Шут - Ник Гернар
— А как-то вырезать потом этого симбионта можно? — спросил я, вспоминая сине-фиолетовые кровоподтеки у Жреца на спине. Пальцы невольно дрогнули — я будто снова почувствовал, как упруго вывернулся у меня из-под руки этот подкожный червь. И брезгливо содрогнулся.
— Вряд ли, — вздохнул Жрец. — Понимаешь, он ведь тоже хочет жить. И в случае опасности начинает очень быстро прятаться в глубине тела. И даже внутри жизненно важных органов. При достаточно высоком уровне регенерации это, может быть, и не убьет тебя сразу… Но и жить так невозможно. Это живое Ци умирает только вместе с носителем.
Наморщив лоб, я принялся растирать его кончиками пальцев, пытаясь как-то упорядочить полученную информацию.
В одном мире живые существа усиливают себя химическими составами, вводимыми в кровь. В другом используют Око Минервы, чтобы получить бессмертие и увеличить силу. И вот теперь обнаружился еще один, где есть такие вот «Ци». Я был почти уверен, что эта форма жизни была создана специально для усиления тела и прокачки. Просто еще один вариант. Еще один путь.
— Теперь мне даже страшно себе представить, какими способностями обладают здесь монахи. Если такая армия вдруг захочет прийти в город, они же еще один Шанхай смогут с землей сравнять.
— Еще как смогут, — кивнул Жрец. — Но не придут. Мы здесь мыслим иначе. Живем иначе. Единственное, за что мы готовы сражаться — это за собственную жизнь и за наш Шанхай. За рифты, которые нас питают и дают ощущение наполненности и счастья.
Я усмехнулся.
— Ну, для кого-то, может, оно и так. Но за всех ведь говорить нельзя.
— Почему нельзя? — пожал плечами Жрец. — За всех говорить — можно. Мы все — одно, Отшельник, — уверенно и спокойно сказал он.
И от его интонации у меня мурашки по коже поползли. Потому что я вдруг понял, что он имеет в виду.
— … Мы — единый организм, своего рода муравейник, — продолжал Жрец. — И нам плохо без дома. Мы слабеем, теряем силы, болеем и даже можем погибнуть, если долго находимся где-то в другом месте. Поэтому нам не нужно другое место. Мы хотим это.
— Понятно, — сказал я, чувствуя, как под кожей начинает мерещиться движение чего-то омерзительного и живого.
Жрец вдруг тихо рассмеялся.
— Ничего тебе не понятно. Прямо сейчас ты представляешь себе, как в твоем теле ползает противный иномирный червь. Только эта мысль тебя и тревожит. А между тем прямо сейчас ты находишься в самом безопасном месте на этой планете. Даже если все вокруг превратится в кошмар, поверь, здесь так же будут расти лимоны, а законсервированные небоскребы будут подпирать облака. Внешники думают, что наши пустоши не растут в силу каких-то неведомых причин. Что ж, пусть и дальше так думают.
Я изумленно уставился на него. От догадки по спине пробежал холодок.
— Хочешь сказать, на самом деле… Это вы удерживаете рост пустошей?
— Не удерживаем, — возразил старик. — Скорее, контролируем их параметры сообразно потребностям. Ведь сюда приходят медитировать монахи из всех уголков Шанхая. Нужно, чтобы всем хватало места… Но ты почему-то совсем не пьешь чай, — огорченно вздохнул Жрец. — Что, не вкусный? Хочешь, я другой заварю?..
— Нет, все отлично, — пробормотал я, опустошая чашку, которую гостеприимный хозяин тут же снова наполнил.
В моей голове кипел хаос.
Самое безопасное место на планете.
Люди, которые придерживаются определенной территории и не хотят ее покидать.
Великие мастера, защищенные от старости и болезней…
Прямо готовая локация какой-нибудь рифтовой цивилизации.
От этой ассоциации, взявшейся вдруг неизвестно откуда, у меня зашевелились волосы на затылке, а Жрец все продолжал предлагать мне зеленый мармелад и дружелюбно улыбаться.
* * *
Ева Аркадьевна, хозяйка самого популярного в ТЦ борделя с заманчивым названием «Париж» и Эйфелевой башней на воротах принялась за дежурный обход своего заведения перед открытием. И делала она это с особой тщательностью, потому что как-то уж слишком тихо вели себя сегодня ее сотрудники. Стриптизерши не ругались в гримерной. Пианист Федор в розовом пиджаке тихо похмелялся у барной стойки, певичка Нинель в концертном платье докуривала вторую сигарету.
Внешне Ева Аркадьевна меньше всего походила на мамашу. Это была худощавая женщина средних лет с короткой стрижкой и в классическом деловом костюме мужского кроя. Деловая, строгая. Ни дать, ни взять — офисный работник среднего звена. Разве что косметики на лице многовато.
Энергично постукивая высокими каблуками, Ева Аркадьевна подошла к бару.
— Сделай-ка мне выписку по напиткам, — потребовала она вдруг у бледного бармена. И, заметив, как тот съежился под ее взглядом, победоносно вздернула голову.
Вот и причина тишины. Похоже, кто-то изрядно приложился к бару в ее отсутствие. Да не один, а с компанией!
Ну ничего. Она всех выведет на чистую воду!
И тут в дверь постучали.
Не деликатным стуком доставщика или клиента, рассчитывающего за дополнительную плату проскользнуть в приватную комнату до притока постоянных гостей. А самоуверенно и даже нагло.
Официантка Лилечка вопросительно посмотрела на хозяйку.
— Обойдутся! — решительно вынесла вердикт Ева Аркадьевна. — Пусть ждут, когда заведение откроется! Небось, очередная банда из пустошей притащилась.
Но стук повторился, причем на этот раз — еще громче и наглее.
— Куда только наша охрана смотрит, — проворчала Ева Аркадьевна, решительным шагом направляясь к дверям. —
