Кристофер Макнамара - Горец II
Все может быть…)
Теперь на алтарь ступили Клеймора и Катана. И сложил руки первосвященник, готовясь произнести последние фразы.
Трое же священников низшего ранга, обеими руками вознеся перед собой церемониальные мечи, хором запели молитву.
Голубые искры посыпались с трех никогда не точенных клинков, сливаясь друг с другом, объединяя свой свет… И вот уже в свете этом становится различим лесистый склон, одинокая скала над ним, а еще выше — узор незнакомых созвездий…
Другая сторона мечевого лезвия.
Земля!
Гулко хлопнула за спиной дверь зиккурата, распахнутая пинком…
…Только в Святом Месте может свершиться Обряд. В месте, где Знание
— или Вера — обретает материализацию, превращаясь в Силу.
И нет в мире сил, способных действовать рядом с этой Силой.
Все это знал Черный Воин — вот почему он спешил перехватить беглецов до того, как они достигнут зиккурата.
Но на каждые два его шага они, не отягощенные броней, делали три. Поэтому не удалось не только перехватить их, но даже и приблизиться на дистанцию верного выстрела.
И не было у Крагера Крагеров сомнений в том, что он опоздал. Входную дверь он пнул уже просто так, утоляя бешенство.
Это было единственное, что он еще мог сделать. Внутри Зиккурата у него отнималась способность вредить.
Впрочем, и враги его ничего не могли бы с ним сделать в зиккурате.
И он шагнул внутрь.
Охрана последовала за ним.
Он увидел, как свет, ворвавшийся в распахнутые двери, сотнями бликов отразился в глазах множества людей, стоящих у задней стены.
Жены и дети мятежного клана. Все-таки успели укрыться…
Ну ничего, они еще подохнут здесь от голода и жажды… Если, конечно, не пожелают выйти наружу — на верную смерть!
А еще он увидел далеко впереди три фигуры с ритуальными мечами в руках.
— Священники… — пробормотал он.
Двоих, стоящих на алтаре, он, конечно, тоже увидел.
И опустился Крагер всех Крагеров прямо на пол, прислушиваясь к звучанию Древнего Языка. Звеня бесполезным оружием, уселась вслед за ним и вся свита.
И никто из гвардейцев не заметил, что — не считая погибших — отсутствует среди них еще один человек…
14
Двое, стоявшие на глыбах алтаря, даже не обернулись посмотреть, что творится сзади.
Это их не касалось…
— Древняя сила пробудилась в тебе… — сказал старший из них.
— Да. В тебе и во мне, — ответил ему младший.
И оба замолчали, прислушиваясь к речи первосвященника.
— …Большая миссия возложена на вас, но и могущество ваше будет немалым… — говорил тот. — Дар Воскрешения будет дарован вам… Однако помните: возможности его велики, но не безграничны. Даже Воскрешение не поможет тому, чей сосуд мыслей будет отделен от тела…
— "Сосуд мыслей" — это «голова», в переводе на человеческий, — прошептал Катана заговорщицким тоном. — Любит старик цветисто выразиться…
Его товарищ вымученно улыбнулся. Это была первая его улыбка с тех пор, как они оставили Священный отряд, обреченный погибнуть, прикрывая их отход.
— Знай: сейчас мы отправляемся. Это просто. Куда проще, чем будет вернуться сюда опять, — продолжал Катана.
Он говорил со все той же шутливой интонацией, хотя на душе у него тоже кошки скребли.
— Мы всегда будем вместе? — спросил у него Конан с затаенной мольбой.
— Позови меня — и я приду. Быстро, очень быстро… — ответил Катана, и Конану стразу стало легче.
Однако Катана тут же развеял эту легкость:
— Но все-таки будь готов действовать в одиночку. Просто на всякий случай… Ведь ты можешь и забыть о том, что меня можно вызвать, просто назвать мое имя. Да и само имя это ты можешь забыть… И меня самого забыть можешь, если уж на то пошло…
— Ни-ког-да! — раздельно произнес Конан. — Никогда я не забуду тебя или имени твоего, Рамирес!
Рамирес грустно улыбнулся:
— Это не от нас с тобой зависит, сынок… мы мало знаем о том, что может случиться при такой переброске.
— Ты хочешь сказать, что память…
— Я этого как раз говорить не хочу, но придется. Высокое Знание не дает ответа, что происходит с памятью. Уничтожить ее целиком невозможно, но…
— Но?
— Но можно стереть часть воспоминаний — или даже все — на время. Причем на очень большое время…
Катана снова улыбнулся:
— Не вешай нос, сынок! Возможно, и минует нас чаша сия! Никто ведь ничего не может сказать о том, что происходит впервые…
На время… Причем на очень большое время…
Именно это и произошло с обоими! Точнее, со всеми, кто в разные сроки после них совершал подобный бросок!
…Только и оставалось у них, что смутное чувство общности друг с другом… Да еще — гораздо менее смутное, но тоже неоформленное — чувство отторжения от тех, кто воспитывает своих детей в собачьих норах…
Откуда они-то взялись, как попали на эту планету? Или, проиграв сражение в одном из миров, воины-убийцы переместились в другой?
Но ведь в том мире они вроде бы оказались победителями? Значит, не оказались…
Датворт… Вэселек, прозванный на Зайсте «Толедо-Саламанка»… Крюгер…
Крагер!
И надо же, чтобы разгадка пришла так поздно, когда он остался один, когда истрепанные старостью нейроны мозга уже почти не способны к умственной работе, а дряхлые мышцы — к боевой!
Впрочем, как знать… Возможно, в этом была скрыта некая мудрость.
Мудрость борьбы со Злом, даже если природа его тебе неизвестна…
Первосвященник еще что-то говорил, но Конан уже не слушал его.
Взглядом, в котором смешались надежда и тоска, он обвел задымленные стены зиккурата. Последнее, что ему дано было увидеть на родной планете.
— Я вернусь сюда… — прошептал он. — Я вернусь… Вернусь обязательно…
Глаза его были мокры от слез.
Катана утвердительно кивнул:
— Конечно, вернешься! Ведь тебе дано Воскрешение!
Лоб юноши прорезала поперечная морщина:
— Это что-то вроде колдовства, да?
— Ну… Считай, что так, — Катана двусмысленно улыбнулся. — Хотя на самом деле это относится к области Высокого Знания. А там, куда мы отправляемся, одни будут называть это колдовством, другие — наукой, и все они будут правы и неправы одновременно.
Он глубоко вздохнул всей грудью.
— Ладно. Мне пора идти.
И он шагнул под тусклые огоньки чужих звезд.
— До встречи-и-и… — голос его возвысился и исчез за гранью слуха.
Кажется, он звучал уже ОТТУДА.
А со стороны казалось, что Катана исчез, растаял во всплеске голубой энергии.
И Клеймора остался на алтаре один.
Он понимал, что стоять ему здесь, одному, недолго — считанные мгновения. Но именно в эти мгновения на его плечи упал непомерный, хотя и не имеющий веса, груз.
Страх… и горе… и горечь разлуки…
Он едва не соскочил с алтаря.
В этот миг к нему и шагнул первосвященник. И руны Древнего Языка слетали с его тонких, блеклых от старости губ:
Жалобам муж не должен
Всем предаваться сердцем:
Сам он сыскать сумеет,
Как исцелиться в скорби!
А потом, прервав руну, заговорил уже обычным голосом:
— Помни причину происходящего, сын мой… Никогда не забывай о ней.
И исчез в голубой вспышке Конан, прозванный Клейморой. Исчез с гордо поднятой головой, исчез, расправив плечи, будто пал с них громадно-невесомый груз.
А где-то в ином мире — через мгновение по собственному счету, но Бог весть когда по счету Зайста — обрел жизнь Конан Мак-Лауд.
…И отступило время.
Скрылось, как не бывало,
За островами Ночи…
Договорил первосвященник последние слова руны. И только тогда, расстегнув застежку на горле, уронил свое облачение.
Ибо завершен был Обряд.
Множество парных огоньков — словно глаза волчьей стаи — смотрели на него со стороны той стены зиккурата, в которой был прорублен вход.
И вздрогнул старик, вдруг ощутив себя просто человеком, а не первосвященником. Хотя и в этом случае не угрожало ему ничто.
Крагер всех Крагеров усмехнулся плотоядно-красными губами и встал — только зазвенели доспехи его и поднимающейся свиты.
На Обряд он смотрел, не мигая, а сейчас моргнул в первый раз.
И затмилась на миг одна пара волчьих огоньков.
Он шагнул к выходу. Но еще прежде, чем он успел подойти к двери, она распахнулась сама.
Сразу за порогом стоял человек. Должно быть, это именно он пнул дверные створки.
Нет, не один он был, стоящий за дверью! Весь отряд Крагеров выстроился снаружи.
Третий из отрядов. Семь с лишним сотен уцелевших — рядовые бойцы.
И впереди — тот, кто распахнул дверь, — гвардеец. Тот, кого не досчитались бы в зиккурате, если бы вздумали считать присутствующих.
Ни у одного не видно автоматов. Но в руках — боевые цепы с девятью шипастыми шарами на каждом.
В руках же гвардейца — меч. И перерубленный ремешок все еще болтался на его шее.
Дальнейшее произошло мгновенно. Гвардеец уже занес свой меч, Черный Воин — даже не обнажил еще.
