Война - Алексей Юрьевич Булатов
– Так не ходи.
– Ну уж нет, схожу ненадолго, гляну, что там. Все-таки интересно побывать на Великой Отечественной. В реально существовавшем историческом прошлом я еще не был – все в каких-то мистических мирах, а тут прямо наш, зеркальный. Интересно ведь.
– Хорошо, я пойду ключ поставлю, а ты завтракай, – Колян прошел к правой стене, где на полке стояла золотая пирамидка. Я смотрел на нее и сомневался, что пирамидка из чистого золота весом килограмм десять может стоять вот так запросто. С другой стороны, почему бы и нет, ведь сам сарай – это, по сути, сейф, который вскрыть очень непросто.
Я вышел на улицу и поежился. Ранее весеннее утро не самое приятное время. На улице было зябко, небо светилось холодной синевой, и умываться не было никакого желания. Но когда я зашел в баню, стало легче. Там все еще было очень тепло и остро пахло парной. На столе стояла полная чашка молока и тарелка яичницы с колбасой. Я быстро умылся, почистил зубы и побрился. Когда в следующий раз получится побриться удобным станком «Джилет», неизвестно, а бриться ножом (или чем там брились шестьдесят лет назад?) то еще удовольствие.
Позавтракав, я открыл сумку и начал изучать ее содержимое. Вещи были, видимо, откуда-то с «Мосфильма». Такие трусы я видел только в старых черно-белых фильмах – черные парашюты с двумя трубами, в которых мужские причиндалы болтаются свободно и независимо. Назначение майки было для меня тайной только до тех пор, пока я не надел свитер. Но в целом выбирать было не из чего и незачем, поэтому я продолжил экипироваться.
Портянки немного смутили меня: понимание, как ими пользоваться, было, а вот навыка завязывать – нет. Но я справился. Закончив переодеваться, повесил на шею ППШ, посмотрел на себя в зеркало и заржал. Хотя, если убрать оружие и вещмешок, вид у меня был вполне деревенский. Под конец с удивлением обнаружил в мешке краюху намертво черствого хлеба, банку американской или английской тушенки, ложку и нож – Арсен внимательно поработал с деталями.
Находиться в бане в ватнике было невозможно. Я чувствовал, что пот начинает течь струями по спине, и вышел на холод, где встретил Коляна.
– Ого! Тебе только ордена не хватает для полноты картины. Красной Звезды как минимум.
– Так я же вроде в оккупированную часть попадаю.
– Штирлиц шел по улице Берлина и насвистывал «Варшавянку». И ни висящий ППШ, ни болтающийся за спиной парашют не выдавали в нем разведчика, – продекламировал Колян, и мы засмеялись.
– Пойдем, покажу тебе, где будет линза, в земле. Я сам, правда, никогда не ходил вниз, не знал просто, как оттуда вернуться.
– То есть как это – не знал?
– Пойдем, сам увидишь.
Мы подошли к месту, где Колян установил пирамидку. Пока линза формировалась, он рассказывал, как собирал золото для пирамиды:
– Я сам ее выплавил, в тигеле. Золото по ломбардам скупал – у них цена за лом самая низкая, да и не афишируют они это дело. Так что набрал быстро. Тигель сам сделал – несложная задача, хотя две тысячи градусов не так просто создать. Пришлось горелку на керосине мастерить. Но если тебе свой ключ будет нужен, с тебя пять килограммов золота, и я сделаю.
– Хорошо, спасибо.
Линза начала формироваться, и стало понятно, о чем говорил Колян. Она открыла пространство, и я увидел землю метрах в двух внизу. Как же я смогу вернуться? Во всех мирах, где я был до этого, меня утешала одна мысль – я всегда могу сбежать, если что. А тут такой возможности, видимо, у меня не будет. Потому что как минимум понадобится лестница, чтобы подняться на такую высоту. Но я утешил себя обещанием найти ее, если что, и обнял Коляна на прощание.
– Спасибо, Коль. Ты давай аккуратнее в своих экспериментах. И поцелуй Лилю от меня, по-братски.
– Смотри у меня! Это моя жена! – в шутку рассердился друг. – Ты тоже там аккуратнее, все-таки реальная война. Не затягивай – пару дней и назад, ко мне! А я тебе все напишу! Ждем, в общем, тебя.
Я не люблю долгих прощаний, поэтому отстранил Николая, бросил в линзу ППШ, за ним вещмешок и следом прыгнул сам…
Удар о землю оказался ощутимее, чем я предполагал. Стояла весна, и было существенно холоднее, чем в Родном. Приземлившись на ноги, я поскользнулся, не удержался и упал на спину. Воздух резко вышел из легких, перед глазами закружились звездочки. Я еще не успел вдохнуть, как вдруг увидел настоящего живого немца, который взглянул на меня с улыбкой и опустил приклад карабина прямо мне на лоб…
– Слышишь меня? Ты живой? – услышал я голос словно из космоса.
– Вроде живой, глазами двигает. – Дикая головная боль пронзила меня от макушки до копчика, и я, видимо, издал стон. Так как услышал явно радостный возглас:
– Да живой! Похоже, по кумполу его огрели – вон синячина на лбу аккурат размером с приклад.
Сознание неумолимо возвращалось, будь оно проклято. Возвращаться в это тело в такие моменты совсем не хочется. Уж лучше бы я бухал – просыпаться с бодуна хоть не так обидно, как приходить в себя с головной болью, которую никаким пивом не снимешь. Еще не открыв глаза, я прочитал на коммуникаторе о необходимости госпитализации. И отчет о выработке обезболивающего средства. «Это приятно, значит, скоро станет легче», – подумал я, а когда открыл глаза, увидел склонившихся надо мной людей.
Я лежал на соломе на земляном полу в каком-то подвале. Было очень сыро – ватник промок насквозь. Но не холодно, скорее, даже душно и жарко, а еще темно – свет проникал только в щели наверху. Людей почти не было видно. Я не стал включать ночное зрение, чтобы внимательнее рассмотреть их. И так понял, что оказался в плену, а это, видимо, мои сокамерники, тоже пленные. Один из них, сидевший прямо рядом со мной, увидел, что я открыл глаза, и спросил:
– Пришел в себя? Молодец. Хотя, если бы помер, может, и легче было бы. Как звать-то тебя?
– Алексей, – с хрипом в голосе выдавил я.
– А я Гриша. Ты как сюда попал-то?
– Да по глупости. Диверсант я. Забросили, должен был партизан найти и попался.
– Так ты их нашел, – засмеялся он грустно, – вот они, перед тобой, геройский партизанский отряд численностью пять человек. Временно находимся на задании по разведке данного подвала.
Гриша,
