"Фантастика 2025-28". Компиляция. Книги 1-19 - Дмитрий Шатров
– Н-на! – сбив на землю прямым ударом ноги последнего живого иноземца, Тарин с благодарностью вспомнил Никитина и, поблагодарив его за науку, вогнал в кирасу противника боевой топор… который застрял.
– Этот последний, – с безумным лицом, шатаясь, Тарин повернулся к оставшимся четверым наемникам, нашел глазами и поднял свой меч, закашлялся, сплюнул на снег кровавую слюну и опустился на колено, – ну что, продолжим?
– Поймайте лошадей и за санями! А я добью этого! – выкрикнул Бэлк.
Услышав приказ, трое наемников поспешили к нескольким лошадям, что разбрелись по обеим сторонам дороги, пока шел бой.
Вороны, что гнездились в кронах соседнего с трактом леса, еще не решались спускаться и приступать к трапезе. С высоты птичьего полета смертельным узором смотрелись застывшие тела на буром снегу, из лесу тянулась цепочкой стая серых хищников – ветер донес и до их чутких носов запах крови.
Последнее, что видел смертельно раненый Бэлк, это силуэт уезжающего верхом воеводы, этого бешеного княжеского пса… Сильные челюсти волков начали рвать его плоть, но Бэлку уже не было больно, перед глазами проплыли картинки – вот он молодой, сильный и смелый дружинник, потом наемник, потом грязный убийца, а потом тьма!
Советник Ицкан уже несколько дней сбивал ноги по коридорам и крутым лестницам старой крепости. Полным ходом шла подготовка не просто к свадьбе, а к невиданному доселе союзу, союзу империи Каменных башен и Трехречья. Кроме того, что боги станут свидетелями рождения великого рода, есть и более простые выгоды: земли княжества будут под защитой императорской армии, империя получит плодородные луга и пастбища… неважно, что большая их часть находится в хартских землях. В очередной раз вбежав в свои покои, Ицкан плюхнулся в глубокое кресло, обильно засыпанное дорогими мехами.
– Устал… – выдохнул он и потянулся к высокому медному кувшину.
Утолив жажду чуть забродившим соком Белого дерева, Ицкан прикрыл глаза, нужно было собрать мысли в стройную линию и выстроить их согласно нужде и важности. За дверью послышалась возня, скрипнули массивные петли…
– Что еще? – раздосадованно выкрикнул Ицкан и повернул голову. – Тарин?
Советник вскочил с кресла и поспешил к воеводе, который еле держался на ногах и не падал только потому, что опирался на стену, по которой все же начал медленно сползать вниз.
– Как ты смог попасть сюда?
– Я знаю старую крепость лучше, чем крысы, живущие в ее подвале! Ицкан, мы всегда не особо жаловали друг друга, но ты единственный, кому я доверяю, – с трудом проговорил Тарин.
Грязный кафтан с чужого плеча, рукав и бок пропитаны кровью, лицо измождено, почернело и обветрено, глаза ввалились.
– А если войдет князь? – Ицкан помог Тарину пройти и лечь на свою кровать.
– А ты дверь-то затвори…
– Ты не представляешь, что с тобой будет… зачем ты все это натворил? Корен…
– Он здесь? – Тарин поднялся было на локте, но его лицо перекосилось от боли.
– Конечно, здесь! Он снова председатель суда.
– Не верь ни единому его слову, – прохрипел Тарин.
– Я и не верю! Но ему верит императрица Скади, а князь, сам понимаешь…
– Я понял, послушай… найди лекаря, который будет язык за зубами держать.
– У меня есть в посаде хижина, про нее никто не знает, но добраться до нее сам ты не сможешь, тебя же ищут все как отступника, клятву верности нарушившего… найду лекаря и перевезу тебя ночью туда. Отлежишься и уходи, Тарин. Зря, зря ты вернулся.
– Клятвы княжеской я не нарушал и не отступался от верности!
– А вот по-другому все выходит! Рассказать?
– Я догадываюсь…
– То-то же.
Ицкан прошел к двери и все же закрыл ее на засов, вернулся, сел на край кровати.
– Тут третьего дня Корен двоих заговорщиков казнил на площади, кости ломали, а потом обезглавили, – Ицкан наполнил кружку из кувшина и протянул Тарину, – да странное дело, языки вырваны да руки раздроблены у них были задолго до казни, и к плахе они своими ногами дойти не могли. Чего калечить-то, раз все одно – голову с плеч?
– Звали как казненных?
Ицкан прошел к столу и стал копаться в свитках.
– Вот, еще не снесли в архив, где же… а! Самтар, сын скорняка Авина из посада, и Гас, сын…
– М-м-м-м, – Тарин зажмурился и сжал кулаки.
– Мой человек, что по харчевням да на базаре слухи собирает, рассказал, что трое дружинников выпивали да трепали языком. Подслушал он про то, как один из казненных был в воротах старой крепости остановлен караулом императорским, спросили, куда, зачем, а он давай кричать на все Городище, что видел, как иноземцы заимки жгут, разоренья творят, и еще про то, как воеводу убили.
– Глупый Гас…
– Так что у Корена своя правда. Ох, чую, прицепится он опять, как клещ, к власти княжеской – не вырвешь!
– Уже прицепился, но вырвать можно.
– Не ровня я ему, – Ицкан нагнулся к Тарину, – сам боюсь его… с виду-то он как калач сметанный, а внутри – гниль да злоба одна. Ладно, времени нет совсем у меня, пойду… Постарайся не умереть до заката, а как стемнеет, вывезем тебя в посад.
Спустя месяц Тарин покинул Городище с хартским обозом. Ожесточилось сердце его, почернел разум. Нет более воеводы Тарина, есть лишь отступник и предатель, изгнанный князем с позором. Письмо Тарина князю доставил Ицкан. Прочитав его, Талес был вне себя и приказал перевернуть вверх дном посад и найти предателя, однако Ицкан нашел слова и убедил князя, что казнь того, кто когда-то привел его к власти, посеет много слухов и домыслов среди народа, и от старейшин родов не будет одобрения.
– Пусть уходит! – Талес бросил в камин свиток письма. – Но пусть забудет дорогу сюда, иначе не пощажу!
– Вы так великодушны, мой кн… мой император, – поправился Ицкан, – я найду того немого нищего в торговых рядах и передам ему ваш письменный ответ для Тарина. Изволите сами написать, или…
– Много чести! Напишешь сам, – новоявленный император стоял перед отполированным до блеска серебряным зеркалом и разглядывал геральдическую цепь – подарок императрицы Скади.
Когда Корену донесли, что бывший воевода покинул Городище, он особо не расстроился. Конкурент из другого мира наверняка сгинул в болотах, у Тарина нет никаких свидетелей в подтверждение словам, так что можно приступить к рутинным и скучным, и в то же время таким любимым обязанностям председателя суда Хранителей.
Глава двадцатая
В Шахаре время для меня словно остановилось, разве что засечки на балясине у маленького круглого окошка, что я делаю каждый вечер, напоминают о проведенных здесь уже четырех неделях.
