Теневик. Конец войны - Денис Старый
Вся комната, большой зал, освещалась электрическим светом, но светильники были стилизованы под факелы. В их тусклом свете я увидел, как в стороне голыми бездыханными мужскими телами была выложена нацистская свастика. А в центре разноцветной плиткой была выложена пентаграмма. В центре этой пентаграммы…
Ублюдки! Я старался не смотреть на мягкие детские кудряшки. Нет, вы не люди, вы гораздо хуже!
Я, стиснув зубы, продолжал рассматривать этот зал смерти. Всё ещё кружилась голова, сдавливало виски, и я испытывал всё более сильное отвращение. Унимать собственные эмоции я умею, и сейчас этот мой навык выдерживал один из экзаменов. Пока что — успешно.
Кругом была кровь, на стенах именно ею были выписаны какие-то руны. Кровью же были сделаны надписи на латинском языке. Причём неразборчиво, будто это делали те, кто уже впал в безумие.
«Где же ты?» — думал я, медленно, но решительно шагая, переступая через человеческие тела.
— Иди ко мне! — в голове услышал я требовательный голос.
Я специально дал слабину, пустил в свою голову голос, чтобы понять направление, где именно мне искать того, кто находится на другом конце этой тёмной пуповины. Дело в том, что в подвале было столько скверны, она так фонила, что найти чёткий след было крайне сложно.
Голос манил, казался притягательным, идеальным. В какой-то момент я чуть не потерял рассудок, и даже сделал два шага в ту сторону, куда и звал меня этот голос. Виски сдавило ещё сильнее.
Подкосились ноги, и я упал навзничь, ударяясь коленями и охватывая голову руками. Боль в голове поднялась на новую высоту и стала невыносимой. Ясно — меня атаковали тем же приёмом, который и убил старика. Своего слугу это чудовище не пожалело, стоит ли сомневаться в том, как оно станет относиться ко мне?
Но я сумел противостоять этому приёму и не поддавался. Сжав зубы, я снова закусил губу — и прокусил её до крови. И когда рот наполнил солоноватый и металлический привкус крови, я смог выкинуть из головы мерзкого вторженца.
— Кто ты? — услышал я уже не только каким-то своим внутренним подсознанием, но и с помощью собственно слуха.
Носитель голоса стоял недалеко от меня.
И передо мной предстал… Сперва казалось — вполне себе нормального вида человек. Тёмные волосы, карие глаза, восточный «орлиный» нос, смугловатая кожа… Такой вот нордический ариец! Если б мог, я бы посмеялся. Ну еврей же, а на тёмном пиджаке свастика вышита. Но это была оболочка. Напрягшись, преодолев мощное сопротивление, я смог увидеть истинный облик твари.
Это существо было бледным. Казалось, что передо мной гипсовая статуя. Причём волосы у существа были не белыми, они точно седые. Лицо же было столь миловидным, какое может быть только у подростка, который только лишь вступает в пубертатный период. И даже пол у существа было сложно определить. Я всегда был против многообразия гендеров, но тут было реальное «оно».
И взгляд этого существа манил к себе, глаза светились красным, даже алым цветом. Мысли, внушаемые мне, я гнал прочь лишь неимоверным усилием воли. Меня так и тянуло подойти к этому существу и безвольной куклой остаться рядом. Я вожделел всего того, что оно со мной может сделать.
Это не было что-то сексуальное, а нечто, что сильнее и эмоционально насыщеннее, чем секс и даже любовь. Хотя, казалось, это и невозможно. Я хотел, жаждал, чтобы меня убили, но только это сделать должно было именно оно, и именно так, как хотел я. Вот только и моё желание убить также никуда не ушло. Противоречивые эмоции устроили собачью свалку в голове. Но я пока умеренно сопротивлялся, ровно столько, чтобы понять, с чем имею дело, как работает внушение и могу ли я сам действовать подобным образом. Нет свою волю я насаждать не могу. Или же существо столько сильное, что не позволяет мне это сделать.
— Ты сопротивляешься? — в замогильном и холодном голосе я сумел прочитать неприкрытое удивление.
— Да, сука! — проревел я, сметя всё постороннее у себя в голове и хватая седого пацана-девку за тоненькое горло.
Решимости и сил придавало то, что я знал и верил — передо мной предстало всё же несовершенное существо, которое может удивляться, весьма вероятно, что может и бояться, и которое столь ценит свою уже не жизнь, а существование, что боится любого, кто сможет хоть как-то воспротивиться воле существа. Я сдавливал горло нечисти со всей ненавистью, раскрывая, как оказалось, ещё один облик. Под этой бледностью то и дело проявлялся образ старика, полностью покрытого морщинами. Чем сильнее я сдавливал ему горло, тем чаще я видел не молодость, а дряхлость.
— Да сдохни ты! — прорычал я, приподнимая на одной руке тварь, что упиралась в стену кровавыми руками.
— Покорись! — нечеловеческим голосом, будто ультразвуком, резануло мне уши.
На миг сознание померкло, и я вновь осознал себя лежащим на холодной кафельной плитке. Существо обходило меня кругом, пристально рассматривая.
— Кто ты? — последовал очередной вопрос от носителя скверны, но это не был уже тот убивающий сознание звук. — Как ты мне сопротивляешься? Как ты видишь меня в истинном облике? Почему?..
Сейчас со мной говорил будто бы человек. Но я не отвечал. Ещё раз он так гаркнет на уровне ультразвука, и я вновь потеряю сознание, а возможно, он меня просто убьёт. Существо хотело найти ответы на свои вопросы, скорее всего, потому, что боялось: вдруг я не один такой, вдруг придёт следующий и тогда уже точно прикончит. Оно ещё не понимало, что второго не понадобится, что я сам способен справиться и убить, разорвать ту нить, что нас связывает.
Я, умеренно, осторожно впустив в свою голову существо, начал театрально дёргаться по полу в припадке, шевеля и размахивая руками. Так я показывал боль, которая должна была меня поглотить. Постепенно, сантиметр за сантиметром, в этих конвульсиях я приближался к лежащему неподалёку на полу подсвечнику.
— Ха-ха-ха! — звонко смеялось чудище, наблюдая за тем, как я корчусь.
И не было в этом смехе ни капли радости. Той радости, которая может испытывать нормальный человек. От всех эмоций, которые показывало существо: будь то удивление или же вот такое веселье, словно бы веяло гнилью и смертью.
