Хрустальная колыбельная - Мидзуна Кувабара
— !
— Его можно было бы сделать королевской столицей. Пусть мечта Осю иссякла давным-давно, не кажется ли тебе, что нынешней мощи Сэндая более, чем достаточно, чтобы стать королевской… японской… столицей?
— …
— Моим желанием было сделать Сэндай такой столицей, как он есть ныне.
Масамунэ с довольным лицом поднялся по лестнице. Такая немного разочаровался: он не мог выявить никаких особенных стремлений в словах Масамунэ.
«Да что же он…»
— Что? За деньги? — нахмурившись, изумленно воскликнул Масамунэ на входе. — Нужно платить за вход? Я умер не так по-дурацки!
Кодзюро иронически ухмыльнулся:
— Возможно, это за ваше путешествие по Року До.
— Этот мир стал странным, — вздохнул Масамунэ. — Обожди меня здесь, Кодзюро.
— Но я взял достаточно денег, чтобы и за себя заплатить.
— Не в том дело. Я хочу, чтобы вошли лишь мы двое.
Кодзюро криво улыбнулся и, наблюдая, как они входят, проговорил только:
— Будьте бдительны, мой господин.
Зуиходэн возвышался сразу за входом. Масамунэ пригласил Такаю внутрь и остановился посмотреть на собственный мавзолей.
— Красивый мавзолей, правда, Оги-доно? Даже у Тоетоми Хидэеси такого нет, — гордо сказал он. — Тебе не кажется, что то, как человека предали земле, говорит о его жизни?
Такая, наконец, разлепил губы и спросил в лоб:
— Это вы спасли меня… от той женщины?
Масамунэ оглянулся, Такая смотрел на него в упор.
— Мы позаботились о тебе, но вызволил тебя наш гость.
— Гость? Это…
— Что… — спокойно поинтересовался Масамунэ, — ты там делал? Предвидел, что появится кто-то из Могами?
Хоть Такая и смолчал, ответ был ясно написан у него на лице — Масамунэ же был словно закрытая книга.
— Ты что-то знал, верно? Не скажешь ли? Что там делала Могами.
— Я… — Такая отвел взгляд, — я думал, что это Датэ разрушали здания и призывали духов.
— Призывали… Так ты знал о призыве усопших?
— Немножко вроде, но для чего — понятия не имею. Но я так просто им не позволю убивать и калечить невинных людей, — Такая ясно взглянул на Масамунэ. — Я не допущу, чтобы в битве привидений гибли живые.
— Воистину это твое право.
— Ну почему вы вообще вернулись? Вы ведь все покойники, нет разве?! И из-за того, что вы вернулись, многих вот-вот втянет во все это и убьет! Да это просто… не должно так быть! — раскричался Такая, в минуту обозлившись. — Ваша жизнь прошла! Вы не можете ее вернуть!
— !
Масамунэ невозмутимо смотрел на Такаю, который задыхался от вспышки гнева, потом проговорил:
— Мы здесь не за тем, чтобы заново прожить жизнь.
— ?
— Наша судьба в прошлых жизнях была волею небес. Мы ничего не можем, кроме как оплакивать ее. Никто не может прожить жизнь заново. Но если б я мог… — глаз Масамунэ смеялся. — Все было бы по-новому.
— !
Проследовав дальше, Масамунэ глянул через плечо на напряженное лицо Такаи:
— Расслабься. Мы желаем лишь уберечь земли Сэндая.
Такая таращился на широкие плечи Масамунэ, на которые однажды лег груз заботы о стране. Семь десятилетий он нес на своих плечах проблемы всего народа.
«Истинны ли его чувства?»
Такая зашагал следом.
— Оги-доно, твои родители в добром здравии?
От такой неожиданной смены темы Такая впал в ступор.
Родители…
Он слегка нахмурился:
— … Ага…
— Понятно, — Масамунэ скользил взглядом по ряду толстых высоких кедров. — Даже те, у кого нет детей, имеют родителей. Живы они иль разделены смертью… тот факт, что они родители, не меняется.
— Мы начинаем жизнь в утробах матерей: наши матери — наш дом. Можно сказать, от них мы произошли, и это не изменить, пусть наша плоть разрушена. У меня есть единственная мать, которая меня произвела на свет, — он прищурил глаз. — Но несмотря на то, что у ребенка мать одна, не всегда бывает так, что у матери один ребенок.
Такая, не ухватывая суть монолога Масамунэ, выглядел сомневающимся. Кажется, тот говорил о себе.
— Хоть всю жизнь я не желал презирать его… именно один глаз не позволял матушке любить меня, и детское мое сердце проклинало это уродство.
Такая снова взглянул на лицо Масамунэ.
— Я снова и снова осознавал, что дело было в беспокойстве за будущее клана Датэ, но… Невыносимо, когда тебя отвергает и ненавидит собственная мать.
— …
Образ Савако в саду моховых роз всплыл в воображении Такаи. Мама, которая с улыбкой смотрит на своего ребенка… не на Такаю.
— Это… неправда.
— ?
— Родители здесь совсем не при чем. Я это я. Я себя выковал, я себя вырастил, так что тут такого? Все одинаковые. Происхождение или что-то там еще никакой роли не играет, разве нет?
— … Не играет, а?
— Когда глядишь на неудачников, они в конце концов такие же, как и все остальные. Только дети не жалуются, с какими бы бездельниками они не жили. Потому что, даже если они и думают, мол, почему я живу с такими предками, они с этим ничего поделать не могут. Получается, пускай им приходится просто терпеть это, пускай они не могут ничего, кроме как сносить промахи родителей, получается, они все равно должны пойти и сказать «Спасибо, что родили меня»?!
Масамунэ не сказал ни слова.
— Мать или ребенок, все равно главное, что бы тебе было хорошо. Если ты в безопасности, если ты счастлива, так черт с ними, с детьми. Если ты можешь сбежать сама и оставить нас, так получается, что на наши чувства тебе было наплевать!
Внезапно Такая пришел в себя и смущенно замолчал. Масамунэ медленно опустил взгляд:
— Ты, верно, чрезвычайно дорожишь матерью.
Такая повесил голову.
— Я не знаю обстоятельства, но верю, что так и есть. Прошлой ночью ты в горячке звал свою матушку.
«Чег!»
Такая покраснел, но прежде, чем он успел пуститься в разъяснения, Масамунэ добавил:
— На сердце у меня нелегко.
— ?
— Пускай матушка еще важна для меня, однако же докучает мне как враг.
Такая с любопытством посмотрел на Масамунэ, в направленном вверх взгляде которого читалась растерянность.
— Вы…
— Моя мать… была когда-то Демонической принцессой Оу и пыталась оборвать мою жизнь посредством яда. Она и Кодзиро, мой младший брат, желают завоевать Сэндай.
— !
— Она объединилась с моим старым врагом Могами.
С этими словами Масамунэ направился к Кансэндэну[44]. Такая был чем-то ошарашен, но, взглянув на одинокую фигуру Масамунэ, бездумно бросился вдогонку:
— Подождите! Не оставляйте меня!
Масамунэ остановился и оглянулся.
— Может, я…
— ?
— Может, я прогоню вас из этого мира. Это нормально?
