Уильям Сандерс - Очаги сопротивления
Дэвид припоминал, как пока удавалось осиливать дорогу. Сам себя он всегда считал сравнительно подготовленным: бегал за школу марафоны, по выходным иной раз ходил в походы — но такое он себе представить не мог. В горле першило от стоящей в воздухе щелочной пыли, губы растрескались и кровоточили, каждая мышца утомленно подрагивала. Ступни горели — тонюсенькие тюремные кроссовки, что с них толку — а колени и голени исцарапаны были до крови от карабкания по каменистым склонам и через кактусы в темноте.
Прошлая ночь была сплошным кошмаром без ориентира в пространстве и времени, так что последние часы Дэвид припоминал лишь смутно. Он тащился, прихрамывая, за Ховиком в лунном свете, поминутно запинаясь о каждый встречный камешек, и чувствовал с абсолютной уверенностью, что ум()ет прямо на ходу; а идти в конце концов продолжал, вероятно, потому, что ум из-за истощения попросту не сознавал, что можно повалиться на землю и выйти из игры. А Ховик, тот хоть бы раз запнулся, или оглянулся, или подал голос — разве если сам к нему обратишься, да и то отвечает односложно — или хоть замедлил упрямую свою поступь. Глядя на Ховика сейчас, Дэвид вроде как и особой усталости за ним не замечал. «Так оно еще и потребляет воду, — задумчиво подытожил он. — Я уж начал было думать, что оно работает на дизтопливе».
Он неумело вытянул впереди себя пистолет и поглядел на него.
— Где здесь предохранитель? — спросил он у Ховика.
Тот раздраженно фыркнул.
— Тьфу, блин, ты, видно, из тех, кто читает эти долбанные детективы? Это револьвер. У револьверов не бывает предохранителей. Дай-ка!
Дэвид протянул оружие. — Гляди, здесь все не так и сложно. В основном это машинка, даже подвижных деталей немного. Видишь здесь кнопочку? Надо ее вот так нажать, и цилиндр прокручивается — эта вот часть, куда кладут патроны. Надо перезарядиться — потяни этот прутик, и он выкинет пустые гильзы. Вот, видишь — разрядил.
Разложив блестящие патроны возле себя на камне, Ховик возвратил оружие.
— Если хочешь в кого-то выстрелить, оттяни назад курок — правильно, ту штуку у тебя под большим пальцем — пока не зафиксируется. Не делай этого, пока не готов к стрельбе: когда взведен, он легко соскакивает. Теперь направь на мишень. Если есть время и свет, совмести вон ту мушку впереди с маленькой риской сзади, понял? И просто жми, как титьку — оно само выстрелит.
Дэвид попробовал навести на кактус. Револьвер колебался, нельзя даже было толком различить цель.
— Держи обеими руками, — посоветовал Ховик.
И тут спусковой крючок под пальцем у Дэвида внезапно подался, и боек сорвался с сухим металлическим щелчком.
— Не дрейфь! — успокоил Ховик. — Если ты спешишь, а оно обычно так и бывает, когда приходится использовать эту штуку, забудь про боек. Просто жми на крючок, и все будет выходить само собой. Правда, не попадешь ни хрена, если только не будешь стоять близко, но из этого тупорылого оно единственно, что можно выжать. Если угодим в заваруху, ты хоть пощелкаешь вокруг горохом, чтобы головы пригнули.
Он подал Дэвиду патроны и пронаблюдал, как тот неловкими движениями перезаряжает револьвер.
— Так, все, теперь он опять заряжен, смотри, блин, внимательно, куда целишься. И запомни, с оружием никогда не выпендривайся. Если не думаешь стрелять, то и руками не касайся.
— Я никогда не стрелял из оружия, — признался Дэвид.
— Какая на хрен разница, — ровно заметил Ховик, укладываясь обратно на камень.
— Даже не держал никогда, и в детстве не играл с игрушечными. Я ж из семьи старых квакеров, — пояснил Дэвид.
— Было время, когда я считал, что вообще никогда не смогу направить оружие на человека; но вот после кое-каких изменений последних лет…
— Ага, — Ховик снова надвинул шляпу на лицо.
Дэвид опустил револьвер в карман.
— В общем, стрелять, как ты, мне никогда не научиться.
Он посмотрел на длинный ствол «Уэзерби», лежащей у Ховика в ногах. — Здесь, понимаешь, дело не просто в практике. Ты, наверное, уже невесть когда держал оружие последний раз, а смотри, как у тебя нынче получилось. То же и с пистолетом, когда ты уложил охранников.
— Не знаю, — приглушенно донеслось из-под шляпы. — У меня постоянно это дело как бы само собой выходит.
— Да, могу представить. — Дэвид опустился около ближайшего углубления и снял с ног остатки кроссовок. — У меня примерно то же с компьютерами, — заметил он, чуть поморщившись, когда погрузил ступни в прохладную воду. — Даже мальчишкой получалось, не знаю, чувствовать их, вытворять с ними всякое. Сколько раз влипал через это в истории…
— Знаешь, — подал Ховик голос через шляпу, — а что, если ты, к едрене матери, заткнешься, дашь поспать?
Снова начинал набирать силу зной.
Когда Дэвид проснулся, небо было багряным, и свет шел уже на убыль. Ховик стоял над Дэвидом, легонько тыча кроссовкой под ребра, и что-то протягивал:
— На-ка!
Дэвид нетвердо потянулся и взял в руку — непонятно, что: какой-то упругий, влажноватый хлыст.
— Что это?
— Жуй! — судя по невнятному голосу, сам Ховик уже жевал. — Пришиб пару гремучек — здоровых! — палкой, — объяснил он, усаживаясь около Дэвида. — Если не хочешь змею, скажи — я твою съем.
— Ты меня разыгрываешь? — После стольких часов жажды Дэвид в сущности позабыл о еде, но теперь неожиданно обратил внимание, что желудок, громко урча, требует чего-нибудь существенного.
— После тюремного рациона… Ховик, господи, она же сырая!
— Ну и что, огонь все равно разводить нельзя, — резонно заметил Ховик. — Видишь, есть мы ничего не могли, пока не было воды переваривать пищу. Теперь какое-то время можно будет дюжить.
Змеиное мясо оказалось на редкость жестким и терпким; чтобы проглотить, требовалось жевать не щадя челюстей. Вкус — гнусный.
— Господи, великолепно! — истово произнес Дэвид. Взяв пивную жестянку, он хлебнул воды.
— Ты нынче утром заикнулся насчет банки, — сказал Ховик, отпиливая кусок змеятины острым каменным осколком. — Блин, и почему ни один из тех сволочей не имел с собой ножа… В общем, не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться: кто-то здесь был, и если тащили с собой баночное пиво, значит уж точно не били лапы пешком. Так что я просто немного назад прогулялся, — он дернул головой вправо, — вон туда, и козлом буду, если там не следы от протекторов. Старые уже, но кто-то проезжал там не раз и не два, поэтому если отправиться прямо по следу, непременно выйдем на дорогу.
— Откуда мы знаем, в какую сторону идти?
— Следы обрываются возле горловины. Ты жевать будешь, или вопросами меня долбать?
Когда они выбрались из балки и отправились по следу шин, уже окончательно стемнело. Точнее сказать, по следам шел Ховик; Дэвид совершенно не различал их на общем фоне плоского пейзажа пустыни. Идти здесь было гораздо легче, и Дэвиду изрядно полегчало, даром что он и понятия не имел, куда они движутся и зачем. Что делать, если следы приведут куда-нибудь к военному или полицейскому посту? Спрашивать было боязно.
Чувство времени от ходьбы через совершенно безликую плоскость залитой луной равнины размывалось. Дэвид пожалел, что не изучал астрономию; так мог бы догадаться о времени по небу. Неизвестно, сколько они прошагали, но, судя по всему, уже очень поздно — наверняка за полночь — и вот неожиданно, перебравшись через невысокую цепочку холмов, внизу увидели мощеную дорогу.
Осталось от нее немного: очень старая, узкая, запущенная донельзя: поверхность вся в выщербинах и трещинах, здесь и там покрытая небольшими кучками нанесенного ветром песка. Очевидно, прошло изрядно времени с той поры, как здесь действительно ходил транспорт; сомнительно, чтобы она вообще использовалась. Дорога тянулась через пустыню примерно с востока на запад. Посмотрев в молчании несколько минут, они тронулись по ней на запад.
— Я знаю, это маловероятно, — впервые за все это время подал голос Дэвид, — но что, если вдруг кто-то появится?
Призрачный силуэт Ховика шевельнулся (очевидно, пожал плечами).
— Спрячемся, — отозвался он. — Просто сойдем с дороги и ляжем. За куст, если попадется, или прямо сразу на землю. Люди в машине, с фарами, нас не увидят. Здесь, на открытом месте, — добавил он, — фары станет видно еще задолго до того, как они подъедут, времени будет уйма, чтобы укрыться. Может, сможем даже остановить, занять машину.
Дэвид и не думал, что на дороге кто-нибудь появится; заговорил он лишь для того, чтобы прервать монотонность. Где бы они ни находились, до обитаемых мест отсюда далеко. Ни одной живой души, пожалуй, миль на пятьдесят или сто.
Вот почему он вначале не поверил глазам, когда, дойдя До вершины холма, они чуть носом не ткнулись в лепящиеся друг к другу кособокие домишки. Стояли такая тишина и темень, что на секунду подумалось: никого здесь нет, но вот начал различаться шум ветряной мельницы и гудение холодильника.
