Одиночка: Одиночка. Горные тропы. Школа пластунов - Ерофей Трофимов
– Слышали, – нехотя кивнули братья.
– Есть свое что сказать? Или, может, лжа в словах его была? Только подумайте, прежде чем рты раскрыть. Я ведь тогда полное дознание учиню, и после того не круг, а атаманский совет судьбу вашу решать станет.
– Верно все сказано было, – нехотя, словно через силу, признался один из братьев.
– Дурачье! Тати поганые! Сучьи выродки! – взвыл старый Корней и принялся охаживать их своей клюкой, с каждым ударом выговаривая: – Твари богопротивные! На всю округу род ославили, крапивное семя!
От виновных его еле оттащили. Кое-как успокоившись, старый казак, утирая слезы, взял себя в руки и, поклонившись кругу, глухо попросил:
– Судите, казаки. Как скажете, так и будет.
– Что скажешь, Елисей? – повернулся подполковник к парню. – На тебя напали, ты вправе их живота лишить.
– Не хочу горя в род казачий, – качнул парень головой. – Как круг решит, так тому и быть.
– А ты, Корней, что скажешь? Каким наказание должно быть? – снова повернулся к старику подполковник.
– За позор роду, за татьбу ночную – по полсотни плетей каждому, – сжав кулаки, отрезал старик.
Жадно ловившая каждое их слово толпа дружно ахнула. Невольно охнул и Елисей. Пятьдесят ударов нагайкой, даже не самых сильных, способны легко отбить человеку внутренние органы. Пережить такую порку может только очень сильный человек. Подполковник, явно не ожидавший такого, вперил в старика удивленный взгляд, словно ожидая, что он одумается и скажет, что оговорился, но Корней ответил ему твердым, прямым взглядом.
– Дозволь просить, дядька Корней, – решившись, спросил Елисей.
– Что, казачок, от себя добавить решил? – мрачно поинтересовался подполковник.
– Нет. Просить хочу, не полста, а тридцать ударов. Не снесут они полсотни, – ответил Елисей.
– Что скажешь, Корней?
– Спаси Христос, Елисей, – помолчав, поклонился старик парню.
– А вы, казаки, что скажете? – повысив голос, спросил подполковник у остальных.
– Три десятка. Так тому и быть. Добре решили, – послышались голоса.
И подполковник, выслушав их, поднял руку, призывая собравшихся к тишине.
– Что ж. Круг казачий постановил. Виновных в татьбе приговорить к трем десяткам ударов нагайкой каждого. А раз в роду не нашлось того, кто их к порядку призовет, то и пороть их будут казаки их же рода. Ну, а мы присмотрим, чтоб и далее жалости глупой не стало, – добавил он, сурово посмотрев на притихшее семейство.
Откуда-то притащили еще три лавки и, ловко сорвав с виновных рубашки, разложили их, привязав руки и ноги. В толпе послышались всхлипывания и подвывания. Похоже, женская часть семьи не ожидала такого наказания и теперь таким образом пыталась высказать свое отношение к предстоящему. Дед Корней, услышав этот вой, стремительно развернулся и, не раздумывая, треснул своей клюкой по спине ближайшую бабу, рявкнув так, что вздрогнули все собравшиеся:
– Заткнись, сука тупая! Из-за тебя всё. Из-за глупости твоей. Сгубила сынов страхами своими глупыми, так не вой теперь.
– Из-за него всё! – взвыла в ответ баба, тыча пальцем в сторону Елисея. – Он виноват!
– Ну еще бы! Себя зарезать не дал, вот и виноват, – презрительно фыркнул парень. – И вправду дура.
– Ты, ты… – снова завыла баба, но Корней не дал ей договорить, очередным ударом клюки отправив истеричку в глубокий нокаут.
В наступившей тишине свистнули нагайки, и плац огласился воплями боли.
* * *
Сход казачьего круга популярности Елисею заметно прибавил. То и дело на улицах незнакомые люди почтительно здоровались с ним, а на базаре даже торговаться перестали, сразу предлагая товары ниже объявленной цены. Этот факт насторожил парня, и Елисей решил прояснить этот вопрос у того, кто пользовался в крепости серьезным авторитетом. У деда Святослава. После очередной тренировки парень, быстро умывшись у колодца, присел рядом со стариком и, подумав, осторожно задал интересовавший его вопрос.
– А ты как хотел? – усмехнулся в ответ старый казак. – Вон, в столице всякие дворяне да благородные есть, а у казаков свой счет. У нас, чем род длиннее и чем известных воев в нем больше, тем и казаки того рода знатнее. А ты еще и оружейник, про которого даже в штабе знают.
– Это кто такое сказал? – удивился Елисей.
– Да как же! А майор, который из контрразведки? Штабной он. И про то, что для твоих гранат он самолично тебе кислоту заказывает, всем известно.
«М-да, в Одессе знают всё», – растерянно усмехнулся про себя Елисей, припомнив старый анекдот.
– Да ты не переживай, – хлопнул его старик по плечу. – Уважают тебя люди. Знаю, что говорю. Да и чего не уважать, ежели на таких, как ты, вся наша защита и держится. Думаешь, ты один в крепости новое оружие придумывал и раньше таких не было? Были. Да только не дожили они до дней нынешних. Ладно. Ступай, казачок. Притомился я что-то. Старый совсем стал, – вздохнул старик и, сняв папаху, перекрестился, глядя на солнце.
Поднявшись, Елисей почтительно поклонился старому мастеру и, подхватив свои шашки, отправился домой.
Основная часть дел была сделана, но в мастерской всегда находились какие-то мелкие недоделки. К тому же пришло время воплотить в материале свою новую задумку. Механическую маслобойку. Все необходимое для ее сборки было уже куплено и добыто. Осталось только собрать.
Елисей успел добраться домой и переодеться в рабочую одежду, когда к воротам подлетел верховой и, перегнувшись с седла через створку, громко окликнул парня.
– Чего стряслось? – спросил парень, выскакивая на крыльцо.
– Поехали со мной к воротам. Там до тебя горцы пришли, – коротко пояснил казак.
– Какие еще горцы? – растерялся Елисей, выскакивая со двора.
– Да шоб я знал, – ухмыльнулся казак, подавая ему руку.
Пользуясь его помощью, Елисей одним прыжком оказался на крупе его коня, и казак дал скакуну шенкелей. Спустя три минуты они остановились у самых ворот, и парень, спрыгнув на землю, быстро осмотрелся.
За воротами, верхом, стояло с дюжину всадников. Среди них парень приметил казака Нагайкина, а рядом горца по имени Арслан, его кунака. Эти двое держались несколько в стороне от остальных.
Удивленно хмыкнув, Елисей решительно направился к знакомым, про себя подумав: «Похоже, тут что-то серьезное затевается. Кроме этих двух, я больше никого не знаю».
– День добрый, уважаемые, – нейтрально поздоровался парень, подходя.
– Здравствуй, Елисей, – кивнули кунаки
