Одиночка: Одиночка. Горные тропы. Школа пластунов - Ерофей Трофимов
– Значит, не сердишься? – неожиданно спросила женщина.
– С чего бы?! – удивился Елисей. – Ты женщина молодая, здоровая. В самом соку, как говорится. Вот и радуйся. Глядишь, и сладится у вас. Главное, чтоб он место свое знал. Тебя не обижал да в дела мои не совался. А остальное не моего ума дело.
– Я ему сунусь, – тут же вскинулась женщина. – В своем доме я хозяйка. Ты за то не беспокойся. А за заботу благодарствую, – поклонилась она и, поправив платок, вернулась в дом.
* * *
Следующие пять дней Елисей занимался только своими делами, начиная каждый день с тренировки и заканчивая уже затемно, в мастерской. Однако чуйка то и дело давала о себе знать, ноя больным зубом где-то в районе мозжечка. Привыкший доверять этому чувству парень никак не мог сообразить, что именно его беспокоит. Но вернувшись однажды домой, он вдруг понял, что кто-то пытался попасть к нему в комнату. Помня, что в доме есть маленькие дети, а оружия у него на взвод хватит, Елисей запирал дверь на небольшой висячий замок, попутно устанавливая пару маячков, чуть выше человеческого роста. Вот эти самые маячки и были сорваны.
Насторожившись, Елисей подхватил в комнате свечной фонарь и прямым ходом отправился к своему фургону, где хранил основные запасы и деньги. Осмотрев замок, парень мрачно хмыкнул и, покачав головой, угрюмо проворчал:
– Ну и кто это такой любопытный появился?
Убедившись, что вскрыть замок у неизвестного не получилось, Елисей вернулся в комнату. Едва успел снять черкеску, оставшись в одной рубашке, когда в дверь просунулась любопытная мордашка одной из дочерей Натальи и, найдя парня взглядом, сообщила:
– Мамка вечерять зовет. Сказала, мы уж поели, а ты все ходишь где-то.
– Иду, – устало кивнул Елисей, закатывая рукава рубашки.
Помыв у колодца руки, он прошел на хозяйскую половину и, привычно перекрестившись на образа, шагнул к столу. К его удивлению, во главе его восседал тот самый солдат, которого парень встретил во дворе, и, по-хозяйски подвинув к себе чугунок с кашей, ел прямо из него. Елисея это удивило. Наталья была женщиной аккуратной и в доме имелись тарелки, которые она не ленилась подавать. Ко всему прочему, чуйка снова взвыла пароходной сиреной, о чем-то предупреждая.
Присев справа от солдата, Елисей вопросительно посмотрел на выглянувшую из кухни Наталью, но солдат, облизав ложку, небрежно передвинул чугунок ближе к парню. Сама же хозяйка, словно чего-то испугавшись, снова скрылась на кухне.
– Неча посуду пачкать. Так поешь, – буркнул он, оглядывая парня непонятным взглядом. – Значит, ты у нас постояльцем будешь, – добавил он, явно констатируя факт.
– У кого это у вас? – хмыкнул Елисей, отодвигая чугунок в сторону. – Здесь Наталья хозяйкой. А тебя я не знаю.
– Ну, это не долго, – усмехнулся солдат. – Дай срок, все будет. А в повозке что хранишь? Чего запираешь?
– Не твое собачье дело, – фыркнул Елисей, принюхиваясь.
От солдата несло спиртным. Да и взгляд у него был какой-то странный. Шальной. Прихватив с тарелки кусок хлеба, он плеснул из кувшина в кружку молока и принялся есть, не обращая внимания не грозно засопевшего солдата.
– Старших, значит, не уважаешь, – зашипел тот, обретя дар речи.
– Я своих старших уважаю. А ты здесь никто и звать никак, – ответил Елисей, не скрывая своего презрения.
Эта фраза была произнесена не просто так. Солдат этот оказался в крепости после осады, прибыв с пополнением. Судя по выговору, родом он был откуда-то из средней полосы. Эдакий первый парень на деревне. Русоволосый, голубоглазый, с ямочкой на подбородке и румянцем во всю щеку. Именно такие обычно и нравятся женщинам, и, судя по всему, солдат это отлично знал и умел использовать.
– Значится так, – поднимаясь, принялся чеканить солдат. – С этого дня за постой будешь полтину платить. А на повозку твою у меня покупатель есть. Продадим ее завтра. Деньги пополам делим. А нет, так геть со двора. Понял меня?
– Сядь и заткнись, – не повышая голоса, процедил Елисей. – Ничего я продавать не стану. Фургон мне самому нужен. А сунешься к нему, я тебе руки с ногами местами поменяю. И запомни, вошь окопная, твой номер тут десятый.
– Да я тебя…
Что он собирался сделать, Елисей дослушивать не стал. Как только рука солдата потянулась в его сторону, парень атаковал со скоростью змеиного броска. Набитый кулак Елисея врезался костяшкой точно в ямку на его подбородке, и солдат, закатив глаза, рухнул на пол. Вскочив, Елисей одним быстрым движением вывернул ему правую руку на спину, загнув кисть в гусиную лапку и за шиворот, вздернув на ноги, поволок на двор.
Подтащив обнаглевшего дурака к фургону, Елисей со всей дури припечатал его физиономией о борт и, проделывая эту операцию на каждое слово, стал буквально вколачивать ему в сознание простую истину:
– Это. Мой. Фургон. И все, что в нем есть, тоже мое. А еще раз сунешься к нему, я тебя, паскуда, пополам порву.
Бил парень от всей души, так что по всему борту отпечатывались кровавые следы от разбитой морды солдата. Окончательно озверев, Елисей отшвырнул его в сторону и, выхватив из-за голенища свою неизменную нагайку, резко взмахнул рукой. Улица огласилась громким воплем боли. Он успел нанести с десяток ударов, когда вылетевшая из дома Наталья вцепилась ему в руку и, отталкивая от подвывающего тела, заголосила:
– Да что ж ты творишь, байстрюк бешеный! Убьешь! Ой…
Последнее вырвалось у нее непроизвольно, когда разозлившийся Елисей одним стремительным движением ухватил ее за шею, сжав пальцы так, что женщина замерла и придушенно захрипела.
– Байстрюк? – глухо прохрипел Елисей, глядя ей в глаза так, что та невольно затряслась.
Одним движением швырнув женщину на тело ее любовника, Елисей сунул нагайку в сапог и быстрым шагом прошел в свою комнату. Собрав все вещи, он прошел на хозяйскую половину и, забрав вещи, которые оставлял для стирки, принялся загружать все в повозку. Выведя из конюшни коней, он запряг их в фургон и повозку и, убедившись, что собрал все, начал отворять ворота. К его огромному удивлению, на козлах повозки откуда-то взялась кошка Мурка с одним из своих котят. Второго у парня выпросили соседи.
Выгнав свой
