Фурия Первого консула - Джим Батчер
– Дурак, – всхлипнула она, обнимая его лицо дрожащими ладонями. – Ясно, любишь. И я тебя люблю.
Ему нечего было больше сказать. И услышал он все, что нужно.
Гай Октавиан поднялся и бросил себя в зубы буре.
* * *
Позже этот полет вспоминался ему осколками картин, брошенных в глаза вспышками молний. Царица ворда – крошечная далекая точка, кувыркающаяся на ветру. Ветрогривы, их глаза горят неистраченными молниями, лапы хлещут его по доспехам, когти гремят громом. Больно: ветер и дождь режут ножами. Великий, устрашающий лик фурии, ее гнев хлещет по царице, едва задевая Тави – и все равно едва не убивая.
Тави поймал себя на том, что в полете стягивает к себе магию воды, закрывая, залечивая ожоги и ссадины. Кругом воды было больше, чем воздуха, так что получалось неожиданно легко. Летя вдогонку далекой царице, он праздно гадал, нельзя ли залечить тот кусок мозга, что выдал этот идиотский план. С ним явно что-то не так.
А потом на него рухнула великая тьма земли. Он замедлился, так что земля только с силой ударила по ногам, не отдавшись в хребте, – и встал лицом к слепящему снежному шквалу. Он знал, что солнце стоит высоко, но в сердце бури лежала ночная тьма.
Рядом он увидел яму, выбитую падением царицы. Она благополучно выбралась наружу. Рядом выметали землю ветрогривы силой с целый легион. Лупили молнии, каждая вспышка затягивалась на несколько секунд, пробивая в земле глубокие длинные борозды. А когда молнии гасли, воцарялась темнота безлунной ночи.
И в этой темноте Тави увидел проблеск света.
Он стал пробиваться туда, заметив, как быстро дождь стирает его следы. Значит, те, что он видел перед собой, были свежими. Их могла оставить только царица. Тави шел по следам, отбиваясь от множества ветрогривов – его ветряная магия в конечном счете свилась в вихрь, который Тави закрутил на клинке меча, заменив воздушной магией привычный огонь. Теперь каждый взмах клинка отбрасывал в ночь вопящих ветряных фурий, а он брел дальше, по щиколотку увязая в размокшей холодной земле, поднимаясь по пологому склону.
Когда ему под ноги пролился вдруг мягкий свет магической лампы, Тави угадал впереди строение – огромный мраморный купол в три человеческих роста. В дверном проеме светился золотистый огонек, а над входом, золотом по мрамору, сияла семиконечная звезда Первого консула Алеры.
Могила его отца, мемориал принцепса.
Тави ввалился внутрь. За спиной все бушевал шторм, но внутри рев звучал отдаленно, ничего не знача. Мощный голос бури разбился о тишину. Здесь, под куполом, была только мелкая рябь на воде, потрескивание огня и сонное чириканье птицы.
Изнутри купол был не каменным – хрустальным, до потолка выложенным гладким прозрачным хрусталем. В былые времена его величие привело бы Тави в трепет. Сейчас он смотрел вокруг другими глазами. Он оценил величину усилий, потребных, чтобы фурии подняли его из земли, и восхищался не красотой, не богатством сооружения, а тонким искусством его создателей.
Свет здесь давали семь огней, горевших без дров и без масла вдоль стен купола – такую видимость пламени устроить не труднее, чем ровное сияние магической лампы. Переливы теплого света отражались, разбивались о стены, рождая медлительный радужный танец в хрустале – в хрустале, который давно бы растрескался и разбился, если бы не отточенное искусство заклинателей фурий.
Посреди купола был пруд – тихий и гладкий, как амарантское стекло. Его берега пышно поросли зеленью – кусты, травы, цветы и даже маленькие деревца казались тщательно ухоженными, хотя Тави последний раз побывал здесь в пятнадцать лет. Чтобы так содержать этот крошечный сад, требовалось поразительное искусство лесного мага. Видимо, Гай Секстус больше Тави понимал в садоводстве – хотя всю жизнь занимался совсем другими делами. За каждым светочем стояли у стены безмолвные статуи в доспехах – в алых мантиях, со старинными бронзовыми щитами, сжимая костяные рукояти мечей. Немые пустые доспехи сингуляров Септимуса высились над едва угадывавшимися фигурами из темного камня, с вечной бдительностью взиравшими сквозь прорези шлемов. Пара доспехов остались без оружия – много лет назад уступили свои мечи безоружным Амаре и Тави.
Посреди пруда поднималась глыба черного базальта. На ней лежала светлая фигура – статуя из чистейшего белого мрамора. Тави смотрел на изображение своего отца. Септимус будто спал, смежив веки, сложив руки на груди, накрывая ладонями рукоять меча. На нем был наброшенный на одно плечо богатый плащ, а под плащом – фигурный нагрудник легионного щеголя, не простая легионерская лорика, как у Тави.
У основания могильной плиты лежала царица ворда.
Из несчетных ран на ее теле сочилась кровь, и прозрачная вода пруда окрасилась темной зеленью. Царица совсем обессилела. Она лишилась одного глаза, прекрасное лицо было в клочья изодрано когтями ветрогривов.
Другой, все еще блестящий глаз нашел Тави. И царица поднялась с мечом в руке.
Тави шагнул к краю воды и ждал, крепко сжав меч.
Двое молча смотрели друг на друга. Молчание, тишина тянулись и тянулись. Снаружи бессильно бушевал шторм. В хрустальных стенах играли огни.
– Я не ошиблась, – тяжелым, огрубевшим голосом проговорила царица. – Узы дают вам силу.
– Да, – просто сказал Тави.
– Моя дочь, живущая в далекой Кании… ей этого никогда не понять.
– Да.
– Не странно ли, что сознавая ее слабость, сознавая, что она убила бы меня, едва увидев, я желаю, чтобы она жила? Процветала.
– Не так уж странно, – сказал Тави.
Царица прикрыла глаз и кивнула. А когда снова открыла, по ее лицу катилась слеза.
– Я старалась быть тем, что мне предназначено, отец. Ничего личного.
– Теперь все позади, – отозвался Тави. – Все кончится здесь и сейчас. Ты знаешь.
Она помолчала и спросила совсем тихо:
– Ты заставишь меня страдать?
– Нет, – как можно мягче ответил он.
– Я знаю, как умирают царицы вордов, – шепнула она. И подняла голову, окутавшись призрачной тенью гордости. – Я готова.
Он чуть заметно поклонился ей.
Она рванулась, взметнув брызги, и налетела на него со всей силой и скоростью, что остались в истерзанном теле. Даже сейчас, умирая, она была быстрей любого алеранца, сильнее травяного льва.
Клинок Гая Октавиана встретился с клинком царицы ворда в коротком певучем звоне. Ее меч разлетелся дождем голубых и алых искр.
Он ударил быстро и плавно, как молния.
И война с вордом закончилась.
Глава 57
Ветер ударил так внезапно, что одолженные Фиделиасом рыцари Воздуха остались без дела. Рыцари
