Евгений Красницкий - Отрок-4
Если так, то с этим надо как-то разбираться, иначе: либо свихнусь, либо дам себя убить, подсознательно рассчитывая на опцию „new game“. А как с этим разбираться? Подсознанию-то не прикажешь.
Способов, собственно, два. Первый — забыть ТУ жизнь, полностью превратиться в четырнадцатилетнего подростка XII века. Разрушить личность… Способ есть, и довольно простой. С наркотой ЗДЕСЬ, наверно, сложно, вином и медом — долго и без гарантии, а вот смастрячить самогонный аппарат… М-да. ТАМ мне подобные мысли даже в самые паршивые времена в голову не приходили.
Второй способ — всё с точностью до наоборот — подчинить организм сознанию. Один прием уже опробован на практике — физическая нагрузка. Когда во дворе у Устина в одиночку за бревно ухватился, сразу полегчало. Разум и тело заработали в унисон — на подъем тяжести. Не слишком ли просто? Но подействовало же! Что еще? Медитация, аутотренинг…Так это же то самое, о чем отец Михаил все время толкует — примат духа над телом! Черт возьми… Пардон, в данном контексте сей персонаж неуместен.
Неужели попы правы? Нет, тут у них явное противоречие. С одной стороны, мы рабы (пусть и Божьи), с другой стороны должны быть гигантами духа, подчиняющими себе естество. Или имеется в виду Дух Божий, присутствующий в каждом из нас? Похоже, зря я над отцом Михаилом смеялся, когда решил, что он на книгу рекордов Гиннеса замахнулся. Тело-то, действительно, разумом укрощается. Вот тебе, бабушка, и дух Святой — материальней некуда».
За дверью послышались шаги и в горницу вернулись Матвей с Марией. Машка привела с собой одну из девчонок, приставленных к ней матерью и, указав на валяющуюся на полу посуду, властно распорядилась:
— Приберись здесь!
Такого тона у старшей сестры Мишка еще не слышал. В голосе ее не было ни превосходства, ни пренебрежения, ни малейшего сомнения в том, что приказание будет исполнено.
«А мать-то мудра! Меня тогда еще покоробили ее слова: „Ничего не делать своими руками“. Но управлять-то другими людьми гораздо сложнее, чем делать что-то самому. Если у матери получится выдать сестер в Турове за бояр или богатых купцов, им же придется руководить очень и очень немалым хозяйством, возможно, десятками слуг, холопов, других подчиненных людей.
Это ТАМ, почему-то, принято представлять боярынь мающимися от безделья тетками выше средней упитанности, а на самом деле управляться с огромным хозяйством — работка о-го-го! И, похоже сестры эту науку потихоньку осваивают, по крайней мере Мария. Здесь ведь множество нюансов, которых я даже и представить себе не могу. Вот, например, покормить с ложечки раненого брата — сама, а прибрать посуду — уже холопка».
— Минь. — Уже совсем другим тоном обратилась сестра к Мишке. — Тебе еще что-нибудь принести?
— Солененького чего-нибудь, Маш, подташнивает меня.
— Может, рыжиков соленых?
— Вот грибов, не надо бы. — Вмешался Матвей. — Лучше рыбки соленой, а еще лучше вяленой, чтобы пососал, но особенно не наедался.
«Ага! Уж не на грибочках ли настенино „обезболивающее“ сделано? А что? Вполне может быть!»
— Машка! — вышел из задумчивости дед. — Вели пива принеси!
— Так нету пива, деда. — Развела руками Машка. — Кончилось. Теперь — до нового урожая…
— Ну разве ж это жизнь? — Дед горестно вздохнул. — Одна половина села ума лишилась, другая половина бунтует, а остальные в жопу раненые… Так еще и пиво кончилось! — Дед еще раз вздохнул и подвел безрадостный итог: — Ложись, да помирай!
— Деда. — Робко подала голос Машка. — Может, кваску?
Дед глянул на внучку так, словно ему предложили хлебнуть отравы и, безнадежно махнув рукой, согласился:
— Давай! Коли уж пиво кончилось, придется всякую гадость… — Окончание фразу потонуло в третьем тяжелом вздохе.
— И ему тоже! — Матвей указал Марии на Мишку. Вообще, ему давай пить побольше, лучше, если чего-нибудь кислого: квасу, рассолу капустного, еще клюквы моченой хорошо бы. Надо ему нутро от дурманного зелья промыть, видишь: только попробовал подняться и позеленел весь.
— Так нету же почти ничего. — Машка опять развела руками. — Середина лета. Какая капуста? Какая клюква? Яблочек моченых есть еще немного…
— Ну, яблок. — Согласился Матвей. — И квасу, простокваши… хоть бы даже и воды, лишь бы пил побольше.
— Кхе! Ну, от квасу с простоквашей он у тебя быстро забегает!
— И ладно. — Не смутился Матвей. — Быстрей нутро прочистится.
«Господи, хорошо, что ЗДЕСЬ еще клистир не применяют. Мотька бы мне нутро прочистил… Выучили, на свою голову, фельдшера с силовым уклоном».
Матвей, действительно, за полтора месяца тренировок, заработал у «спецназовцев» зловещую репутацию. Получив, по рекомендации Настены, несколько уроков у Бурея, он вправлял «курсантам» выбитые пальцы, вывихнутые голеностопы, оказывал прочую медицинскую помощь, самым беспощадным образом, а вместо «лекарского голоса», облегчал страдания пациентов руганью и затрещинами. Однажды «курсанты» даже попытались отлупить «медбрата», но на беду, их на этом застукал Немой, после чего клиентов у Матвея только прибавилось.
— Так! — Дед принял «командную позу», упершись ладонью в колено и отставив в сторону локоть. — Машка! Давай квас. Матюха, не пускай сюда никого и объясни: что с ними. — Дед по очереди указал на Мишку и на дверь, через которую утащили Роську. — Михайле, значит, еще несколько дней не вставать?
Матвей выпустил за дверь девиц и принялся объяснять:
— Тетка Настена сказала, что он сам почувствует, когда вставать. Как голова кружиться перестанет, так и можно. Но верхом ездить сначала не давайте, не дай Бог, голова закружится, да свалится на полном скаку. Дурманное зелье из нутра должно полностью выйти. Хорошо было бы для этого еще в бане попарить, но куда ж его в баню с ожогами?
— Ага, понятно. А с Роськой что? Он в разум-то придет, или совсем свихнулся?
— С этим я справлюсь. — Твердо пообещал Матвей (уроки Бурея явно прибавили ему уверенности в себе). — Только, господин сотник, бью челом: вразуми отца Михаила. Не должен воин плоть умерщвлять, она ему для другого требуется. Роська и без того, только что в нужник с молитвой не ходит. А поп ему совсем голову задурил: телесные страдания, мол, дух укрепляют.
— Добро! Я его вразумлю. — Дед зло оскалился. — Я его так вразумлю… Три дня у меня с колокольни кукарекать будет.
Угроза была не пустой и совершенно конкретной. По селу ходила легенда о том, как еще в молодости дед проделал примерно то же самое с одним из лодейщиков, пригнавших осенью купеческую ладью в Ратное. То ли нагрубил лодейщик молодой жене ратника Корнея, то ли, наоборот, был с ней излишне любезен, но в результате конфликта лишился нескольких зубов и охромел на правую ногу. Этого Корнею показалось мало, и провинившийся мореход, с корнеевым ножом у горла, орал петухом с колокольни Ратнинской церкви, пока не потерял голос.
Колокольня была гордостью ратнинцев. В то время, как, даже в городах, во многих церквях вместо колоколов висели железные доски — била — в Ратном имелся, пусть небольшой и не очень голосистый, но настоящий колокол. Был он взят в качестве трофея на ладье нурманов, тащивших колокол чуть ли не из самой Византии. Во всяком случае, надпись на нем была сделана по-гречески. Услышав колокольный звон, ратнинцы, нет-нет, да и вспоминали вокальные изыски корнеевой жертвы.
— Повязку я Роське больше срывать не дам. — Продолжил Матвей. — Если понадобится, к лавке привяжу. А как Михайла оклемается, пусть своему крестнику сам мозги вправляет. Приучил его, понимаешь, каждый день Псалтирь читать, да еще записывать… Попом хочет сделать, что ли?
Мотька высказал все это наставительным тоном умудренного жизнью мужика, постигшего все тонкости лекарского дела, солидно поглядывая на деда и небрежно кивнув в сторону Мишки, когда упомянул его имя. Видимо, уроки лекарки Настены о необходимости уверенного поведения при общении с больными он усвоил прекрасно. Плюс, общение с Буреем и обширная практика среди «спецназовцев», вынужденных терпеть Мотькино хамство.
Но сотник Корней всякие виды видал.
— А ну, придержи язык, лекарь недоделанный! — Дед, вроде бы, и не повысил голос, но сказано было так, что с Мотьки мигом слетел весь апломб. — С чего это ты решил, что можешь старшине Младшей стражи указывать: что делать, что не делать?
— Да я вовсе и не указываю… — Начал было оправдываться Мотька.
— Молчать, когда сотник говорит!!! — Что-что, а управлять голосом сотник Корней умел — создавалось впечатление, что его слова слышны даже на другом краю села. — Разбаловался у Настены под крылышком? Приказываю сегодня же отправляться на Базу, явиться к десятнику Перваку и приступить к обучению воинскому делу вместе со всеми! Верхом ездить так и не научился, оружия в руках держать не можешь, на кой ты нам нужен такой в походе?
