Михаил Николаев - Телохранители
Собаки не любят, когда им смотрят в глаза. Так может смотреть только более сильный. Тот, кто имеет на это право. Овчарка не чувствовала от кота запаха страха. Ее разглядывали как некую диковинку, досадное недоразумение, которое надо устранить. И она неожиданно для себя поняла, что устранять будут прямо сейчас. Ее. Здесь, прямо на этом месте. И не особенно напрягаясь.
Собака начала пятиться. Кот шел молча, неумолимо приближаясь. Овчарка начала пятиться быстрее. Ее задница уже не успевала за передними лапами и начала поворачиваться в сторону. Кот ускорил шаги. Окончательно сломленная псина развернулась и, пронзительно скуля, бросилась наутек. Кот перешел на бег. Расстояние между ними не сокращалось. Собака ускорилась, насколько могла. Теперь она мчалась во всю прыть, как будто от скорости бега зависела ее жизнь. Кот перешел на длинные прыжки, буквально пластаясь в воздухе.
Хозяин кричал, призывая свою убегающую собаку. Стучал поводком по ноге. Она, скорее всего, его даже не слышала. Народ на площади улюлюкал. Бешено несущаяся парочка свернула на улицу и скрылась за углом. Все замолчали.
Примерно через полминуты из-за угла появился Иннокентий. Он неторопливо, даже не шел, а шествовал к флаеру. Распушенный хвост торчал вертикально, как знамя. Довольная морда щурилась.
Площадь встретила Иннокентия аплодисментами. Такого представления никто из собравшихся на ней, еще никогда не видел. Купаясь в лучах славы, котяра подошел к флаеру, запрыгнул сразу на сидение и принялся умываться.
Как раз к этому времени на площадь начали выходить депутаты Эдускунта. Часть из них сразу направлялась к флаерам и те быстро взлетали. Остальные смешивались с толпой, но не растворялись в ней, так как каждого окружала группа мужчин. В каждую из этих групп входил один полицейский. Короткий инструктаж, посадка во флаеры и убытие. Закон принят. Можно переходить к активным действиям. Полицейские занимались бы этим пару недель. А при активном участии добровольцев, скорее всего, справятся уже к ночи.
А вот и Унельма вышла. Иннокентий запрыгнул мне на плечи, устроился там, и мы пошли ей навстречу.
Рядом с Унельмой шел высокий худой мужчина, при взгляде на которого возникала ассоциация с обветренной скалой. Резкие, будто вырезанные из твердого камня черты лица. Глубокие морщины. Твердый, четко очерченный рот. Короткий ежик выбеленных неумолимым временем, но все еще густых волос. И внимательные глаза под седыми кустистыми бровями. С возрастом подобных людей всегда очень легко промахнуться. Ему с равным успехом можно было дать и 60, и 90. Они подошли, и Унельма представила его нам:
— Знакомьтесь, это президент Суоми, Константин Соболев.
Сначала я удивился. Потом вспомнил, что этнические финны составляют всего около трети населения колонии. Поэтому то, что президентом оказался славянин, а сомневаться в славянских корнях Соболева у меня и мысли не возникло, было абсолютно в порядке вещей. Неожиданно, но вполне логично.
Я представился сам и представил своего напарника. Рука у Соболева оказалась под стать лицу. Твердая, будто вырезанная их камня, и, несомненно, сильная. Рукопожатие было коротким, но емким. Он не придерживал мою руку в своей, не пытался жестко сжать пальцы. Все было естественно, без наигрыша и рисовки.
Не менее естественным, причем для обоих, было и его рукопожатие с Иннокентием. Было видно, что оба воспринимают своего визави если не как совсем равного, то, безусловно, в качестве достойной личности.
— Сегодня утром у меня была продолжительная беседа с Антеро Корхоненом, — начал разговор Соболев. — По ее результатам мы пересмотрели многие из своих представлений и частично изменили свои взгляды на происходящие события. Это я попросил вас немножко задержаться, так как хотел пообщаться и лично выразить свою благодарность. Вы ведь еще не успели посмотреть нашу планету?
— Нет, все это время мы находились в столице.
— Отлично, тогда я предлагаю совместить приятное с полезным. Сейчас слетаем в одно место, а заодно и поговорим. Как раз и погода налаживается. Так что незабываемые впечатления я вам гарантирую.
То, что Эдускунт принял закон, я думаю, вам уже понятно. Но это было не единственное решение, которое было принято на сегодняшнем заседании. В частности, в связи с возникшими обстоятельствами, сумма, причитающаяся вам с напарником по контракту, пересмотрена. Она увеличена в два раза и уже перечислена на ваш счет. Во-вторых, вам обоим предоставлены бессрочные приглашения для проживания на Суоми. Это первые такие приглашения в соответствии с новым законом.
— Спасибо. И это все, что решил Эдускунт?
— Разумеется, нет. Сегодня было принято много важных решений. Например, приняты законы о формировании двух силовых структур: профессионального отряда быстрого реагирования и контрразведки. Но об этом мы поговорим позже. А сейчас — прошу на борт.
Повинуясь жесту Соболева, из поднебесья сорвался полувоенный флаер с хищными, стремительными обводами, заложил грациозный вираж, завис над самой мостовой и мягко встал на посадочные опоры в нескольких метрах от нас. Люк мягко отъехал в сторону. Такому флаеру эскорт явно не требовался. Чувствовалось, что он в состоянии и сам достойно за себя постоять. Мы с Иннокентием, Унельмой, Соболевым и примкнувшим к нам Корхоненом, который в течение всего разговора ненавязчиво ошивался поблизости, заняли места в прозрачной кабине. Люк тихо чавкнул, присосавшись к обрамлению дверного проема.
— Летим на Сахарную Голову, — дал указание пилоту Соболев. Тот кивнул, оторвал флаер от грунта и неуловимым, стремительным движением, бросил послушную машину в воздушный простор.
Миг, и стольный град остался далеко внизу. Флаер ввинчивался в пространство, как будто для него не существовало такого понятия, как сопротивление воздуха. Горизонт рывком отодвинулся, брызнув в глаза насыщенным, синим цветом. Разумом я понимал, что это океан, но я еще никогда не видел такой глубокой, концентрированной синевы. Возможно, причиной такого глубокого оттенка синего цвета являлся спектр Кеплера-62, представляющего собой оранжевый карлик. Может быть, угол, под которым его лучи отражались от воды, или, например, глубина, либо прозрачность океана. Все эти мысли пронеслись через сознание по касательной, почти не затрагивая его, завороженного открывающейся перспективой. Синее небо где-то очень далеко соединялось с ширящейся полосой еще более синего океана.
Я все эти дни осознавал, что нахожусь на острове, но это понимание сидело где-то глубоко внутри, и только сейчас выплеснулось в сознание. Да, остров был достаточно большим. И под ногами он воспринимался как нечто непоколебимое, подразумевающее надежную опору. Только сейчас я до конца прочувствовал, насколько мала эта плоская вершина горы по сравнению с размерами океана. Пятнадцать миллиардов кубических километров воды. И маленькие песчинки островов. Вот уж действительно, всем своим нутром ощущаешь, что остров это часть суши, со всех сторон окруженная водой. Очень уж маленькая часть получается.
Высота полета больше не увеличивалась, но ширина этой невообразимо синей уже не полосы даже, а некой полубесконечной области продолжала расти. А остров, раскинувшийся далеко под ногами, уменьшался. Мы приближались к его краю. И вот там впереди, где заканчивался сужающийся зеленый клин, глубоко вторгшийся в эту невозможную синь, неожиданно вспыхнула яркая белая точка. Я понимал, что неожиданным это оказалось только для меня. Пилот уверенно держал курс именно на нее.
Светящаяся точка росла. Сначала она превратилась в быстро увеличивающееся пятнышко, которое, разрастаясь вширь и ввысь, преобразовалось, наконец, в огромный белоснежный конус, основание которого вытарчивало из морских глубин на самом конце острого мыса, а усеченная вершина площадью в добрый гектар возвышалась над поверхностью воды метров на двести.
Флаер мягко спланировал прямо на вершину и замер, чуть качнувшись на опорах. Люк отъехал в сторону. Первым на белую, искрящуюся в лучах Кеплера-62 поверхность спрыгнул Иннокентий. Осмотрелся, понюхал необычайно гладкий, полупрозрачный материал, попробовал царапнуть когтем и недоумевающе уставился на меня.
Мои действия внешне были почти идентичны поведению кота. Разве что я не принюхивался. В общих чертах понимая, с чем именно столкнулся, я должен был убедиться в этом полностью. Военная косморазведка очень сильно отличается от гражданской, но кое-чему и нас учили.
В первую очередь я оглядел поверхность, высматривая трещины. Потом, усевшись на корточки, убедился в наличии мелкозернистой структуры. Царапать камень ногтем я не стал. В специальном кармашке моего комбинезона можно было отыскать и что-нибудь потверже. Вольфрамокобальтовый сплав оставил на поверхности неглубокую царапину. Ну что ж, все ясно.
