Владимир Стрельников - Обрести свой мир
Мы помогли залезть в кунг баб Нюре, погрузили ее вещи и выехали из села. Димка все высматривал Ильфину, по бесполезно. На окраине села указатель с разводкой. До Тольятти 35 километров. Чуть дальше Самара. Куда же нас занесло? Ну не поволжский климат. На обочине лежал перевернутый полуприцеп с пивом. Тягача видно не было, отцепились и уехали, наверное. Забросили в кузова по десятку упаковок пива и поехали дальше на Юг. По нашим планам, еще два часа ехать. Сосняк сменился на степь не степь, что-то ровное. И дорога опять пропала. Но есть следы тягача. Едем по ним. Небольшие рощицы, маленькие ручьи с хорошими песчаными берегами, которые наши вездеходы перемахивают, даже не заметив. Впереди на Патриоте, как разведчик дороги, Ильшат.
— Люб, сзади догоняет мотоцикл. Один. — Это с последней машины. Ага, сам в зеркале вижу.
— Тормозим, посмотрим кто. На всякий случай, тревога! — Лучше перебдеть. Я опять вылез из кабины. На часах пол-одинадцатого. Урча мощным мотором, черно-красный спортбайк, подъехал к нам и остановился. На багажнике сумки, с боков набитые переметные сумы. Черные джинсы, ярко-красная куртка. Подозрительно знакомая фигура. Байкер снял шлем.
— Возьмите меня с собой, пожалуйста. Меня мать из дома выгнала. Уходи, пока не прокляла, сказала! — Выдав нам эту информацию, Ильфина слезла с байка. На ресницах дрожали слезы. Правда, скорей от злости. Да уж. Чужая семья — потемки.
— Оставайся. Чего уж, мы в городе всем хорошим людям рады. — Не бросать же посреди дороги. Димка не простит, вон как засиял.
Пока загрузили по толстым доскам мотоцикл, пока все снова расселись, прошло еще с полчаса. Еще немного, и развернемся домой. Впереди показалась насыпь. Похоже, снова дорога. Прям пунктир какой-то. За поворотом дороги увидели лагерь.
Четыре школьных ПАЗа, черная Волга, два военных Зила с надписью «Люди», серебристый Лексус. Много людей. Когда подъехали и остановились, первой нас встретила статная дама. И спросила:
— Скажите, у вас есть еда? Пожалуйста! У нас сорок восемь детей трое суток не ели!
А позади нее два монаха и один прапорщик. А еще подальше, возле школьных автобусов, эти самые дети. Огромные глаза и сумашедшая надежда на осунувшихся лицах. А дама то едва стоит. И что делать? Три дня не ели, причем не только дети, похоже. Да у них от сухпая несварение будет! Что делать?!! И фельдшар не поехал, чтоб его.
Около военных грузовиков стояли человек пятнадцать курсантов. Все вооруженные, ошкуренными и заточенными самодельными копьями без наконечников. Правильно, молодцы! С ними же, рядом сидели, на сброшенной запаске две девушки. Похоже, сестры. Обе блондинки в небедных, но помятых нарядах. Из Лексуса, наверное. Среди детей еще, шесть взрослых, трое мужчин моего возраста и три молодых женщины. И все смотрят на нас. Аж не по себе от такого, смеси надежды и неверия. Придумал!
— Святые отцы, вы наверняка пост длительный держали. Если после выхода из поста супу поесть, для детей вреда не будет, как думаете? — Я обратился к монахам. У нас же три ведра новеньких оцинкованных, и наш котел. Картофеля мешок, у нас крупы есть, консервы. У парней в загашнике что-либо домашнее тоже есть. Сейчас легкий перекус организуем, а тем временем суп сготовим. На костре из консервов, картошки и крупы он быстро созреет. Я обернулся. Мужики уже вытащили мешок с картошкой, ящик консервов и ведра.
— Да нет, ничего не должно быть. Только еды надо совсем немного, разговляться надо потихоньку. Спасибо вам, что мимо не прошли. Кто вы? — Седой, но не очень старый монах вопросительно поднял брови.
— Мы группа экспедиционной разведки города Зареченского. Я командир, Любомир Башенный. Это мои товарищи. Вадим, Артем, Анвар, Ильшат, Андрей, Сергей. Парень с пулеметом на крыше КамАЗа — Евгений. Жень, рукой людям помахай. Это Ильфина и баб Нюра, жители одной деревни. К нам присоеденились. А вы кто? Я смотрю, вас здесь как на Ноевом ковчеге, много.
— Мы странники, которых несчастье застигло в дороге. Знакомьтесь — Ирина Александровна Мурашова, завуч школы из Воронежа, ехали с детьми в экскурсию по Волге. Сопровождавшая их машина ГИБДД с экипажем выехала на разведку и не вернулась. Мы с братом Елизаром смиренные монахи Раифского мужского монастыря. Ездили по делам монастырским в город Волжский. Это прапорщик Андреенко Антон с курсантами. Они из Самары. Ольга и Марина, они тоже Самарские. Мы все здесь остановились, потому что это конец пути для наших машин. Кроме военных, разумеется, но они нас не бросили. А вот еда у нас кончилась три дня. Слава Богу, вода есть, чай кипятили с травами. Ночью приходилось круг чертить и молитвы читать, недоброе что-то бродит. Но днем не показывается. — У монаха был хорошо поставленный и уверенный баритон.
Мужики при помощи курсантов уже развели огонь и навесили ведра с водой на жердине над костром. С десяток курсантов уверенно чистили картошку. Женщины раздавали детям то, что нам с собой дали жены. Мужики, которые оказались водилами, таскали ветки. Причем обломанные с деревьев. Дыму-то! Похоже, процесс пошел. Так, а ложек то нет.
— Антон, как у вас с ложками? — Я обратился к прапору.
— А никак. Мы же не рассчитывали на длительную поездку. Даже пайки с собой не брали. — Прапор почесал в затылке. — И тарелок нет. Что делать?
— Кашу варить будем. А ты (не против на ты?), организуй своих парней, пусть из веток что-то вроде лопаток строгают. По числу людей. А я УАЗ на разведку отправлю. Если все нормально, накормим вас и отправимся к нам в город. Там подождете, может, и утрясется все. — Я пошел к Ильшату и Вадиму, озаботить их действием. Дорога делала крутой поворот вокруг лагеря, и с внешней стороны начинался длинный пологий подъем. Пусть посмотрят, что там. Худа не будет.
Отправив УАЗ с экипажем, подошел к костру. Картошка уже сварилась, в воду бросали содержимое консервных банок и сыпали пополам гречку и рис. Пастушья каша, одним словом. Минут двадцать пять, и дойдет. А пахнет как аппетитно! Курсанты активно строгали ветки, которые им подносили ожившие дети. Горка свежеоструганных лопаток росла на глазах. Я подошел к монаху, который со мной разговаривал. Сейчас он беседовал с бабой Нюрой.
Рассказ баб Нюры.
— И вот, брат Михаил, очнулась я на носилках. Уже в грузовике по дороге в госпиталь. Рядом сумка с документами, ни сестры, ни матери. Спросила у солдата, который рядом лежал, а он ни сном не духом. Потом больно от тряски было, не до вопросов было. Потеряла сознание, пришла в себе уже в палате. Оказалось, осколок пробил шейку матки, рожать не смогу. Это мне уже после выздоровления рассказала доктор, и то, что мать с сестрой погибли, тоже. Они меня по ошибке Анной записали, я выше ее была, хоть на два года младше. А я исправлять не стала. Жутко у меня на душе было. Это я сейчас понимаю, что для четырнадцатилетней девочки это страшно — хотеть убивать людей.
Но тогда у меня не было другого желания. Выписавшись из госпиталя в Казани, начала работать на пороховом заводе и одновременно через военкомат записалась в группу обучения снайперов. Тяжело было, я все ж девчонка была. Не стрелять, я еще в школе активисткой ОСАВИАХИМа была, немного на Ворошиловского Стрелка сдать не успела, как Война началась. Тяжело было взрослой представляться. Это я сейчас старая и сухая, а тогда очень хорошенькая была. Парни проходу не давали. И нравилась, и просто потому, что скоро в военкомат и на фронт. Это сейчас девочки образованные, а тогда просто боевитые были. А я внутри перегоревшая была, ни парни, ни танцы, ничто и никто кроме винтовки и револьвера не интересовали.
Сдала зачеты к Аниному дню рождения и решила, что хватит себя двумя именами называть. В красноармейскую книжку Аннамарией записалась. И за себя, и за сестру. И попал наш взвод снайперов даже без войскового обучения и слаживания прямиком в Сталинград. Там первого врага и убила. Это румынский офицер был, красивый такой брюнет. Я ему в лицо даже стрелять не стала, выстрелила под лопатку, когда он повернулся. Потом до окружения немцев воевала в городе. Я хоть для девушки и немаленькая, но намного меньше парней все же. Ползала по канализациям, вылезу, где в подвале или колодце, стрельну и назад. Только записанных за мной сорок пять немцев, румын было. А потом под взрыв мины попала в тылу, если про Сталинград так сказать можно. Ранение и не опасное, но в правое плечо.
Выписалась из госпиталя, вернулась в часть. Меня, как уже обстрелянную и опытную, отправили с десятком таких же, на передовую. И пошла моя снайперская служба дальше. Закончила я ее под Варшавой. Опять под мину попала. Уже серьезней, проникающее ранение легкого. Выписали только после Победы, сразу демобилизовали и отправили в Асхабад, поступать на учителя географии. Комсомольскую путевку дали.
Я и поступила. Как хорошо было, весело. Я, брат Михаил, извините, с катушек слетела. На фронте всего пара романов была, а тут гулять стала. Как то завертело, занесло.
