и прочими криминогенными элементами, нуждающимися в таких безлюдных глухих местечках для отправления своих нехитрых антиобщественных потребностей. Внезапно Снег понял, что понапрасну жжет батарейку своего фонарика: из неожиданно разбегавшихся туч выглянула полная, без единого изъяна, луна. «Черт, ведь сегодня 20-е», — пробормотал сквозь зубы старший инспектор и с видимой поспешностью скрылся в густых кустах…

…Саша понял, что промахнулся, когда получил сильнейший толчок локтем в грудь и снова очутился в кустах. Инстинкт, заменивший на время голода сознание, приказывал телу снова прыгать и он уже был готов повторить нападение, когда вдруг услышал знаковый голос: «Ну вот, а я уже было вовсе решил, что ты, мой осатаневший друг, — конченный толстовец, и тебя всю жизнь придется кормить из бутылочки. Предупреждать надо, я же тебя мог как следует зашибить!

Саша, спотыкаясь, выбрался из водостока и ошалело наблюдал, как Ян, оказавшийся жертвой безумного сашиного нападения, шарит под кустами вдоль обочины, отыскивая закатившийся во время схватки большой алюминиевый термос. Его поиски облегчила полная и яркая луна, выглянувшая из-за облаков. Ян поднял термос, протянул его Саше и бережно поправил звякнувшие в пластиковой сумке бутылки.

— Если бы не забота об этих хрупких проказницах, ты мог бы очутиться прямо во дворе нашего гостеприимного хозяина. А вообще, я тобой горжусь. С почином, Алекс, с почином! Жаль, что тебе не попалась какая-нибудь настоящая добыча вроде тех молодых охломонов, что прошли меньше чем минуту назад в сторону старой лесопилки. Я бы с удовольствием перестал корчить из себя альма патера, и мы бы славно поохотились напару! Ладно, не трясись, идем домой: ваша папа пришла, свежей плазмы принесла.

Он подхватил Сашу под руку и потащил к калитке. В комнате Ян выставил бутылки на стол и удовлетворенно сказал: «Не разбились! Как я все-таки быстр и ловок, аж самому приятно! А ты сотри со своего лица затравленное выражение и займись термосом: там твой ужин». Саша, впервые после своего неудачного нападения пробормотал хриплым голосом: Опять, наверное, кого-то укокошил, душегуб несчастный.

— Ну, во-первых, если кто-то из нас двоих и является несчастным душегубом, так это ты. А, во-вторых, кровь эта чисто животного происхождения, экологический стерильный продукт, плод моей чудесной вечерней прогулки на ближайшее пастбище. Корова попалась очень примерного поведения, и я не только от души полакомился, но и позаботился о тебе, о мой бледнолицый брат Неудачный Прыжок. Интересно, а может ли уеденная мной корова забросить свою фитотрапезу и заделаться вампиром? Жаль, что ты не биолог, мог бы кандидатскую на этом сделать. Так что, приятного аппетита, а я пока приготовлю для тебя кое-какой сюрприз! — И с этими словами Ян вытащил из-под кровати плоский черный чемоданчик, окантованный металлом. В чемоданчике оказалась новейшая компактная японская система для прямого переливания крови, как прокомментировал Ян, «вне условий стационара».

— Отличная вещь, работает как от сети, так и в автономное режиме. По твоему еще не просиявшему лицу вижу, что ты ничего не понял. Теперь мы с тобой сможем напиваться в стельку, как сиамские близнецы: я буду пить, а ты — похмеляться. Доходит?? Ну вот, закуси как следует, потом мы с тобой приговорим эту пару коньяка, как раз по бутылке на брата, а потом двинемся в санаторий УВД, там сегодня дискотека. А ты еще упрекал меня в эгоизме!

…Спустя полчаса друзья сидели за столом друг напротив друга, имея в локтевом сгибе по игле, воткнутой в вену, трубки от игл уходили в чрево механизма, подмигивающего индикаторными светодиодной из раскрытого чемоданчика. Ян опрокидывал стакан за стаканом, Саша свободной рукой подливал ему, заботливо приговаривая: А теперь за маму, а теперь за папу, не сачкуй, не сачкуй, ты на провозе не один!

…К половине двенадцатого оба были в полном порядке. Ян, слегка покачиваясь, аккуратно вынул иглы, смазал Саше место укола йодом, промыл и уложил все принадлежности в чемодан, кроме одноразовых трубок и игл (СПИД не спит! «А ты, вообще, не заразный? Еще и меня вегетарианцем сделаешь!»). После чего они, придерживая друг друга под руки на крутых поворотах дорожки, двинулись к санаторию.

Веня Кропалик, самое ничтожное существо даже среди своих педагогически запущенных друзей, опрометчиво собранных каким-то сердобольным активистом под сенью бойскаутского лагеря, находился на лесопилке в полном одиночестве. Друзья ушли на дискотеку в санаторий УВД, куда Кропалик идти отказался не столько по причине нелюбви к салолу сочетанию УВД, сколько из-за ранней сексуальной озабоченности: ему удалось уломать дочь лагерного сантехника Вальку с помощь богатого подарка — флакона французских духов, вытащенного из сумки зазевавшейся пляжницы. Правда, духами уже пользовались, но то же самое можно было с полным правом сказать и о Вальке, поэтому сделка состоялась, и теперь Веня томился от скуки в ожидании предмета своих вожделений.

Уже была выкурена сырая «астра» с особым вниманием рассмотрены карманные порношедевры, представлявшиеся в неверном свете луны манящими и пленительными картинками совсем близкого будущего, а деланная паскуда Валька все не шла.

От безделья Венька, припомнив отрывочные сведения по своей будущей специальности, которой его вот уже год безуспешно пытались обучить в бывшем ПТУ, а ныне — Техническом лицее, занялся исследованием проводков, ведущих к пилораме с дебильным упорством, достойные лучшего применения, стараясь запустить двигатель, приводящий в действие вертикальные пилы. Как ли странно, ему удалось то, что не удалось два года назад, совхозному электрику: пилорама затрещала, завизжала и заработала. Веня со счастливым лицом послушал эту музыку своей маленькой победы и, не поленившись, принялся тащить небольшое бревно с намерением распустить его на доски, хотя для чего он это делает, Кропалик не имел ни малейшего представление. Очевидно, смысл полуночной распиловки трухлявой древесины был недоступен не только ему одному: бело-голубой в лунном свете чудовищный волк, бесшумно вынырнувший из кустов, тоже застыл на мгновение, будто недоумевая, его первый взрык потонул в визжании пилы впервые после долгого перерыва получившей пищу. Будто сердясь на самого себя, Зверь мотнул головой и, присев издал рев такой мощности, что перекрыл шум работающего станка. Веня Кропалик оглянулся, его мозг потомственного алкоголика и наркомана не смог выдать по своим полуразрушенным нейроцепям сигнала истинного ужаса, что сравнило его с героем: он посмотрел на диковинную псину, поднял валявшийся на земле кол и довольно точно метнул его Зверю в голову, подлый монстр позорно пригнулся, но уже в следующее мгновенье прыгнул на свою дерзкую жертву и, видимо, от охватившей его странной растерянности, промахнулся, наконец, до Кропалика дошло, что надо как-то слинять, и он вспрыгнул на стол пилорамы, чтобы соскочить в кустарник за столбами навеса и удрать по тропинке в поселок… Но тут волк прыгнул вторично и в силу какого-то чисто статистического стечения вероятностей, лишь нижней челюстью и одной лапой зацепил свою упрямую жертву. Веня взвизгнул почти так же громко, как пилорама, дожевавшая свою порцию дерева, присел — и тут его подхватила подошедшая за новым бревном лапа подавателя… мелькающие ржавыми, не успевшими очиститься зубьями, вертикальные пилы получили новую работу. Страшный, непохожий на человеческий, крик оборвался почти одновременно с шумом механизма: что-то странное, с чем не смогла справиться бегущая и вращающаяся сталь, заставило пилораму остановиться. Несколько мгновений царила полная, всеобъемлющая тишина, затем нечто теплое и жидкое закапало на замусоренную землю. Зверь брезгливо потянул ноздрями воздух и, если бы он мог пожать плечами в недоумении, он бы обязательно сделал это. В следующее мгновение он исчез бесследно и беззвучно. Прошли долгие минуты. Кровь, стекающая под пилораму, образовала лужу, блестящую в лунное свете, как растопленная смола. Тяжело ступая, из темноты вышла пятнистая корова со свежей раной на шее. Шумно вдохнув теплый сытый запах, она опустила в лужу морду и принялась с удовольствием пить…

Ночная дискотека, посвященная очередной годовщине Августовской демократической революции, в санатории УВД была в полном разгаре. С помощью этого мероприятия администрации санатория рассчитывала поправить свои финансовые дела, пошатнувшиеся из-за затянувшегося ремонта, поэтому пускали не как обычно, только своих, а всех, кто платит, и в результате компания была пестрая, бестолковая и пьяная, а дежурный полисмен из райотдела, которого по советской привычке еще именовали ментом, сквозь пальцы смотрел на некоторые недопустимые, согласно обычного порядка, вещи. Вмешивался он, как правило, только когда возникала пьяная свара, или кто-то, перебрав у стойки бара, пускался во все тяжкие, либо просто норовил свалиться под ноги танцующих и уснуть. Тогда по его знаку появлялись два плотных массажиста из санаторной обслуги с повязками на рукавах и аккуратно ликвидировали острый момент.