Дорога в грядущее - Валерий Михайлович Гуминский
— Господа министры, только что поступило сообщение из Москвы. Через Химки прошла колонна в количестве восьмидесяти двух бронированных автомобилей, десятка БТР и около сотни внедорожников. Это не армейские подразделения. На машинах замечены гербы Трубецких, Морозовых, Репниных, Нагих. Вероятно, московские кланы объединились для демонстрации своих намерений и движутся в сторону столицы.
— А где же армия? — воскликнул князь Суворов и все одновременно повернулись к Воротынскому. — Почему она не блокирует все дороги из Москвы?
Тот мгновенно окаменел. Видимо, до него эта информация не дошла и оказалась неожиданной, что выглядело довольно странно в сложившейся ситуации.
— Колонна движется по Петербургскому шоссе? — уточнил военный министр.
— Есть опасение, что за Химками она разделится на две части, — доложил Ланский. — Скорее всего, будет попытка прорваться через Тверь разными дорогами.
— Возле Твери развёрнут Семнадцатый мотопехотный полк и Сто Тридцатый артиллерийский дивизион, — при общем молчании сказал Воротынский, вставая. — Я не владею информацией, что произошло под Москвой, посему прошу прощения, удаляюсь на некоторое время. Ваше Высочество, как только узнаю подробности, тут же вас извещу.
— Действуйте, Юрий Семёнович, — кивнул Меньшиков. — Я буду на связи всё время.
— Я с вашего позволения тоже покину вас, господа, — заторопился Токарев, тоже злой и раздосадованный подобным проколом со стороны московских армейских частей и преступным молчанием начальника гарнизона.
Когда Министр Обороны и Глава Генштаба вышли из Овального зала, Михаил показал жестом заму графа Возницына, чтобы тот присел на одно из освободившихся кресел, а сам спросил:
— Штаб временного управления находится в Зимнем?
— Да, Ваше Императорское Высочество, — подтвердил Ланский.
— Предлагаю передислоцировать его сюда. Я планирую оставаться здесь до окончания кризиса. И надо бы кордоны расставить так, чтобы в округе меньше народу шастало. Благо, место позволяет держать под контролем прилегающую местность.
Министры переглянулись, словно пытаясь без слов выяснить, кто поддерживает это предложение, а потом за всех сказал князь Суворов:
— Как будет угодно, Ваше Императорское Высочество. Совещания можно проводить хоть в подвале, лишь бы не упустить ситуацию из-под контроля.
— В таком случае я прикажу начальнику Генштаба оборудовать здесь всё необходимое для координации наших действий, — решительно произнёс Меньшиков и встал. — Сейчас вы можете возвращаться в Зимний, а завтра с утра все совещания будут проводиться в Мраморной галерее. Да, и держите меня в курсе всех изменений, кои могут произойти за ночь.
Все министры дружно встали, попрощались с Меньшиковым и вышли из зала. Шум стих, и Михаил вдруг ощутил, как на него давит громада зала, пустого и унылого. Одиночество для него стало неразлучным приятелем, с которым он уже какое время шёл плечом к плечу… куда? В какую сторону? Давний разговор в каземате наедине с Александром — его старшим братом-императором — внёс хоть какую-то ясность. Тот согласился отпустить Михаила в Явь-два, но с одним условием. И это условие сейчас приходилось выполнять с тяжёлым грузом на сердце.
Летний Императорский Дворец использовался в качестве столичной резиденции императоров довольно часто, поэтому прислуга и охрана присутствовали постоянно. Узнав, что Великий князь Михаил будет какое-то время здесь, горничные приготовили покои, а на кухне уже вовсю трудились повара.
— Ваше Высочество, — в Овальный зал вошел крепкий мужчина в камуфляжной амуниции. За его спиной маячил Яков. — К вам просятся бояре Романов и Бутурлин. Говорят, дело срочное.
— Вы кто? — лицо военного не было знакомо Меньшикову.
— Комендант Летнего Дворца, подполковник Ребров, Иван Алексеевич, — козырнул мужчина. — Назначен Его Величеством на эту должность аккурат перед Коловоротом.
— Тогда понятно, почему я вас не помню, — кивнул Михаил. — Меня давно в Петербурге не было. Пригласите бояр в библиотеку, пусть ожидают.
— Слушаюсь, Ваше Высочество, — комендант чётко развернулся и вышел.
Посторонившись, чтобы пропустить подполковника, Яков выжидательно уставился на Великого князя.
— Как они узнали, что я сюда приехал? — раздражённо спросил тот.
— Не могу знать, Ваше Высочество, — нисколько не смутившись тона своего патрона, пожал плечами телохранитель. — Из наших никто лишнего не болтал, все соблюдали режим молчания. Вероятно, у кого-то из министров недержание…
— Не заговаривайся, — холодно, но без особого недовольства, проговорил Меньшиков, чтобы слегка осадить языкастого личника. — Возьми пару ребят и дуй к библиотеке, будешь присматривать, чтобы никто и близко не подошёл к ней, пока я с боярами дела обсуждать буду.
Библиотека находилась на втором этаже и окнами выходила на внутренний двор, удачно вписанный в основной объём дворца восьмиугольником, где сейчас был развёрнут пост с БТРом и вооружённой охраной. Когда Меньшиков вошёл в освещённое огромной люстрой помещение, уставленное массивными полками с книгами, он увидел двух мужчин, что-то внимательно разглядывающих из окна. Мягкий ковёр на полу приглушил звуки шагов, поэтому посетители не сразу услышали, что в библиотеке, помимо них, находится ещё один человек. Михаил нарочито громко кашлянул.
— Ваше Императорское Высочество! — обернувшись, оба мгновенно изобразили поклон.
— Господа, что вас привело в столь поздний час? — Великий князь уселся в мягкое кожаное кресло и жестом пригласил Романова и Бутурлина сделать то же самое. Сделав паузу, пока они займут места в соседних креслах, добавил раздражения в голосе: — Давайте только по существу. У меня много дел.
— Позвольте принести вам самые глубочайшие соболезнования… — начал Романов, но был тут же прерван.
— Прекратите хоронить тех, чья смерть ещё не доказана! Николай Кириллович, вы никогда не лицемерили, поэтому излагайте свою просьбу. Вы же не зря здесь…
Романов переглянулся с соседом. Бутурлин был старше лет на десять, и, в отличии от сухопарого боярина Николая Кирилловича, обладал довольно грузной фигурой вкупе с бульдожьим лицом, вечно имевшим красноватый оттенок. Отвисшие брыли, гладко зачёсанные назад пшеничного цвета волосы и обвисшие пышные усы придавали Бутурлину вид усталого и грустного пса.
Михаил знал, что боярин Владимир Петрович — большой любитель ресторанов и молоденьких барышень. Пятничные попойки, плавно переходящие в субботний опохмел, уже стали притчей во языцех. Поэтому странный выбор Романовым своего спутника вызвал раздражение
