Сэй Алек - Мерзкий старикашка

Зато кто в посольстве главный теперь понятно окончательно. Нет, я и так-то почти не сомневался, но эта демонстрация окончательно расставила все точки. Вопрос лишь в том — над всеми ли буквами?

— Все точно так, как и говорит досточтимый князь, — сказал настоятель, пробежав содержимое письма взглядом. — Примас действительно дозволяет снять с тебя обеты, брат Прашнартра.

И помолчав мгновение, добавил:

— Если, конечно, ты сам этого пожелаешь.

— Снять обеты… — эхом повторил я за Тхритравой. — Покинуть обитель? Зачем? Кто нынче помнит в Аарте о царевиче Лисапете? Кто поддержит его притязания?

— Те, кто от века хранит закон и традиции Ашшории, — несколько напыщенным тоном произнес властитель Хатикани. — Совет князей. Если, конечно, царевич пообещает восстановить их старинные вольности.

Ага! Вот и условия. Ну, кто же сомневался, что князюшки даже в мышеловку кладут сыр с ценником?

— А что же, старинные права и вольности членов совета попираются? — с невинным видом поинтересовался я.

Интересно, хватит посланцам наглости обвинить покойных царей в нарушении традиций и законов Ашшории, что почти тождественно обвинению в святотатстве? Прям даже интересно стало.

— В последние годы были… некоторые отступления, — дипломатично выразился князь Софнине.

Надо же! Может он вовсе и не такой дурак, каким кажется, когда с ним познакомишься поближе?

— И вы желаете обратно… наступить?

— О, этого все хотят! — горячо заверил меня князюшка.

— Так-таки уж и все? — усомнился я.

— Практически, — парировал властитель Софенского удела. — Многие члены совета письменно подтвердили это, поклявшись перед свидетелями, что поддержат претензии брата царя Кагена, коли он вернет им то, что по праву их и так. Если уважаемый князь Тимариани соизволит…

Соизволил. Сделал морду ящиком, достал из сумки еще один свиток, украшенный множеством печатей, и протянул мне. Хм, а неслабо — двенадцать гербовых оттисков из тридцати шести возможных. Причем знака самого Зулика под текстом нет.

— Ну надо же, как много отступлений мелким почерком, едва место для печатей осталось, — я изобразил сокрушенный вид и покачал головой, попутно проглядывая написанное.

Еще бы не много. Лендед с Кагеном дворянскую вольницу за годы своего правления окоротили знатно — куда там одному популярному в некоторых районах Земли политическому деятелю, с его вертикалью власти…

— Право сбора пошлины с купцов, проходящих по землям владетельных князей, значит, утрачено? Ай-я-яй, так совсем мошной оскудеть можно.

— Истинно так, — скорбно вздохнул князь Хатикани.

— А что же это, только для владетельных-то князей? Нешто кроме тех, кто в Совете заседает, других землевладельцев в Ашшории нету?

Князья переглянулись между собой, соображая что ответить. Эх, нету в вас солидарности трудящихся и понимания классовой общности, товарищи феодалы…

— Да не по чину им будет, — нашелся Арцуд.

— Да? Ну что же, понимаю, понимаю… — я покивал. — Значит, право сбора налогов в царскую казну надо возвращать?

— Так ведь с чиновников этих государству-то одно разорение. И жалование им положено, и воруют они безбожно — вон хоть того же брата Асмару спроси, — огладил бороду Шедад. — Он, я слышал, до монашества как раз мытарем-то и был, знает про все их порядки. Мы же лишь о благе государства радеем! К чему эти пустопорожние траты, когда князья испокон веку сами цареву долю собирали?

— Да-да, это понятно, им-то воровать степенство не позволит, — снова покивал я.

— Истинно так! — возгласил князь Софенине и воздел палец.

— Хм… И, значит, охрану благолепия в княжеских землях им же поручить заново?

— Владетельный сам обязан обеспечить чинность, да безопасность жителей и путников в своей земле. Это священный его долг, — внушительно кивнул князь Хатикани. — И казне, опять же, расхода на содержание стражников не будет.

— Как это… ответственно. Ну, а исключительное право суда вернуть, это, верно, для того же?

— Зришь в корень, брат Прашнартра. — Шедад кивнул еще раз. — Именно так и есть. Судье также кормление от казны полагается, так для чего же деньги тратить и сущности умножать? Поймал князь разбойника, тут же его осудил, да на елке и повесил, добрым людям на радость, а татям — во устрашение.

— Для всего этого войско надобно… Хотя, вижу — снять ограничение на число княжеских дружинников.

— И безземельным витязям будет к кому на службу податься, — поддакнул Софенский князь. — Не только о казне, о царских подданных Совет тако же радеет.

— Но разве не почетнее им в царскую службу вступать? — прищурился я.

— Почетнее, — не стал спорить Арцуд. — Так и надо, чтобы священную особу государя окружали лишь достойнейшие из достойных! А их, увы, не так много.

— Вижу-вижу, — кивнул я. — Это потому вы хотите ограничить царское войско одними лишь Блистательными и стражей его личных земель?

— Ну а к чему траты, когда князья выставят свои дружины по первому зову своего царя?

— Ну, зов-то, положим, просто так теперь и не кинуть… — я хмыкнул. — Ведь вы желаете, чтобы объявлять войну и заключать мир царь мог лишь с согласия совета князей.

— О, это простая предосторожность от негодных советников, которые могли бы втянуть Ашшорию в неисчислимые бедствия, — с самым честным видом произнес князь Хатикани. — У подножия трона вечно толпятся недостойные, дети змеи и ехидны, порождения крокодила, но, бывает, что хитростью и изворотливостью они занимают место близ государя и отравляют его разум дурными советами и наветами на честных слуг его.

Кажется, двоих таких «честных» я уже знаю.

— Ну и право чеканки своей монеты князьям нужно?..

— Дабы все это поддерживать в порядке. Случается так, что монет, потребных на утоление всех нужд, не хватает даже в государевой казне, что уж говорить о нас? И вот тогда, чтобы выплатить жалование солдатам и стражникам, князья могли бы пожертвовать свои богатства, перебив хоть и те же пиршественные кубки из драгоценных металлов в монеты.

— Как же велико ваше самопожертвование, и как счастлив был, должно, царь Каген, имея столь верную и надежную опору.

— Ни одного важного решения не принимал он, не посоветовавшись вначале с владетельными князьями.

Ага, это я наслышан. Внимательно внимал тому, что вы советовали, и поступал строго наоборот.

— Ну а должности министров и капитана Блистательных распределять лишь между членами Совета и их наследниками надо, я полагаю, оттого, что слуг вернее и надежнее у царя все равно не найдется?

Софенский и Хатиканский князья закивали как китайские болванчики.

— И сами же князья решат, кому какая более всего подходит?

— Разные таланты отпущены Святым Солнцем каждому из нас, и первейший из воинов может оказаться скверным казначеем. Кто же лучше самого человека знает, к чему он более пригоден? — произнес Арцуд. — Что же, подпишет такой эдикт царевич Лисапет?

Я помолчал немного, переводя взгляд с одного из посланцев Совета на другого, а затем не сдержался и фыркнул.

— Слушайте, а при таком раскладе нахрена вам вообще нужен царь? Чтобы был хоть кто-то виноватый в том, что вы страну на куски раздербаните?

— Мы… — попытался возмутиться князь Хатикани.

— Ослы, — ласковым тоном перебил его я. — Глупые, жадные и самовлюбленные ослы, неспособные даже на шаг предсказать последствия того, чего сами понапридумывали. Хочешь знать, чем это вот, — я помахал свитком с «кондициями Анны Иоановны», — закончится? Да тем, что вы, без твердой руки, все пересретесь, потом передеретесь, а после этого соседние государства вас по одному передавят. Валиссе такие условия предложите, царевна-то дура-баба, может и согласится. Только когда она все же силу наберет и начнет вам, как курятам, бошки откручивать, вы это… сильно-то не обижайтесь. Сами себе злобные болваны ведь.

Я с усмешкой бросил свиток на стол и с удовольствием полюбовался на огорошенные физиономии посланцев.

— Нам не нравится твой тон, монашек, — со злостью процедил князь Софенине. — Ты бы знал своё место.

— Мы рыбе тоже не нравимся, но едим же, — я стремительно (невзирая на возмущенно скрипнувшие колени) поднялся, и облокотился на стол. Больше, чтобы устоять, конечно, но вышло внушительно, чего уж там. — И я-то знаю свое место. Оно здесь, в монастыре, могу даже келью показать. А вот будет ли тебе, князюшка, где голову преклонить хотя бы через год, это ба-а-альшой вопрос.

Я выпрямился и отвесил легкий поклон настоятелю.

— Пойду я, отец Тхритрава, помолюсь, чтобы Святое Солнце даровал князьям царя… в голове. А то так и помрут дураками.

Задерживать меня не стали, зато у кельи моего появления снова ожидал Тумил.