Возвращение в Тооредаан - Егор Дмитриевич Чекрыгин
Поскольку кабинет местного резидента Бюро оказался закрыт, свой первый визит наш герой нанёс коменданту гарнизона — чиновнику, сжимавшему в своих могучих дланях бразды правления всеми вооружёнными отрядами города Лоорига. Хотя порученное десятнику задание никоим образом не касалось сего высокого государственного мужа, сделать это было необходимо по целому ряду причин. И первая из них — легализация. Если он сам, как сотрудник БВБ, ещё мог спокойно шляться по городу, поплёвывая на претензии и вопросы городских стражников, то вот его подчинённые, коли он не выправит для них соответствующие документы, рисковали попасть во множество мелких, но от того ещё более досадных неприятностей. Так что нужны документы. А ещё лучше, целый комплект документов на все случаи жизни. Ну а во-вторых, так или иначе, но всё равно придётся налаживать связи с городскими головами. Если затеял поиски иголки в стоге сена, то не мешает для начала поговорить с хозяином стога. Хотя бы для того, чтобы он не мешал поискам. А то ведь отдалённость городков, подобных Лооригу, от административных центров Сатрапии весьма способствует развитию самодурства у чиновников, их возглавляющих. Когда ближайшее начальство отрезано от тебя сотней вёрст безлюдных степей, не так сложно вообразить себя царём и богом и начать вставлять палки в колёса другому чиновнику, посмевшему выполнять свой долг, не испросив на то высокого соизволения мелкого прыща на ровном месте.
Правда, как вскоре выяснил оу Игиир, местный комендант к подобному типу начальников не принадлежал. Хотя, пожалуй, ещё неизвестно, что хуже — откровенное самодурство или преизбыточное гостеприимство? Оу Баар Гоор, уже довольно пожилой первый лейтенант пограничной стражи, занимавший кресло коменданта округа Лоориг, так обрадовался появлению в своём окружении нового лица, что никак не хотел отпускать от себя «благородного и перспективного молодого человека». Поминутно рассыпаясь в любезностях и заваливая гостя кучей вопросов не столько служебного, сколь светского характера, он весьма навязчиво пригласил того на обед и столь многозначительно пообещал познакомить с семьёй, что немедленно вызвал у проницательного сотрудника Бюро подозрение о наличии у этого достойнейшего государственного мужа как минимум трёх дочерей.
Увы, но даже добродушное расположение к нему высокого начальства не смогло избавить оу Наугхо от прохождения через канцелярский ад при выправке всех необходимых документов. Местные чиновники, впрочем, тоже были настроены к нему весьма доброжелательно, но правила есть правила, да и ход дел в провинции весьма располагает к неспешности и лёгкой рассеянности. Так что вырваться из этого царства бумаг и печатей оу Наугхо смог только спустя два часа — взъерошенный, раздражённый и готовый в одиночку схватиться хоть с целой бандой лесовиков, лишь бы не видеть больше в жизни ни единого официального бланка и не слышать очередную трепотню ни о чем, коию мающиеся от безделья канцелярские чиновники почему-то почитают за светскую беседу.
И только после всего этого он наконец смог добраться в пенаты родного Бюро и, вздохнув с облегчением, приступить к своим непосредственным обязанностям.
Хееку Барс, стражник
Для меня это никогда не казалось чем-то сложным, а вот другие удивляются. Ну, допустим, южане-то ещё понятно, они народ порченный. В смысле, привыкли там у себя в городах жить, ничего не видя, но ведь и из наших многие только языками цокают — «Как ты хорошо, Хееку, следы видишь!». А чего их, спрашивается, не видеть, вот же они, на земле! Вы же тоже, коли вам пальцем укажешь, видите, чего же, спрашивается, раньше не замечали?
Ну да это в степи или горах. Там ведь каждая сломанная веточка, каждая примятая травинка словно бы кричит тебе «тут вот олень шёл, а тут — человек», а в городе… Гнилое все-таки это место — город. Сколько уж лет и сам в городе живу, а всё не перестаю удивляться, как тут всё неправильно. И люди и вещи тут словно бы мельчают. Вон, у нас в предгорьях, коли человека встретил, так это же целое событие! Ты с ним и поговоришь по душам, и новости узнаешь, в дом свой пригласишь. А может, и войну начнёшь. Но всё равно, человек — это очень много и важно! Да что человек — там каждую малую птаху в лицо и по голосу различать учишься, а в городе… А тут в городе мимо тебя за день сотня человек пробежит и вскоре ты с незнакомцами даже здороваться перестанешь и внимание на них обращать.
А вещи? Вот у нас в доме топор был. Так я ж про тот топор столько всего знал! И что прадед мой его выменял на две медвежьи шкуры и бочонок мёда. И что топор этот он родителям невесты в числе других необходимых для женитьбы вещей показал, доказывая свою состоятельность как будущего мужа. И как потом дом для прабабки моей строил, и этим вот самым топором крышу рубил. И как дед потом этим же вот топором, когда Хорьки из-за хребта на наше селение набег устроили, двоих вражин зарубил. И как… Да много историй я знал об одном только этом топоре. Да и не только топоре — почитай, у каждой миски в доме своя история была. Каждая царапинка на ней свою тайну хранила, а вы говорите, «Как ты, Хееку, следы умудряешься видеть?» Коли с детства рос, понимая важность каждого скола на миске, каждой царапинки на топорище, или щербинки на лезвии ножа — следы-то, они что? Следы, они сами с тобой разговаривать начинают.
А в городе пойдёшь на базар, а там целый ряд лавок стоит с топорами, а мисок в кабаках по пьяни бьют больше, чем у рода Барсов с изначальных времён было. Вот поэтому и мельчают там и люди, и вещи, что много их, и оттого не ценится ничего.
К чему это я всё? Да к тому, что хреново в городе следопыту. Натоптано-перетоптано тут так, что глаза разбегаются — хоть на четвереньки вставай и ползи, носа от земли не отрывая. И то бестолку, след тут долго не лежит, не успеешь оглянуться, а уж кто-то сверху натоптал, да ещё и не по одному разу, так что…
Ну да впрочем, приказ он и есть приказ. Так что взял я тот кисет с монетками,
