Сьюзен Коллинз - Сойка-пересмешница

На съемочной площадке тишина. Она длится. И длится.

Наконец раздается треск интеркома и студию заполняет язвительный смех Хейтмитча. Он довольно долго сдерживается, а затем произносит:

— И вот так, друзья мои, умирает революция.

Глава шестая

Потрясение, испытанное мною вчера от звуков голоса Хеймитча, от осознания того, что он не просто в рабочем состоянии, но снова имеет своего рода власть надо мной, привело меня в бешенство. И сегодня я пулей вылетела из студии и отказалась выслушивать его комментарии из диспетчерской. Несмотря на это, я знала, он прав насчет моего выступления.

Он потратил все утро, убеждая других в ограниченности моих возможностей. Что я это не потяну. Я не могу просто стоять в телестудии, разодетая и разукрашенная, в облаке искусственного дыма и вести дистрикты к победе. И ведь в самом деле, удивительно, как долго я продержалась перед камерами. Но в первую очередь — это заслуга Пита. В одиночку я не смогу быть Сойкой-пересмешницей.

Мы собираемся в Штабе вокруг громадного стола. Койн со своими людьми. Плутарх, Фальвия и моя подготовительная команда. Группа из Двенадцатого, в которую входит Хеймитч и Гейл, а также ещё несколько человек, например, Ливи и Сальная Сэй, чье присутствие я не могу объяснить. В последнюю минуту Дельф вкатывает Бити, и сразу за ними следует Далтон, скотовод из Десятого. Я полагаю, Койн организовала эту странную подборку людей, чтобы засвидетельствовать мой провал.

Однако именно Хеймитч приветствует собравшихся, и по его словам я понимаю, что они пришли по его личному приглашению. Впервые с тех пор, как я расцарапала ему лицо, мы с ним оказываемся в одном помещении. Я стараюсь не смотреть на него, но улавливаю мимолетный проблеск его отражения в блестящей поверхности одной из консолей управления, висящих на стене. Он сильно похудел и осунулся, пожелтевшая кожа покрылась морщинами. На мгновение мне становится страшно — вдруг он умирает. Но я тут же напоминаю себе, что меня это не волнует. Первым делом Хеймитч показывает всем пленку, которую мы только что отсняли. Похоже, я достигла новых низин под руководством Плутарха и Фальвии. И мой голос, и мои движения выглядят нелепо и несвязно, словно я марионетка, которую дергают за невидимые ниточки.

— Итак, — произносит Хеймитч, когда видео заканчивается. — Кто-нибудь хочет убедить меня, что это промо поможет нам выиграть войну? — Никто. — Отлично, сэкономим время. Давайте все замолчим на минутку. Я хочу, чтобы каждый из вас вспомнил один случай, когда Китнисс Эвердин искренне растрогала вас. Не когда вы завидовали ее прическе или когда заискрилось ее платье или когда она довольно сносно выстрелила из лука. Не когда вы любили ее из-за Пита. Я хочу услышать об одном моменте, когда она заставила вас по-настоящему что-то почувствовать.

Тишина затягивается, и я уже начинаю думать, что она никогда не закончится, когда слышу голос Ливи.

— Когда она вызвалась занять место Прим на Жатве. Потому что я уверена, она думала, что идет на верную смерть.

— Хорошо. Отличный пример, — восклицает Хеймитч. Он берет фиолетовый маркер и пишет в блокноте. — Вызвалась вместо сестры на жатве. — Хеймитч оглядывает сидящих за столом. — Кто-нибудь ещё.

Я удивлена, увидев, что следующим высказывается Боггс, которого я всегда считала накачанным роботом, выполняющим приказы Койн.

— Когда она пела песню. Пока умирала та маленькая девочка.

У меня в голове всплывает образ Боггса с мальцом на коленях. Думаю, в столовой. Может, он все-таки человек.

— А кто не захлебнулся слезами в тот момент, верно? — говорит Хеймитч, записывая это в блокнот.

— Я плакала, когда она подмешала Питу в суп снотворное, чтобы пойти ему за лекарством, и когда она целовала его на прощание! — выпаливает Октавия. Затем она прикрывает рот рукой, будто сказала какую-то глупость. Но Хеймитч только одобрительно кивает.

— Да. Накачала Пита, чтобы спасти ему жизнь. Очень хорошо.

Случаи начинают беспорядочно сыпаться один за другим. Когда я взяла Руту в союзники. Протянула руку Чэфу после интервью. Пыталась нести Мэг. И ещё и ещё, когда достала те ягоды, что по-разному трактовалось разными людьми. Любовь к Питу. Отказ прогибаться под невыносимыми испытаниями. Вызов жестокости Капитолия.

Хеймитч поднимает блокнот вверх.

— А теперь вопрос. Что объединяет все вышеперечисленное?

— Это все принадлежит самой Китнисс, — тихо произносит Гейл. — Никто не указывал ей, что делать или говорить.

— Верно, спонтанность! — говорит Бити. Он дотягивается и гладит меня по руке. — Значит, мы просто должны оставить тебя в покое?

Все смеются. Даже у меня это вызывает легкую улыбку.

— Что ж, это все очень мило, но бесполезно, — начинает Фальвия сварливо. — К сожалению, все ее выдающиеся способности весьма ограничены здесь, в Тринадцатом. Поэтому, если только ты не предлагаешь зашвырнуть ее в эпицентр сражения —

— Как раз это я и предлагаю, — прерывает ее Хеймитч. — Отправить ее на поле и просто снимать.

— Но люди думают, что она беременна, — Гейл указывает на всеми позабытый факт.

— Мы пустим слух, что она потеряла ребенка из-за электрического удара на арене, — отвечает Плутарх. — Очень печально. Очень прискорбно.

Идея о том, чтобы послать меня в самую гущу событий, кажется весьма спорной. Но у Хеймитча весомые доводы. Если я могу исполнить свою роль только в реальных условиях, то именно туда я и должна отправиться.

— Пока мы наставляем ее, суем ей реплики, лучшее, на что мы можем рассчитывать, это «удовлетворительно». Все должно исходить от нее самой. Вот, на что реагируют люди.

— Даже если мы будем осторожны, мы не можем гарантировать ее безопасность, — говорит Боггс. — Она будет мишенью для каждого.

— Я хочу поехать, — вмешиваюсь я. — Здесь от меня никакой помощи.

— А если тебя убьют? — спрашивает Койн.

— Убедитесь, что успели хоть что-то снять. Тогда вы сможете это использовать, — отвечаю я.

— Отлично, — произносит Койн. — Но давайте не будем торопиться. Найдем наименее безопасную ситуацию, которая пробудит в тебе некую спонтанность. — Она проходится по Штабу, изучая освещённые карты дистриктов, которые показывают положение войск в данный момент. — Отвезите ее в Восьмой сегодня после обеда. Утром там была крупномасштабная бомбардировка, но, похоже, рейд закончился. Я хочу, чтобы она была вооружена и с группой охранников. Съемочная группа на земле. Хеймитч, вы будете в воздухе, но в постоянном контакте с ней. Давайте посмотрим, что там происходит. Будут ещё какие предложения?

— Умойте ее, — говорит Далтон. Все оборачиваются на него. — Она ведь девочка, а вы сделали из нее тридцатипятилетнюю женщину. Выглядит неестественно. Будто что-то, произведенное Капитолием.

Когда Койн сворачивает собрание, Хеймитч спрашивает ее, может ли он поговорить со мной наедине. Все выходят, кроме Гейла, который неуверенно задерживается рядом со мной.

— О чем ты беспокоишься? — спрашивает его Хеймитч. — Это мне скорее нужен телохранитель.

— Все в порядке, — говорю я Гейлу, и он уходит. В комнате остается лишь жужжание инструментов и урчание вентиляционной системы.

Хеймитч садится напротив меня.

— Нам снова придется работать вместе. Поэтому давай. Просто скажи это.

Я вспоминаю о нашей грубой, ворчливой перебранке тогда на планолёте. О моей злобе на него. Но я только говорю:

— Поверить не могу, что ты не спас Пита.

— Я знаю, — отвечает он.

Возникает какое-то чувство неполноценности. И не только потому что он не извинился. Но потому что мы были командой. У нас была сделка — защищать Пита. Хмельная, нереальная сделка, заключенная под покровом ночи, но это ничего не меняет. И в глубине души, я знаю — мы оба оплошали.

— Теперь ты, — говорю я ему.

— Поверить не могу, что ты выпустила его из виду в ту ночь, — отвечает Хеймитч.

Я киваю. Так оно и есть.

— Я прокручиваю это в голове снова и снова. Что я могла сделать, чтобы остаться с ним, не нарушая союза. Ничего не приходит на ум.

— У тебя не было выбора. И даже если бы я смог уговорить Плутарха остаться и спасти его той ночью, планолёт бы просто рухнул. Мы и так едва улетели. — Я, наконец, встречаю взгляд Хеймитча. Морщинистый взгляд. Серые глубокие глаза, утяжеленные кругами бессонных ночей. — Он ещё не умер, Китнисс.

— Мы все ещё в игре, — я стараюсь звучать оптимистично, но голос надламывается.

— Все ещё. И я по-прежнему твой ментор. — Хеймитч тыкает в меня маркером. — Когда будешь на земле, помни, я в воздухе. У меня обзор лучше, поэтому делай то, что я тебе говорю.

— Посмотрим, — отвечаю я.