Людмила Белаш - Имена мертвых
— Вот и я! — подойдя, звонко пропела она и, чуть склонив голову набок, заценила Аника. — Мы, кажется, незнакомы?
— Аник, — младший ассистент Герца грациозно протянул ей руку, которую прокурор вдохновенно именовал не иначе, как «обагренная невинной кровью». — Аник Дешан. К вашим услугам, мадемуазель.
— Марсель Фальта.
— Прошу, — Клейн, словно крышку чемодана, поднял вверх широкую дверцу «Коня».
«Конь Дьявола» изнутри походил на пилотскую кабину аэробуса, где года два жила компания хиппи, — впереди тьма-тьмущая шкал, циферблатов, кнопок, тумблеров, цифровых табло, клавиатура и экранчик компьютера, радиостанция, и здесь же — медное распятие, образки святых, Богоматерь над скрещенными миртовыми веточками, отчаянные красавицы, морды чудовищ, эмблемы и надписи: «Я ГЕНЕРАЛ ПОЛИЦИИ», «ИИСУСА ХРИСТА — В ПРЕМЬЕР-МИНИСТРЫ», «ВЕСЕЛИСЬ, ПОКА НЕ ВЫРВЕТ»; над головой — выпуклый узор из сваренных в сложный каркас и покрытых красным лаком труб, кресла-ложементы, между креслами — контейнер с банками тоника.
— Сильная у вас машина, — заметила Марсель, пристегиваясь рядом с Аником.
— Трофейная, — гордо отозвался Аник; пульт под его пальцами загорелся россыпью разноцветных огней, будто рождественская елка; двери сами собой закрылись, на экране отпечаталось: ПРЕДСТАРТОВАЯ ГОТОВНОСТЬ. Не иначе как «Конь» сейчас втянет колеса, закупорится и взовьется в межзвездное пространство. — Я с прежним хозяином поспорил на машину — и выиграл. Все пристегнулись?
Марсель кивнула, Клейн сзади ответил что-то невнятное, вроде «угу», а затем заговорил:
— У нас, барышня, есть один тонкий откровенный разговор. Нам надо сразу объясниться, чтобы вы не заблуждались на наш счет.
— Дело в том, мадемуазель, — прибавил Аник, — что у нас троих в биографии очень много общего. Все мы когда-то родились…
— …и все когда-то умерли, — окончил фразу Клейн.
— И вы, значит?.. — не очень удивившись, Марсель вгляделась в их лица. Живые, нормальные лица.
— Тоже.
— …и с нашим стажем потусторонней жизни мы чувствуем себя ответственными за вас.
— Вам может понадобиться наша помощь, барышня. Мы готовы для вас сделать все, что в наших силах. Всякое может случиться…
— …и если вдруг что-нибудь, какая-то сложная проблема — позовите нас, и мы придем.
— Марсель, мы не набиваемся в друзья, — серьезно, даже холодно продолжал Клейн. — Знакомство наше недолгое, мы для вас чужие люди, но поверьте, вы нам не чужая. Кто бы ни вернулся с того света, он не должен быть одинок, я так считаю.
Эта короткая дружная атака несколько сбила Марсель с толку. Так сразу и откровенно! Она по опыту знала, что под видом откровенности люди обычно делятся самыми убийственными для тебя новостями, или — врут, и врут с целью если не убедить тебя, так по крайней мере запутать, заморочить, навести на ложный путь. Одно из двух: или ей под таким соусом подносят опеку, слежку, или, что «или»? они в самом деле говорят то, что думают?
Значит, на случай, если стрясется что-то неладное, ей добрый совет — тут же вызвать ассистентов Вааля.
И они смотрят, ждут, что она скажет.
— Я очень вам признательна, — осторожно начала Марсель, — но ситуация так необычна… я до сих пор в себя никак не приду. И не верится как-то.
— Тем более не верится, что все мы из одного теста! — Аник отвалился на спинку кресла.
— Но мы назад своих слов не возьмем, — сказал Клейн сквозь зубы, открывая язычок у банки. — Угощайтесь, Марсель.
— Спасибо.
— Может, покажем?.. — зевнул Аник.
— Давай монетку.
— Держи.
Клейн перехватил на лету брошенный назад талер и протянул его на ладони Марсель.
— Как допьете, барышня, подкиньте монету и поймайте.
— Мой — орел, — предупредил Аник.
— Выходит, мне осталась решка.
— Зачем это?
— Выясним, кому из нас один трюк показать. Научный опыт.
— Вам будет интересно, — пообещал Аник, — вот увидите.
Талер взлетел, кувыркаясь, и спрятался у Марсель в кулачке. Она разжала руку — королевский профиль.
— Сам виноват, — Аник сокрушенно покачал головой, — не на кого пенять, — и он достал снизу малюсенькую клетку, где шевелила усами встревоженная белая мышка.
— Нравится вам? — без улыбки спросил Клейн, принимая клетку от Аника.
— Хорошенькая…
— Я тоже был хорошенький, — медля, Клейн наблюдал, как мышка перебегает по проволочной сетке, пока он вертит клетку с боку на бок, — был я парнишечка веселый и пошел на войну… И в плен попал. Вы знаете, что такое конзентрационслагер? или аппель-плац?.. не знаете, сейчас об этом мало говорят. Может, оно и к лучшему. Столько лет прошло; новые люди народились, старые повымерли. Кто были враги — стали друзья. И последние, кто это видел, уберутся под дерновое одеяло. И ничего не останется — будто и не было ничего. Нельзя же вечно горевать; жизнь такая хорошая… А я иногда боюсь — ох, ненадолго эта благодать. Если кому-то хорошо, то обязательно кому-то плохо. Не здесь плохо, так на другом краю света. И начнут опять людей косить — просто чтобы их не стало, как лишних. Думаете пожалеют? а я как вспомню, что со мной было, и кажется — глазом не моргнут. Как тогда… позади охрана, впереди смерть, ломаю я камень киркой и одно меня сверлит: почему же меня-то — ВОТ ТАК!
Как пресс, железная ладонь Клейна одним движением смяла, скомкала клеточку вместе с мышью — лишь капля крови выдавилась между пальцами.
— Что вы сделали! отдайте, — вспыхнула Марсель, но потянуться за мышкой не посмела — настолько колючим и отчужденным стал взгляд Клейна. Но мгновение — и льдинки в глазах его растаяли.
— Стыдно убивать животных, — резко и решительно добавила она.
— Что делать? — виновато улыбнулся Клейн.
«Садист, — с отвращением подумала Марсель, а Клейн разорвал сетку и выцарапал взъерошенную мертвую мышь; Марсель отвернулась. — Запугать хотят».
— Мадемуазель, посмотрите сюда…
— Отстаньте от меня. Я сама пойду. — Она начала отстегивать ремень.
Мышка лежала на муфте рычага, и Аник коснулся ее указательным пальцем — шерстку потрогать, что ли?..
Над мышкой появился сиреневый ореол, защелкали искорки.
Аник сморщился, как от зубной боли.
Мышка заскребла задними лапками.
Аник зажмурился, нагнул голову.
Мышка часто задышала.
Аник шумно выдохнул и отвел руку.
Мышка поднялась, принюхалась — и Клейн поймал ее за хвостик.
— Готово!
— Только ради вас, мадемуазель, — все еще кривя губы, Аник растирал побелевшую кисть.
— Куда б ее посадить?., найди что-нибудь с крышкой, — заворочался в кресле Клейн. — Она меня цапнет за палец.
— Не цапнет — лабораторная порода.
— Я плохо думала о вас, — призналась Марсель.
— Прошу вас, Марсель, продолжайте и дальше думать о нас плохо. Это верное средство от ошибок.
— Я была не права.
— Ради бога, никаких покаянных слов! Для девушки уже слишком много, если она так скажет.
— Но поймите меня — я сегодня…
— Вы сегодня воскресли. Нам это понятно, как никому другому. Поэтому вы можете на нас рассчитывать.
— Спасибо вам, Клейн.
— Думаю, можно считать вас принятой в союз дезертиров с того света?
— Да! конечно.
— В таком случае пожмем друг другу руки. Аник Дешан, расстрелян в пятьдесят втором по приговору суда Юго-Западной провинции.
— Алард Клейн. Зимой сорок пятого бежал из концлагеря, замерз в горах.
— Марцелла Фальта. Причина смерти — легионеллез.
И лишь тогда Аник привел в действие многократную лошадиную силу «Коня», и машина плавно тронулась.
* * *Долго жил Изерге по ту сторону радуги, в стране добрых снов, откуда с неба на землю течет светлая Виче. За вратами Онара, за радугой лежит объятый ласковым туманом мир лесной, реками напоенный, людьми вспаханный.
Гуси-лебеди, голуби да журавли летают через врата-радугу вольно, беззапретно — летят в край богов, летят в край людей… куда хотят!
А люди, когда мать рождений Шочын Ава им велит родиться в срок, возврата не знают. Шаг шагнул — ты человек, тебе сужден земной удел.
Знай люди наперед, куда их путь лежит, нипочем бы край богов не покидали. Там благодать. Всегда на столе колбаса, сытный суп-лашка, творожные сырники. Струны кюсле сами собой играют.
А что на земле — журавля спроси.
«Журавль серый, какие вести несешь из-за врат Онара?»
«Беда, — кличет журавль, — чехословаки восстали от Пензы до Владивостока, взяли Казань. Лесной мир затих, в страхе замер. Земной туман почернел дымом.
Бились красные на Волге, реку кровянили. Везли баржу с ранеными в Нижний, на мель сели и снесли на берег в тифу Алексея Тхора, чуть живого. Сказывать ли дальше, Изерге, про твоего отца?
