Дмитрий Крюков - Хроника Великой войны
Потоптавшись на мокром полу, Удгерф прошлепал к двери, саданул кулаком так, что она, дико провернувшись на петлях, вылетела наружу:
– Эй! Хинек, ты здесь?
– Да, ваше высочество, – учитель выступил из-за колонны.
– Принеси-ка кружку эля.
Хинек ушел.
Слуга-паскаяк, увидев, что наследник проснулся, кинулся к нему с одеждой. Удгерф выдернул тюк из рук оторопевшего камердинера, в звериной ярости ткнул тому в морду штанами, украшенными жесткими металлическими бляхами:
– Пошел! Пошел вон!
Увернувшись, слуга проворно убежал, скрывшись за колоннами.
Принц, как-то сразу выдохшись, опустился на кровать. Хинек принес эль. После кружки крепкого, терпкого напитка стало лучше. Кряхтя, Удгерф натянул чулки.
***– Приветствую тебя, сын, – Ульриг вошел в комнату неожиданно.
Он искренне считал Удгерфа своим настоящим сыном и пренебрежительно относился к людским правителям, которые боялись заходить в опочивальню детей до того, как те приведут себя в порядок.
– Что надо? – принц недовольно зыркнул на отца.
– Приятно ли провел ночь?
– Хорошо веселье, да тяжело похмелье, – Удгерф явно не был склонен к разговору и с тупым упрямством, глядя на мокрый пол, застегивал рубашку.
– Поня-я-ятно.
Хинек осторожно вышел, оставив двух царственных родичей наедине.
Некоторое время было тихо, лишь поскрипывали в лапах Удгерфа жесткие пуговицы.
– Ну так что? Зачем пришел?
– Да понимаешь ли, есть у меня к тебе дельце…
– Ну?
– Вчера накладка вышла: посла антимагюрского обидели.
– На пиру?
– Да. Так вроде бы безделица. Сначала кое-кто из паскаяков, потом…
– Ты, – Удгерф злорадно ухмыльнулся.
– Ну… это уж так.
– Беда.
– Да не нарочно. Просто слов не расслышал.
– Коли глухой, не пил бы.
Усы Ульрига воинственно вздыбились, глаза засверкали:
– Э!.. Это ты брось. Забыл, что я король? Я же тебя и казнить могу!
– Врешь, пьяница.
– Ты на себя посмотри!
– Войну когда-нибудь накличешь!
– Сам как набрался!
– Король называется.
– Молчать!!!
Удгерф, раззадорившись, закусил ус и продолжал хитро смотреть на разгневанного родителя.
– Дело к тебе есть, а ты, – Ульриг махнул рукой, – ведешь себя, как свинья.
– Хочешь, чтоб я извинился перед послом за тебя и за весь вахспандийский двор?
– Да.
– Так и знал! – быстрым движением Удгерф накинул куртку, размашисто зашагал по комнате. – Какой раз я должен идти с повинной головой и извиняться за твое хамство и неотесанность твоих дражайших подданных?
– Позволь, это и твои подданные…
– Не перебивай! Почему именно я? Да, я твой сын и, выходит, козел отпущения? Королю стыдно просить прощения, а принцу нет, и, в то же время, его титул льстит ущемленному самолюбию оскорбленного. Никому не обидно, но почему никто не вспомнит обо мне? Все, хватит!
– Но позволь, тут государственное дело…
– В Хаос! Устал! Пошел вон!
– Это превыше личных амбиций!
– Тогда иди сам!
– Мне неудобно!
– Мне тоже!
Спор оборвался так же резко, как и начался. Отец и сын озлобленно глядели друг на друга. Вдруг Удгерф улыбнулся:
– Пошли лучше Хинека. Он прославленный герой, и, хоть не знает придворного этикета, может поднять лошадь вместе с седоком – не чета этому антимагюрскому сопляку.
Ульриг задумался:
– Пожалуй, ты прав. Конечно, было бы…
– Давай без "конечно".
– Хорошо, хорошо, но я тебе ещё припомню, – король двинулся к выходу, уже в дверях остановился. – Да, хотел тебе напомнить: завтра свадьба, поэтому держи себя в руках и проведи хоть этот вечер достойно, во дворце.
***Деревенька Курлап стояла на самом краю леса, робко выглядывая из-за стволов вековых деревьев разлапистыми соломенными крышами. На востоке тянулись болотистые земли – зыбкие кочки, по утрам и вечерам окутанные белым туманом испарений, из которых торчали острые иглы елей, чьи темные верхушки вырывались далеко в голубое небо. Место было хорошее, спокойное: с одной стороны непролазный лес, с другой – болото, заходить в которое рисковали лишь бывалые охотники.
Мальчик Рув шел по лесу. Он двигался осторожно и легко, не хрустя ветками, – ходил проверять силки, авось что и попалось. Деревья-великаны толпились вокруг.
Всю жизнь Рув прожил в крохотной деревушке и знал здесь каждый уголок: лес не пугал мальчика, а был его надежным защитником. В округе не было врагов. По соседству жили лишь эльфы – верные союзники людей. Рув хорошо знал это от взрослых, хотя толком не понимал, что такое союзники и зачем они нужны.
Странный шум возник откуда-то со стороны Ручья. Рув присел, насторожившись. Зверь? Нет, не так ходит лесной житель. Похоже, люди, только как идут! Галдят, ломают ветки, не скрываются. Маленький Рув даже поморщился от подобной непросвещенности: ну кто же так ходит?
Мальчик юркнул в кусты, затаившись в ласковой изумрудной сени. Шум приближался, перерастая в отчетливые голоса. Рув раздвинул ветки – два любопытных глаза уставились на узкую, едва приметную тропинку. Пришельцы шли по ней. Их было много, они срубали тяжелыми палашами мешавшуюся поросль. С жалобным стоном падали подсеченные деревца, и из открытых ран текла зеленая кровь. Рув сжал кулаки: "Да как они смеют так обращаться с его родным лесом!" Однако постепенно обида переросла в удивление, а затем – в ужас: позади людей шли скелеты, настоящие, живые, с оскаленными черепами и горящими глазами. Они медленно надвигались на куст, где притаился Рув. Ему хотелось закричать и убежать. Все равно куда, лишь бы подальше от этой процессии оживших мертвецов, от этого печального, монотонного хруста, сопровождавшего каждое движение призрачной рати. Но он сидел: бежать было поздно.
– Мальчишка! – грубый голос раздался совсем рядом.
Сильная рука схватила Рува за шиворот, вздернула вверх, резко обернув к себе. Бородатый мужчина в кожаной куртке с волосами, забранными сзади в косицу, с любопытством охотника осматривал свою добычу.
Ухмыльнувшись – передних зубов у него недоставало – человек вытащил Рува из кустов на обозрение отряду. Люди засмеялись, показывая на него пальцами, недобрый огонек зажегся в глазах жутких мертвецов…
***Посреди отряда шагал огромный человек. Взгляд его был устремлен вперед, в густые заросли кустарника, скрывавшие поворот. В отличие от остальных он не расчищал дорогу, а двигался напролом, не смотря под ноги. Шаги его были тяжелыми, и на податливой земле оставались глубокие следы, но походка легка.
– Чародей, Чародей! – бородатый подтащил Рува к великану. – Поймали пацана.
Исполин остановился, молча взглянул на маленького Рува. Мальчик съежился под колючим взором глубоко посаженных зеленых глаз, бессознательно засмотревшись в широкое, плоское лицо Чародея, наполовину заросшее ярко-рыжими волосами, неопрятными прядями свисавшими чуть ли не до пояса.
– Где нашел?
– Здесь в кустах. Прятался.
Великан задумался.
– Ты здешний? – Чародей говорил на языке варваров с северным акцентом жителей суровой Слатии.
Солдаты обступили их. Они, посмеиваясь, смотрели на перепуганного мальчишку, и жуткие глаза скелетов пылали совсем рядом, яркими молниями впиваясь в сознание Рува. Он ничего не мог сказать, как будто кто-то сдавил ему горло – лишь кивнул.
– Значит, ты знаешь дорогу к ближайшей деревне?
– Да… – промямлил мальчик.
Но рыжий словно забыл о нем. Он отвернулся:
– Что встали? Пошли!
Солдаты поспешно тронулись, и даже ужасные скелеты безропотно повиновались.
Бородатый с косицей отпустил Рува, толкнув в спину:
– Будешь указывать дорогу.
– Да, да…
Рув, перескакивая от дерева к дереву по краю тропинки, поспешал за рыжим великаном. Он понимал, что это воины, что целью их похода может стать и родной Курлап, но любопытство, пробудившееся в нем, похоронило все размышления о будущем его народа и даже страх перед скелетами. Запрокинув голову, Рув смотрел на высоченного предводителя с двуручным мечом, что легко покачивался у бедра, на его густую бороду, рассыпавшуюся по могучей груди, на большие, загнутые вверх усы, шишковатый, мясистый нос, толстые оттопыренные губы. Он думал о том, кто же такой этот вождь, этот Чародей, от которого исходила гнетущая, всеподавляющая сила…
***Элвюр не спал. После злополучного пира он сразу отправился в посольство, находившееся в большом неуютном доме неподалеку. Всю ночь посол просидел, запершись в кабинете, нервно перебирая документы. В конце концов все рассыпал, разбил изящную фарфоровую статуэтку и написал резкое письмо касательно нравов вахспандийцев графу Роксуфу в Антимагюр. Успокоившись, лишь к утру Элвюр прилег отдохнуть и, утомленный бессонной ночью, заснул прямо в одежде.
– Ваша милость, ваша милость, – старый слуга в дорогой, но поношенной ливрее осторожно склонился над спящим господином.
