Алекс Белов - Бифуркатор

  - Причём тут это? - выдавливаю я.

  - Нет, ну я про то, что, вот умирал твой брат где-то, а перед смертью кого звал? Артёма? Не, его бы он позвал в самую последнюю очередь. Он звал маму, папу, но не верил, что ты его спасёшь. Он даже вряд ли бы подумал, позови тебя, примчишься ли ты? Я всю жизнь знаю, если меня какая тварь обижает, если мне нужна сильная поддержка, я иду к Серёге. И прошу его помочь. И он никогда не отказывает. Ни один козёл из школы меня не тронет. А Андрюха всё терпел. Мы ж в одной школе учимся. Я знаю, что он справлялся с трудностями в одиночку. Он часто просил тебя помочь?

  Мои губы дрожат, и мир расплывается от слёз. Я немного отворачиваюсь от Стёпки. Я помню лишь два раза, когда пришлось вмешаться в личную жизнь брата и навалять млад-шеклассникам-хулиганам, что доставали мелкого, и то, когда побои стали заметны на лице. Но Андрюшка ни разу не просил меня о помощи.

  - Извини, - слышу я грустный голос Стёпки. - Извини, Артём, я не хотел. Просто... сам сейчас не в равновесии.

  - Неужели, я и правда был таким козлом? - говорю.

  - Забудь, всё это в прошл... - Стёпка сбился, а по моей щеке скользнула слеза. Я спешно вытираю её рукавом и говорю:

  - Теперь это будет преследовать меня всю жизнь. Я буду винить себя каждый раз, как буду вспоминать об Андрюшке.

  Стёпка хмурится и глядит в потолок.

  - Мы потеряли двух близких людей. Мы теперь сами как братья, - говорит он. - Если хо-чешь, можем остаться здесь и поплакать вместе...

  Я молчал, но мы и правда остались. И правда оба плакали, только не расскажем об этом никогда и никому, а вышли наружу только когда с лиц сошла краснота и глаза перестали быть влажными.

  Весь день мы предавались светской беседе с родственниками Стёпки, снова возвращали свою дружбу, а со стороны камина с портрета, украшенном пушистыми венчиками, на нас смотрела тётя Марина.

  ******

  Я просыпаюсь утром от телефонного звонка. Заснул одетым, в руках опять зажат теле-фон. Вспоминаю, что болтал со Стёпкой по аське, да так и провалился в забытье.

  Сквозь едва разлепившиеся веки смотрю на экранчик. Звонит Стёпка. Чёрт, как легко становится на душе, я будто в полёте, будто вернул свою нормальную жизнь. Сейчас этот чёртов гений пожелает мне доброго утра, позовёт гулять или предложит поиграть по сетке.

  Включаю связь и слышу слова, которые меняют мою жизнь:

  - Артём, гоу ко мне. Я знаю, где искать Андрюшку.

  ДОКТОР ВЕЧНОСТЬ

  Ночью, всегда в установленный срок,

  Тьму разрезает колючий звонок.

  Не подходи, это меня...

  Кроатон

  Инсайдер

  *

  Я сидел на кухне у Стёпки уже через пятнадцать минут. Да нет, меньше. Спал же одетым, потом просто плеснул в лицо пару раз водой из-под крана, прошёлся по зубам щёткой без пасты, шмыгнул по лестнице, на кухне автоматически взял яблоко, проскользнул мимо спящей мамы, по дороге успел пару раз откусить фрукт, но потом подошёл к Стёпкиному дому и выбросил яблоко в канаву. Так что на всё ушло минут двенадцать.

  - Что ты там за фигню говорил? - сходу бросаю я, плюхаясь на стул напротив Стёпки. Пальцы обеих рук друга переплетены вокруг бокала с дымящимся чаем. Взгляд будто не-много уставший.

  - Как-то ты быстро прикатил.

  - Да я сразу выскочил. Просто... блин, если это шутка, то...

  - Ты завтракал? - спрашивает Стёпка.

  - Какой там завтрак, сдурел? Говори, что придумал!

  Стёпка хмурится.

  - Так. Твой брат никуда не убежит. Всё равно мы уже вряд ли его спасём, поэтому ты должен поесть.

  Я оглядел кухню, нащупал взглядом корзинку с бананами и говорю:

  - Дай банан.

  - А дома ты тоже бананом завтракаешь?

  - Нет, конечно.

  - Кстати, а что ты ешь на завтрак обычно?

  Я хмурюсь и думаю, каким бы ни был лучший друг, всё равно он не всё о тебе знает, а вот Андрюшка выучил мой завтрак наизусть.

  - Вообще, не знаю вредно это или нет, но я каждое утро ем яичницу, бутер с маслом, со-ком её запиваю.

  - Ну вот видишь, - Стёпка встаёт и достаёт сковороду.

  - Да брось, ты чего яйца будешь мне жарить? - смеюсь я.

  - О твоём брате. - Стёпка не обращает на меня внимания. Ставит сковороду на огонь и капает на неё подсолнечного масла. - Вообще, я подумал о нём десятого даже, но вчера вдруг в комнате, когда мы говорили с тобой, меня осенило. Помидорку порезать?

  Стёпка достаёт из другой корзины томат и протягивает мне.

  - Блин, идиот, делай что хочешь, - машу рукой я, напрягший внимание на Андрюшке.

  Дольки помидора зашлёпали по сковородке, а Стёпка продолжил:

  - Ты говоришь, что в тот день, двадцать третьего июля, Андрюха и правда предсказывал твои шаги? И это не шутки?

  - Ну... - я задумываюсь. Как давно это было, вечность назад. - Помню, что про пасту он сказал. Перечислил продукты, которые мама купит, да и всё. Но он и ошибся.

  Стёпка хмурится и на долю секунды перестаёт резать помидор. Задумчивый взгляд ко-сится в мою сторону.

  - Он сказал, что утром, когда я буду делать яичницу, мне попадёт тухлое яйцо, но так не оказалось.

  Дольки томата снова зашлёпали на сковородку.

  - Да, помню. Ты задумался? - спрашивает Стёпка.

  - Задумался о чём?

  - Когда начал делать яичницу, ты подумал, о том, какие яйца взять?

  Я теряюсь.

  - Да не помню как-то. Может, и задумывался.

  Отбросив половинку томата на полку, Стёпка достал из холодильника два яйца. Внима-тельно посмотрел на них и прищурился:

  - Надеюсь, они не протухшие.

  - Слушай, ты и правда мне яичницу делаешь?! - едва сдерживая смех, восклицаю я.

  Стёпка смотрит на меня по-взрослому, до жути серьёзно.

  - А что, не похоже? - хмурится он, а потом разбивает яйцо на сковородку. - Предпочитаешь глазунью или болтанку?

  - Глазунью, - всё ещё усмехаюсь я, но шутки исчезли, и в сердце тлело лишь умиление. Не, ну правда, Стёпка поразил меня заботой и домовитостью.

  - Ночью Андрюха сказал, что мы все проживаем двадцать третье июля уже в двадцать третий раз, но мы ничего не помним, просыпаясь каждое новое утро, а он помнит, так?

  - Ну... вероятно. Я уже плохо помню.

  Стёпка заводит глаза.

  - Даже я помню почти наизусть каждое твоё слово.

  - Да ну тебя. Я тогда думал, что мелкий просто стебётся.

  - Кстати, зря, - опять хмурится Стёпка.

  - Где он, тогда? - жму плечами я. - Инопланетяне? Правительственные организации вы-крали?

  В воздухе сверкает тарелка, Стёпка ловко швыряет её на стол передо мной и снимает сковороду с плиты. Яичница легко соскальзывает в тарелку с тефлоновой сковороды.

  - Ешь, - кидает Стёпка и заливает сковороду водой.

  - А ты?

  - Я только что поел.

  Я достаю из ящика стола нож и вилку, аромат жареных яиц переполняет возбуждённый мозг счастьем. А ещё, Стёпка теперь мой друг. Навеки!

  - Спасибо тебе большое. Не ел яичницу как раз с двадцать третьего июля. Мать перестала готовить, а я боюсь теперь даже спускаться.

  Я приступаю к еде, а Стёпка тем временем тщательно вытирает руки о полотенце.

  - Что, так всё плохо? - хмурится он.

  - Ещё как, - киваю. - Вчера из холодильника выкинул приличный кусок колбасы. Такой замшелый, что опарыши бы отравились. Лежит там, похоже, с двадцать третьего.

  Стёпка вздыхает, достаёт из холодильника коробку грушевого сока и ставит передо мной, а потом добавляет пустой стакан.

  - Ну ты прямо как моя мама, - усмехаюсь, а друг садится напротив и снова обнимает бокал чая. - Так что же с Андрюхой? Ты точно знаешь, где он? - спрашиваю я, наливая сок в стакан.

  - Ага, - кивает Стёпка. - Он застрял в двадцать третьем июле.

  **

  Я замираю. В одной руке - сок, в другой - крышка от него.

  - То есть, как застрял? - растерянно гляжу на друга.