Даниэль Дакар - Цель обманывает средства
Сутки спустя он получил сообщение от Платины, которого с пространными извинениями посадили на борт, идущий до Земли. Корабль, правда, пока не вернули, но это Варфоломея не слишком беспокоило. Вернут, никуда не денутся. Большую часть времени, проведенного на орбитальной станции, он сопровождал прибывших с Земли спецов, которые только что не обнюхивали «Бистяру». Он охотно изложил им подробные ТТХ и ознакомил с корабельными системами… Сокрушенно развел руками по поводу того, что «родное» вооружение было демонтировано на Закате и образец он предоставить не может…
Перед самым отлетом со станции Кондовый мягко, но решительно выставил с корабля посторонних и задал охранным системам режим паранойи, так что за «Тварюшку» можно было не волноваться.
Беседовали с ним вежливо, были милы и предупредительны, спецы только что в рот не заглядывали… короче, об Агате польщенный вниманием Варфоломей вспомнил только на борту челнока. Сопровождающий его офицер туманно намекнул, что есть еще несколько вопросов, в отношении которых консультация суперкарго господина Кондового поистине бесценна. Тотчас же по получении упомянутой консультации ее переправят в распоряжение работодателя. В целом ничего экстраординарного не происходило, и Платина почти успокоился. Почти. Потому что ни на следующий, ни через день Агата на связь не вышла.
Примерно представлявший себе, что именно происходит, Десница связался с посольством Волги, вполне себе функционирующим даже при том, что собственно о Волге следовало, вероятно, забыть. Связался — и наткнулся на раздраженный отказ интересоваться судьбой какой-то там проститутки. Не мешайте работать, майор, нам и без вас есть чем заняться. Вы представляете, что сейчас творится?
Дима представлял. Тем не менее желание добраться до проклятого чинуши было совершенно невыносимым, и он, пожалуй, добрался бы. Однако стоило ему отключить связь, хлопнуть полстакана коньяку и начать собираться, как его настиг входящий вызов. «Генерал-майор Горин», — представился его абонент. Он не добавил «разведка», но этого и не требовалось. Непонятливых в «Черных Единорогах» не держали.
По окончании разговора с генералом (совсем короткого, для назначения встречи не требуется много времени) Десница ненадолго задумался. Набить морду посольской крысе он уже не успевал. А вот переговорить с Платиной и попытаться обмозговать, что делать дальше, — вполне. Набирая код вызова, он покосился на бутылку, пожал плечами и плеснул себе еще полстакана. Конечно, встреча… да ладно, пусть Горин и генерал… но пока-то все-таки майор… переживет.
Глава 4
КАЗЕННЫЙ ДОМ И ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА
Из протокола допроса Дарьи Филатовой
— Вы плохо выглядите, Дарья Владимировна.
— Вашими молитвами.
— Ну-ну, не надо обострять. Вы же прекрасно понимаете, что моя задача — вовсе не причинение вам каких-то неудобств. В сущности, их и не было бы, если бы вы согласились сотрудничать с нами.
— С кем конкретно?
— Со Службой безопасности Российской Империи, конечно. Понимаю, нехорошо с моей стороны напоминать вам о том, что своим спасением вы обязаны одному из наших сотрудников, но…
— Своим спасением я обязана прежде всего тому, что ваша хваленая служба сыграла с этим самым сотрудником в «зайку бросила хозяйка». А также тому, что испортить отношения со всеми своими союзниками Российская Империя покамест не успела. Впрочем, не исключено, что у Империи все еще впереди.
— Вы забываетесь!
— Хотела бы, да разве ж вы дадите?
Из записи частной беседы
— Сделаем, не вопрос. Да ты и без меня справилась бы, Надюша, в чем проблема-то?
— Не хочу я, Глашенька, чтобы они родней были, пусть даже и формально. Мало ли, как дело повернется? В жизни всякое бывает. Вдруг оболтус мой хоть так за ум возьмется?
Из записи частной беседы
— Заканчивай зевать, Григорий, дело у меня к тебе.
— Да Бог с тобой, Глафира, какое еще дело?! И так восьмерых настрогали…
— Ох, и охальник же ты, Гришка!
— Не был бы я охальником — до сих пор бы тебя только во сне и видел!
* * *Агате казалось, что она заболевает. И было от чего.
Комната — камера? — в которой ее содержали, была абсолютно безликой. Неприятно-белесые металлопластовые стены, такой же пол, низкий потолок со вделанной в него полосой светильника. Койка — не койка, топчан — не топчан, короче, ложе. И все. Сомнительной чистоты подушка, еще более засаленное, колючее, но при этом почти не греющее одеяло.
Почти не греющее… в данный момент это являлось весьма актуальным, потому что в комнате было холодно и как-то — слова другого не подберешь — промозгло. Впрочем, холодно было не всегда. Иногда в помещении становилось удушающе-жарко и сухо. Время от времени — но редко и ненадолго — температура и влажность делались комфортными, а потом снова холод и жара, жара и холод, по нескольку раз в сутки.
Браслет у Агаты отобрали сразу же, но чувство времени, даже изначально очень приличное, тренинги «Спутников» развили максимально, и это было очень кстати, потому что освещение в комнатушке изменялось столь же хаотично, как и температура. Впрочем, режущий глаза свет преобладал.
Звукоизоляция была полной, тишина давила на уши. Как правило. Порой Агате казалось, что она что-то слышит. Какой-то не слишком приятный звук, словно вне зоны видимости и досягаемости работает заржавленный механизм непонятного назначения. Однако это могло быть и результатом неполадок с сосудами — давление в ее узилище тоже менялось.
Надо полагать, за ней наблюдали, потому что стоило девушке задремать, как тут же выяснялось, что надо идти в санблок. Или на очередной допрос. Или просто принесли еду, качество которой позволяло предположить, что свиньи от нее либо отказались, либо сдохли после употребления, протухли и стали частью все той же еды. Поэтому ела Агата мало. Поэтому — и еще потому, что в еде и питье присутствовал, похоже, какой-то посторонний компонент. Определить его она не могла, но на всякий случай остерегалась.
Больше всего донимала Агату невозможность вымыться и переодеться. Санитарный блок позволял облегчиться, но устройством туалета участие в процессе воды не предусматривалось. Душа не было вовсе. Добротная одежда, презентованная на Закате вздыхающей матушкой Варфоломея, измялась, пропахла немытым телом и раздражала с каждой минутой все сильнее.
Так что допросы были, пожалуй, даже кстати: необходимость контролировать себя и быть предельно внимательной отвлекала от бытовых неудобств. А насквозь фальшивое участие, с которым каждый из часто меняющихся дознавателей интересовался, нет ли у нее каких-либо жалоб или просьб, Агату даже забавляло. За кого они ее принимают?
«Никогда ни о чем не проси и ни на что не жалуйся, если не собираешься в той или иной форме сотрудничать. Делай что угодно: зеркаль допрашивающего, молчи, строй из себя дурочку или оскорбленную невинность. Хамят — хами в ответ, если это представляется достаточно безопасным. Если не представляется, твое оружие — холодная вежливость. Но никогда, ни при каких обстоятельствах ни на что не жалуйся и ни о чем не проси. Любая просьба или жалоба — и ты на крючке, как только началась торговля — ты пропала».
Им что, не читали таких лекций? Да быть того не может!
Агата ничего не имела против сотрудничества, но довольно быстро поняла, что под таковым здесь понимают вербовку. И не просто вербовку: судя по задаваемым ей вопросам, произошедшее на Волге допрашивающих ее людей интересовало не слишком. Да и что она могла им рассказать? Как врачевала Диму? Как без зазрения совести грабила склады принадлежащего вице-президенту Волги комбината? Как забирали из Аверьяновки уцелевших закатцев?
Все вертелось вокруг майора Десницы, и в этой круговерти любое доброе слово о нем было, похоже, без надобности. Каждый разговор неизбежно сворачивал на него — очень хитро сворачивал, как, видимо, полагали дознаватели. Она бы посмеялась над этими хитростями, если бы не утомление, ломота в суставах и временами накатывающая слабость. Иногда кружилась голова. Однажды она сорвалась и почти накричала на следователя. Еще немного… но ее остановило промелькнувшее в его глазах торжество. Нет уж. Обойдешься, сукин сын, ты пока не победил… и все опять пошло по кругу.
Не раз ей хотелось плюнуть на все и прийти к соглашению со своими инквизиторами, но что-то ее останавливало. Может быть, ощущение, что если она согласится, даже просто сделает вид, то станет шлюхой не по профессии, а по сути. Увязнет коготок. А кроме того, Агата всякий раз напоминала себе, что Десница не бросил ее там, на Волге. Мог, запросто, что ему какая-то проститутка? Но не бросил. И еще всплывало в памяти рублено-уважительное: «Мой суперкарго. Хоть сейчас в охотники». Охотника из нее не получилось, получилась дичь. Но эту дичь еще не до конца загнали. Во всяком случае Агата в это верила. Жаль только, что с каждым проведенным здесь часом вера становилась все слабее, истончалась, как полоска берега, когда корабль идет в открытое море.
