Охота на нечисть - Алекс Рудин
— Вот суки! У своих же тащат!
Он высунулся в окно и крикнул:
— Степан, покарауль их пока!
— Ты знаешь этих мужиков? — спросил Сытин у Марьи.
— Родня мужа, — глухо ответила Марья. — Его отец и братья.
— Понятно. Баба, значит — жена одного из братьев?
— Да. Семёна, которого ты заколол.
— Ну, что я тебе могу сказать, Марья. Охрененную родню ты себе нашла. Есть куда уехать?
— К своим, в деревню если только. В Лопухинку.
— Ох, бля! Как не вовремя всё! — Сытин взялся за подбородок.
В избу, небрежно стукнув кулаком по двери, вошёл бритый наголо здоровяк с детской улыбкой на круглом щетинистом лице. Он был одет в чёрный кафтан нараспашку, чёрные кожаные штаны и высокие сапоги.
Бля, все в обуви, как люди, один я — босиком! Голодранец ты, Немой!
— Опоздал я, Василий Михалыч? — виновато улыбаясь, спросил здоровяк у Сытина.
— Михей! — просиял Сытин. — Не опоздал, наоборот! У тебя лошадь свежая?
— Да, сменил на княжеской конюшне, — ответил Михей.
— Проводишь бабу с детьми в Лопухинку к родне? Тут недалеко.
— Мне бы помыться, Василий Михалыч! Сестра баню натопила.
— Утром вернёшься — и парься, сколько угодно! День отдыха тебе дам.
— Ладно, — вздохнул Михей. — Долго им собираться?
— Да они собраны уже, — ответил Сытин. — Телегу во дворе видел? Сейчас мы с парнем переговорим, и поедете. Как там сын, Марья?
Пока Сытин разговаривал с Михеем, Марья сбегала к колодцу, намочила тряпку и сейчас оттирала кровь с лица сына.
— Ничего, живой, — ответила она.
Парня звали Ильюхой. Сытин быстро расспросил его о поездках с отцом в Комариную чащу. Тот подробно рассказал, какой дорогой они добирались, где искали деревья с пчелиными дуплами.
— Ты что-нибудь необычное замечал хоть раз? — спросил его Сытин.
Но ничего необычного парень не видел. Лес, как лес. Пчёлы, как пчёлы.
— Мёд, как мёд, — передразнил его Сытин. — Ладно, Ильюха! Молодец, что за отцовский дом вступился, не струсил. Марья! Князь у тебя покупает дом. Вот, держи!
Сытин протянул женщине две золотые монеты.
— Лошадь и телега тоже теперь ваши. Тем более что в телегу ваше барахло погружено. Поезжайте сейчас в Лопухинку, утра не ждите. Михей вас проводит. С ним ничего не бойтесь. Идём, Немой!
Мы с Сытиным вышли на улицу. Пленники так и сидели на траве возле бревенчатой стены дома. Рядом, настежь распахнув щербатый рот, лежал труп убитого Сытиным мужика. Баба уже перестала выть и только вытирала слёзы кулаком. Над ними, подперев могучим плечом стену, возвышался Степан.
— Ну что, хозяйственные вы мои! Не понравилось вам, значит, что чужое добро без присмотра лежит? — спросил у них Сытин.
— Какое же оно чужое? — с ненавистью спросил Сытина мужик постарше. — Это моего сына добро! Машка, стерва, отравила его! Я до князя дойду!
— Дойдёшь, непременно, — зло засмеялся Сытин. — Деньги за дом принесёшь. Две золотые монеты, и пять серебряных. И только попробуй за неделю не отдать.
— На кой хрен мне этот дом? — заорал мужик.
— А я откуда знаю? — равнодушно пожал плечами Сытин. — Хочешь — сожги, а хочешь — музей устрой.
Мы поглядели, как гружёная телега выезжает со двора. Рядом с ней верхом ехал Михей. Он что-то весело рассказывал Ильюхе. Пацан уже улыбался, одной рукой держась за побитую щёку, а в другой сжимая вожжи.
— Слушай, Немой, — спросил Сытин, — и на кой хер мы с тобой в такую даль пёрлись, на ночь глядя? Ведь не узнали же ничего.
* * *
Я проснулся в настоящей кровати. За приоткрытым окном на разные лады верещала какая-то скандальная птица. Похоже, она воображала себя не в рот ипенной певицей. А может, ей просто наступили на хвост.
Я сел, спустил ноги на пол и потянулся. Охрененно-то как!
Птица испугалась, громко вякнула напоследок и улетела. Закачалась опустевшая ветка яблони. Я почувствовал, что улыбаюсь до ушей.
Потом я увидел, что на стуле лежит чистая одежда и заулыбался ещё больше. Вскочил с кровати и мигом натянул на себя штаны и рубаху. А это что? Охренеть! Сапоги!
Мягкие кожаные сапоги были на пару размеров великоваты. Но я разорвал свою старую рубаху и намотал на ноги портянки.
Зашибись, бля! Как же я по обуви соскучился!
Я притопнул каблуками. Да, таким сапогом в башку зарядишь — мало не покажется!
Ну что, Немой? Жизнь-то налаживается, а?
Я распахнул окно.
Двухэтажный кирпичный дом Сытина со всех сторон окружал небольшой двор. Позади дома двор был засажен яблонями и смородиной. Со стороны фасада — это я запомнил вчера — был только газон. Через него от ворот до входной двери вела мощёная камнем дорожка.
Окно моей комнаты выходило на заднюю сторону фасада. Сквозь густые яблоневые ветки я увидел выкрашенный белой краской дощатый забор, а за ним — вымощенную брёвнами улицу. Вдоль улицы были разбросаны двухэтажные дома — бревенчатые и кирпичные.
На другой стороне улицы стоял человек. Он внимательно смотрел на окна Сытинского дома. Встретившись со мной взглядом, человек отвёл глаза и торопливо пошёл по улице. Выглядело это так, словно он случайно остановился напротив дома.
Ага, так я и поверил! Хер тебе по всей морде!
Я высунул башку в окно и постарался, как следует, разглядеть этого грёбаного шпиона. Но запомнил только черную жилетку, надетую поверх серой рубахи и смешную войлочную шапку на голове.
Я закрыл окно и вышел из комнаты. Стукнул в дверь комнаты Сытина, но никто не отозвался. Я поднажал — дверь была заперта. Где его черти носят с утра пораньше?
Я пожал плечами и по деревянной лестнице спустился вниз. Насколько я смог запомнить, внизу были столовая и кухня. А кухня — это такое место, где можно найти что-нибудь пожрать.
Посреди столовой стоял здоровенный внушающий стол, покрытый серой льняной скатертью. На скатерти лежала записка.
«Ушёл в библиотеку. Вернусь к обеду. Захочешь пожрать — спроси у бабули».
Я оглянулся, но никакой бабули не обнаружил. Зато через окно увидел во дворе турник и деревянные брусья.
Ага!
Что, Немой, проверим — на что ты годишься?
Я толкнул тяжёлую входную дверь и выбежал во двор. Первым делом повис на перекладине. Раз, два, три…
Я смог подтянуться только пять раз. Сколько ни дёргался, раскачиваясь и колотя ногами — больше не получилось. Да, слабовато!
Соскочил на землю, принял упор лёжа и начал отжиматься. На четвёртом десятке руки задрожали. Я через силу толкнулся ещё два раза и упал грудью на сырую холодную траву.
Да уж, бля! На брусьях мне пока делать нечего. Тут, минимум,
