Вращение временной оси - Ибикус
Ольга залпом выпила мадеру, закусывать не стала, только смотрела в темноту за окном, подперев рукой голову. На меня она не смотрела и, казалось, ответа не ожидала. А я и не знал, что ответить ей. Вот ведь как случается иногда. Только собрался поплакаться ей в жилетку по случаю предательства друга и можно сказать невесты, а тут такая исповедь. Моя обида сразу обидой быть перестала. Всю правду о жизни своей она мне рассказала. Ведь я хотел, чтоб она мне посочувствовала. А чему тут сочувствовать? Нет, я понял насколько мелки и ничтожны мои обиды. Может своими рассуждениями она этого и добивалась? Я допил свою мадеру, закусывать тоже не стал, но что ей ответить… Я молчал. Ольга встала и пошла к себе.
— Погоди, душа моя, — сказал я, понимая, насколько фальшиво звучат мои слова. — Посиди еще немного.
— Воля ваша, барин, — ответила она, возвращаясь на место.
— Не знаю я, что тебе ответить, — сказал я. — Ну, не должно так быть, как ты говоришь. Но так есть и правдивы все твои слова. Не должен человек рождаться рабом и не должно рабов быть… Но вот есть. Уже пора освободить крестьян. И есть люди, которые это задумали…
— Крамола это, барин, — сказала Ольга, — я ведь не о том спрашивала.
— А как без крамолы? Добровольно-то никто от своего богатства не откажется. Крепостные денег стоят. Знаешь, небось?
— Как не знать, — усмехнулась Ольга.
— Придет время и на Сенатской площади в Санкт-Петербурге… Немного уже осталось времени. И будь я проклят, если не выйду в двадцать пятом году на Сенатскую площадь…
— Непонятно вы говорите, барин, — удивленно сказала девушка.
— Иди, отдыхай Ольга, — сказал я и взял гитару.
Песня Городницкого подходила, как нельзя более кстати…
«Там где каторжный труд, там, где лес не почат
В необъятной заснеженной шири,
Наши песни поют, наши цепи звенят,
Наши избы стоят по Сибири.
Много написано о декабристах в истории России. Много сложено хороших песен, есть даже фильм «Звезда пленительного счастья» и песня Окуджавы о кавалергардах… А я запомнил песню Городницкого и допел ее до конца. Лучше чем он сказал, и придумать невозможно, особенно поражает конец.
Пусть запомнят потомки на все времена,
Добиваясь победы в сраженье,
Не всегда для свободы победа нужна.
Ей важнее порой пораженье.
Я пел не громко и не заметил, когда в комнату вошла Ольга. Когда закончил петь, из глаз ее катились слезы. Она подошла ко мне, положила руки на голову и прошептала:
— Храни вас бог. Храни вас бог барин…
— Да не называй меня больше барином, — раздраженно сказал я. — Хочешь, завтра сделаю тебе вольную…
— Нет, барин… Нет, Максим Петрович, не хочу, — испугано сказала она.
— Почему?
— А куда я пойду? У меня же ничего нет. Кому я нужна?
— Так никуда не ходи. Оставайся при мне.
— Но это же неприлично ба… Максим Петрович. Вольная девица и отставной военный вместе живут… невенчанные…
— А сейчас прилично?
— Сейчас прилично. Я ваша крепостная, вы мне приказали, я ослушаться не могу…
— Ну и дела… И что мне с тобой делать?
— Что хотите, то и делайте. Воля ваша…
— Ладно, иди к себе…
Разбередила душу. Вот ведь как все обернулось. Вот о чем надо писать, а не сказки про амазонок. Написать-то не проблема, да только ни одно издательство не опубликует, а меня отправят в Сибирь лес валить, на пять лет раньше, чем декабристов. Вылил я остатки мадеры в свой стакан и выпил единым махом. В голове уже шумело. Гитару я убрал на место и отправился на свою лежанку, обдумывая завтрашний визит в издательство. Оценка моего труда, меня больше не интересовала. Собственно, я хотел просто получить гонорар за опубликованную часть, да посмотреть иллюстрации Варвары. Денег на путешествие в восточную Сибирь уже хватит.
А на моей постели сидела Ольга. Вот ведь, добился, чего вовсе не хотел. А может давно уже хотел? Ну да хотел, только раньше Полина у меня в невестах ходила, а теперь что? Это получается бери, что дают? Нет, не так. Ольга женщина порядочная, хоть и не дворянских кровей. Сделаю ей вольную, хочет она того или нет. Всем крепостным дать волю у меня не получится, я же не император, а одно крепостной вдове запросто.
Ночь у меня прошла в полном удовольствии и не я один его получил. Ольга тоже была удовлетворена, и это я точно знаю. Утром я проснулся один, завтрак и кувшин для умывания с теплой водой ждали меня. Печка топилась, и весело потрескивали дрова.
— Сейчас пойдем оформлять тебе вольную грамоту, — сказал я Ольге, а вечером я пойду в издательство, получу гонорар и отметим это событие.
— Зачем мне вольная, если душа подневольная, — усмехнулась она.
— Потом мы с тобой обвенчаемся…
— Эх, барин, Максим Петрович, — ответила она. — Это в вас вчерашняя мадера говорит.
— Нет, Ольга, это твои вчерашние слова откликнулись. Давай будем завтракать и пойдем в городскую управу.
— Больно скоро все у вас, Максим Петрович, вы еще с барышней Денисовой не общались, а уж со мной венчаться собрались.
— Ольга, ты это брось. Я ведь… Да не могу я тебе всего сейчас объяснить, только придется нам с тобой скоро отправиться в дальние края. Твоего согласия не спрашиваю, поскольку…
— Да согласна я. Пойду за вами, хоть к чертям в преисподнюю.
— Кстати, — хмыкнул я, — и в этом есть доля истины.
Вольную грамоту для Ольги я оформил, не такое уж это хлопотное дело оказалось. А вот второе дело, получение гонорара за вторую часть повести не удалось, к моему великому удивлению. В издательстве произошли необъяснимые метаморфозы. Марка я встретил сразу же, как вошел в помещение редакции. У него был вид очень озабоченного и куда-то спешащего человека.
— Привет, Максим, — скороговоркой начал он, протянув мне руку, — повесть прочитал. Пойдет. Зайди к директору, по поводу гонорара. Мне сегодня очень некогда, дел невпроворот.
Я едва успел пожать ему руку, как он исчез за дверями своего кабинета, закрыв за собой дверь. Вот это прием. Даже просителей так не принимают. Впрочем, я и есть проситель, гонорар пришел просить. Ладно, не буду этому шустрику объяснять правила хорошего тона, пойду к директору, то
