Повести Невериона - Сэмюэл Рэй Дилэни
Джента обнял Прин за плечи; той сначала вспомнился дружеский жест, которым граф и госпожа Кейн обнимали простолюдинов, но после, на лестнице, ей подумалось, что это чисто мужская ласка – и она не возражала бы, будь это Иниге, а не его старший брат, волосатый и безобразный. В узком проходе ему пришлось убрать руку, и Прин сквозь комариный гул заторопилась на свет.
– Мне думается, что это своего рода безумие, заставляющее человека снова и снова делать то, чему его обучили. Вы согласны со мной? – вопросил Иниге со своего ложа под светильниками. – Здравый смысл подсказывает, что Роркар ничего бы не смог поделать, если б его рабочие сами захотели стать хозяевами. Однако Ирник каждое утро идет открывать пивоварню, пока Роркар еще спит. Однажды рабочие, правда, взбунтовались, но тут отец вызвал своих солдат – вот для чего он нужен местным дельцам. Однако солдаты ушли, а бунт не возобновился. Рабочие, которые его помнят, говорят, что раз солдат нет, то и бунтовать незачем. И никто, я уверен, не рассказывает Ирнику о его предшественниках, которых отец вместе с Роркаром прогнали или вовсе убили за желание облегчить жизнь труженикам. На языке Белхэма этого не опишешь, и в новых знаках тоже никто не пробовал описать.
– Да и незачем, – проронил граф, а Тритти спросила:
– Такие ли застольные беседы тебя учили вести на севере? Знаешь, Прин, королева Олин, о которой вы говорили, часто гостила здесь во времена отца его сиятельства. Или деда?
– Право, не знаю. – Граф взял с подноса в руках раба очищенный киви – плод, о котором Прин до сих пор и не слыхивала. – Прошлое трудно упорядочить, а когда в прошлом порядка нет, в настоящем мы видим как раз то, что видим: варварскую роскошь и нищету. Но, придерживаясь принципов, по которым устроено настоящее, я остаюсь одним из немногих варварских принцев. Титул графа пожаловали нам северяне, но название не меняет сути.
Лежащая рядом с матерью крошка Цветик махала ручками и ножками.
– А мой отец, – заявила Лавик, щекоча ее пяточку, – принц одного из Семи Кланов, клана Дракона.
– Такого клана, как здесь толкуют уже лет пятьсот, не стало сто лет назад, – внес ясность Иниге, бросив птичьи косточки в стоящее на полу блюдо. – Вот что происходит в мире, где нет истории. Именно это, как скажут мои законоучители, когда я вернусь к ним осенью, и делает нас, южан, варварами. – Он засмеялся, другие тоже.
Прин, не совсем понимая, чему учатся у законников, не посмела облизать пальцы и вытерла их о парчовое покрывало своего ложа. Она уже трижды ловила на себе взгляд Ардры, то ли изумленный, то ли выражающий отвращение. Сама она ничего дурного в своем поведении не находила, но пасынок графа его явно не одобрял (другим, как видно, учтивость не позволяла таращиться). Чтобы избавиться от его пристального внимания, она почесала в затылке и вернула руку за край кушетки. Другой локоть, опертый на вышитый валик, стал затекать; Прин сменила позу, думая, чего бы еще отведать.
– Ну вот, мы опять о своем. – Тритти поливала темным соусом жареное мясо на блюде в руках молодой широкоплечей рабыни. Другой раб ждал на конце стола, держа наготове ножи. – Я хочу услышать, где наша гостья была, что видела, что больше всего ее удивило во время странствий!
– Да, расскажи! – поддержал мачеху Джента.
– Какие ты видела чудеса? – Лавик взяла на колени уснувшую дочурку.
Прин, гордая всеобщим вниманием, приподнялась.
– Самое большое чудо, с которого и начались мои странствия, несло меня на крыльях и опустило там, куда привел его случай; с тех пор я только и делаю, что наблюдаю за его тайными действиями, и чудо это называется властью!
Все слушали ее, улыбаясь – одобрительно, как решила она.
– Это очень познавательно – следить, как она записывает, – другого слова Прин не нашла, – записывает свой путь, свое мимолетное присутствие.
– Где же ты это наблюдала? – спросил Джента.
– Повсюду! Это записано как в резьбе вашего очага, так и на… – она хотела сказать «на скамье для рабов», но мимо как раз прошел раб, и она поправилась, – на пивной бочке, чьи доски обстругали, собрали вместе, стянули обручами и связали мокрой веревкой, чтобы придать ей форму. – Может, здешние бондари – те же женщины, что занимаются бочарным ремеслом в Элламоне? – Но ближе всего я к ней присмотрелась в столице. – Слушатели внимали ей с теми же улыбками. – Там я сражалась на стороне Освободителя и против интриг, препятствующих освобождению всех неверионских рабов. – Вот она и сказала это!
– Освобождение рабов? – повторила Тритти. – Что ж, с рабством у всех свои трудности. Между моей поездкой ко двору и поездкой Лавик рабство там отменили, что я полностью одобряю: в городе рабы не нужны. – Тритти кивнула на раба с блюдом других, красных и лиловых плодов. – Но неужели кто-то ратует за их свободу во всем Неверионе? За городом всё, конечно, иначе, но это уже нечто новое.
– Еще как ратует, Тритти! – засмеялась Прин. – Он сам носит железный ошейник и поклялся его не снимать, пока рабство в Неверионе не искоренят целиком. Против него плетутся подлые заговоры, а крови в его защиту за один день пролилось столько, сколько я за всю жизнь не видела!
– За ним, похоже, большая сила. – Улыбка Иниге давала понять, что за время своего обучения он узнал об Освободителе больше, чем когда-либо будет знать она.
– Его зовут Горжик, и от этого имени замирают как в беднейших кварталах, так и в богатейших домах.
– Удивительно только, что здесь о нем слыхом не слыхивали, – сказал граф. – К нам совсем недавно приезжали гости из Колхари, но о нем никто не упоминал.
– Он великий человек, – не сдавалась Прин. – Как раз перед моим уходом ему назначил аудиенцию императорский министр.
– У императрицы около дюжины министров, советников, визирей и визиринь, – усмехнулся Иниге. – И кто только с ними не встречается день-деньской; с ними совещаются, от них чего-то требуют, их уговаривают, умасливают, пытаются подкупить или урезонить. И большинство просителей получает отказ. Такая аудиенция еще не делает твоего знакомца великим, напротив; то, что он так поздно ее получил, отводит ему весьма скромное место среди многих, ведущих игру магии и времени.
– Вряд ли, – сказала Прин, – и это еще не всё. Я познакомилась с одной важной персоной, купчихой из пригорода Саллезе. На ее средства строится Новый Рынок и множество складов…
На этот раз ее прервал смех
