Евгений Филенко - Гигаполис
Говорят, недавно в таком же магнаре застукали живого сприггана. Вот пакость-то…
А собственно, куда я лечу?
Например, в Северный порт. Сунуть любому грузчику столько денег, сколько он запросит – и через сутки я уже в другом мире.
Дьявол, но у меня нет достаточной суммы. Не переться же, в самом деле, в банк с моей засвеченной отныне карточкой?! Я нищ и гол.
Следовательно, мне нужно раздобыть эту сумму.
Вот из порта и свяжусь с теми, кто может мне помочь. Важно лишь ни секунды не останавливаться. Чтобы ктыри не смогли засечь меня своими сканерами.
Вваливается и распределяется по салону стая молодняка, разукрашенные, разболтанные и горластые. Та еще пакость, гаже любого сприггана. Гогочут, как жеребцы, болтают на варварском наречии, из которого мне понятен лишь мат. Ищут, к кому бы привязаться.
Например, к унылому типу, почти повисшему на поручнях, будто жгут нерасправленного белья. В толстых перчатках, наверняка доходящих до локтей, в натянутой на уши вязаной шапчонке, в толстом шарфе и душном, мало подходящем для нынешней мягкой осени, стеганом пальто с поднятым воротником. Вокруг странного типа ни души, словно очерчен невидимый круг, переступить который не отваживается никто. И эта шпана ни за что не отважится. Брякнуть какую-нибудь дрянь в его адрес, да тут же над нею и поржать – вот и все, что они могут себе позволить… Спидюк. Ходячая мина замедленного действия. Приговоренный, вышедший из камеры смертников проветриться, пока не явился палач.
Например, ко мне. Ну, у меня они живо бы скисли. Если бы я был при оружии. Если бы не ктыри на моем хвосте… А так я вынужден сидеть смирно, уперев рыло в грязное стекло, и делать вид, что я глухой, слепой и немой.
Кстати, о ктырях. В противоположном конце салона мелькает ядовито-желтый дождевик.
Будьте вы прокляты!
Медленно, словно боясь потревожить спящую змею, выползаю из кресла. Один из гаденышей как бы ненароком пихает меня плечом – не реагирую. Я простой, тусклый человечек, и всякое говно вправе вытирать о меня свои паскудные ботинки… Спускаюсь вниз.
Мимо меня, воняя канализацией и пивом, по лестнице топают грубые, немытые, небритые работяги, что вошли, видимо, на предыдущей станции. Слышно, как они с разгону, без единой секунды промедления наезжают на раздухарившуюся было шпану. «Убери копыта, баран!..» – «Чо ты набухаешь!?» – «А чо ты тычешь, коз-зел крашеный, пидорюга?..» Невольно испытываю благодарность к пролетариату.
Магнар пролетает по висячему мосту над серыми коробками какого-то отчаянно дымящего завода. Вот где меня никогда бы не нашли… Едва только магнар останавливается, пулей выскакиваю на платформу.
И нос к носу сталкиваюсь с желтым дождевиком.
Спокойно, Зомби, спокойно…
Хозяин дождевика едва достает мне до плеча. Выпростав из длинных рукавов тонкие, почти детские руки, он опускает воротник, откидывает капюшон в мелких, не высохших еще капельках. Я вижу смуглую рожицу, слегка приплюснутый вздернутый носик и узкие черные глазенки, умело расширенные макияжем.
Девчонка из «Инниксы».
Я молчу, не зная что сказать. Быть может, умнее всего повернуться и хромать своей дорогой, делая вид, что мы никогда прежде не встречались?
– Пойдемте, – говорит она и уверенно берет меня под руку.
Это начинает выглядеть забавно.
– А куда мы идем? – спрашиваю я.
– Ко мне.
– Ты сочла неисполненным свой профессиональный долг? И решила наверстать упущенное? Но сейчас я несколько не в форме…
– Меня послал Тунгус.
– Вот оно что… Просил что-то передать?
– Да. Во-первых, что вы с вашим партнером… – алые губки произносят чудовищное ругательство. – Нельзя было стрелять в его заведении. Тем более в трассера. Теперь «Инникса» надолго будет засвечена. Во-вторых, немного денег. Там хватит, чтобы расплатиться со мной и даже на пару взяток, если захотите кому-то дать. А в-третьих, что я вас укрою до тех пор, пока вы не успокоитесь и не придумаете, как исчезнуть из Гигаполиса. Иначе это придумают за вас.
– Ты уверена, что меня не станут искать в твоей конурке?
– Никто не может быть в чем-то уверен, – говорит она философски. – Но у меня вас начнут искать не скоро. Я живу в заводском районе.
Может быть, в этом есть резон. И, честное слово, пара часов трезвого неспешного размышления пойдет мне только на пользу.
– Как тебя зовут, ангел?
– Ольга.
– А меня…
– Я буду называть вас Зомби.
– Идет. А за что я должен буду с тобой расплатиться?
Она смотрит на меня как на дебила.
– Я же рискую, укрывая вас. И потом, профессиональный долг действительно существует.
Эта нимфетка рассуждает как прожженная мадам из фешенебельного дома свиданий!
Мы покидаем станцию и выходим на свежий воздух… если эту газовую смесь можно назвать воздухом. Здесь нет даже дождя. Наверное, он попросту не может пробить свинцовые облака промышленного смога, что ползут по небесам, как струи нечистот в сточной канаве. В горле начинает першить. Я захожусь в неудержимом кашле. Ольга насмешливо косится на меня.
– Как ты можешь здесь жить? – хриплю я.
– Я здесь родилась, – отвечает она.
Мы идем по растрескавшемуся тротуару вдоль высоких бетонных заборов, из-за которых доносится лязганье, мерные удары тяжелого по тяжелому и рев надсаженных двигателей страшной мощи. Никто не попадается нам навстречу. Очевидно, в этом районе только работают и ночуют. Вся остальная часть жизни способна протекать нормально лишь за его пределами. Ктыри должны обладать буйной фантазией, чтобы искать меня в этом могильнике.
Заборы сменяются убогими древними пятиэтажками. Оказывается, есть еще такие, и в них до сих пор обитают… Язык у меня не поворачивается спросить, не в одной ли из них я принужден буду «успокаиваться». Но надежды на то, что это кошмарное зрелище вдруг сменится чем-то похожим на современное жилье, тают с каждым шагом.
В довершение ко всему, прямо посередине улицы я вижу живую крысу. Содрогаюсь от омерзения. На мордашке моей спутницы не отражается никаких эмоций.
Странное дело, но я и вправду ощущаю освобождение от того страха, что гнал меня по Гигаполису еще полчаса тому назад. В конце концов, почему бы разнообразия ради не пожить немного в трущобах?
Ольга сворачивает к совершенно жуткому, кажется, даже покосившемуся на один бок, строению. Деревянная, вдрызг разбитая десятками лет непрерывных пинков дверь единственного подъезда со скрипом отворяется. Кто-то невидимый, кряхтя и кашляя, ковыляет нам навстречу – едва успеваю увернуться, чтобы не быть задетым его замызганными тряпками… Поднимаемся – пешком, без лифта! – на четвертый этаж. Ольга отпирает архаичным металлическим ключом музейный замок.
И этот кошмар кончается.
В ее квартире чисто, тепло и ничем не воняет. Я далек от мысли, что она сама обустроила это гнездышко. Никаких ее личных доходов на то не хватило бы. Значит, у нее непременно есть хозяин.
Впрочем, меня это пока не волнует.
Стягиваю набухший от сырости плащ, избавляюсь от хлюпающих туфель. Ольга подает мне экзотического вида плетеные сандалии. Под дождевиком на ней желтые шорты и просторный черный свитер с красным драконом. Сейчас она выглядит сущим ребенком.
Раздвинув тростниковую занавесь, попадаю в комнатку, устланную богатым ковром, имитацией под звериную шкуру. В углу – видеосет с полутораметровым экраном и музыкальный центр. Напротив – низкое овальное ложе под шелковым покрывалом в восточном стиле. Пара кресел, придвинутых к овальному же столику. На полочках и на столе – незатейливая икебана. Единственное окно плотно зашторено и, подозреваю, даже заколочено.
Из прихожей доносятся два голоса: один – Ольги, другой – явно принадлежащий подростку мужеска пола. Оказывается, мы здесь не одни… Впрочем, кто-то же обязан присматривать за жилищем в отсутствие хозяйки!
Дверь негромко хлопает, лязгает замок. Вот теперь мы, кажется, одни.
Ольга неслышно, как танцующая тень, порхает по комнате. Убавляет свет, смахивает невидимую пыль с видеосета, включает негромкую музыку… Все это время я почти лежу в кресле, не чуя ни рук ни ног от усталости.
Между тем девчонка в своих танцевальных па добирается до встроенного бара, звякает там бутылками. Подходит ко мне с двумя высокими бокалами в руках и, опустившись на колено, один протягивает мне.
– Где у тебя фонор? – спрашиваю я.
– В прихожей.
– Принеси.
– Конечно, господин, – отвечает она, смиренно опуская глаза. Так в ее представлении должна вести себя гейша. Интересно, ведает ли она, что гейши не разгуливают в шортах? – Но сначала я хотела бы исполнить свой профессиональный долг…
– Долг? – я коротко усмехаюсь. – Что ж, неплохо придумано. Где здесь ванная? От меня разит страхом, как от вонючего козла, я хотел бы смыть его.
12. Сергей Сполох
Мокрый и жалкий, переступаю порог и с облегчением отгораживаюсь дверью от Гигаполиса. С его уличной вонью, неистребимой сыростью и разлитым в самой атмосфере ощущением тревоги и неуспокоенности. С его криминальной мразью и апокалипсической нечистью. С его проблемами, столь ненавистными мне – главным образом потому, что мне приходится изо дня в день ими безуспешно заниматься.
