Вампиры тут голодные - Тони Марс
Герцог с мрачной обреченностью глядел на дверь, за которую выгнал Кифена. Впервые Касар задумался о том, что из-за его маниакального желания защитить свой народ должен был пострадать иномирец. Кифена буквально вырвали из родного мира и выкинули в полуразвалившийся замок, кишащий монстрами.
Касар всегда считал, что иномирцу будет в радость защищать и оберегать вампиров, что тот будет подобно герцогу видеть в этом свой смысл существования. Но это оказалось не так.
И это имя… болью отзывалось в голове. Кифен. Сложись жизнь иначе, будь Касар сильнее, будь он могущественнее, предусмотрительнее и мудрее, то в той далекой, почти прошлой жизни герцога когда-то появился бы свой маленький Кифен.
Но тогда Касар не был так силен, богат и жесток, жил тихо и мирно, как самый обычный мужчина. Тогда у него имелось кое-что получше денег и власти. И он бы отдал всё на свете, чтобы это вернуть.
Но магия не поворачивала время вспять, какую бы цену за это ни заплатили. Невозможно было вернуться в тот день, невозможно спасти свою жену и ребенка, невозможно забыть, что сделали с его семьей алхимики.
Сама мысль, что его жену убили ради того, чтоб сделать украшения-безделушки…
Касар сжал кулон, прикрыв глаза. Как только у них поднялась рука тронуть беременную женщину? Сколько бы лет ни прошло, но всепоглощающая ярость, глухой болезненный крик все еще звучал глубоко внутри каждый раз, когда он об этом вспоминал.
Одно дело знать, что Аяра умерла. Другое же — видеть как именно. И это доводило до исступления, выбивало воздух из груди и заставляло сожалеть, сожалеть, сожалеть…
С того дня он никогда не позволял себе быть слабым, с того часа он уже не имел права быть просто Касаром Вальдернеским, сиротой из разорившегося и обедневшего дворянского рода страны, которой больше не существовало. С того момента появился Кровавый герцог, которого боялся весь континент.
Касар убивал алхимиков, вырезал их без разбору и капли жалости. Он пытался защитить то, что у него осталось, он надеялся заглушить острую боль внутри. Но месть не помогала.
Ему, наверно, уже ничего не могло помочь.
Он растил сына и дочь, возвел огромный замок, способный их защитить, собрал под свою защиту таких же, как он — вампиров, потерявших всё из-за чужой алчности. И отдал всего себя служению народу. Чтобы забыть, что когда-то у него было то самое тихое семейное счастье, жена, а второго сына он хотел назвать Кифен.
И он забывал. В голове тупым набатом звучало “защитить вампиров” и больше ни о чем герцог старался не думать.
Всё что он делал, все его исследования, все разработанные зелья и изобретенные артефакты, все книги — всё это было создано лишь с одной целью: защитить Сенкаира и Акшасс, и тех, кого он принял в свой огромный дом.
Герцог Касар, вошедший в историю как жестокий эгоистичный тиран, на самом деле никогда не жил для себя. Всю жизнь он посвятил другим.
И вот перед ним стоял Кифен — до ужаса похожий на него самого, словно свыше Касару говорили: смотри, каким мог стать твой сын. И герцогу было горько и радостно одновременно.
Вампиру не верилось, что спустя столько тысяч лет у него появится шанс урвать кусочек фантомного счастья, создать иллюзию, что успокоит его обездоленную душу. Его дети давно уже отошли к Богу, его жена умерла, а иномирец, напоминающий о тяжелом прошлом, существовал в настоящем.
Графу было едва ли тридцать, кажется, даже меньше, Касар точно не помнил, в любом случае Кифен — совсем юнец. Для герцога Кифен — еще дитя. И оттого Касару мерещилось, что это не Кифен-иномирец, а его потерянный сын.
Герцог не был сентиментальным или чувствительным, просто наболевшее, сокрытое от себя самого много лет, снова рвалось наружу. Касар вздохнул, запрещая себе думать об этом. Слабость — слишком большая роскошь для вампира.
Он отрешенно посмотрел на дверь. И о чем он только думает? Лучше б потратил время на поиск ошибки в формуле зелья.
Касар желал сделать жизнь Кифена легче и лучше, но всё, чем он был способен помочь — так это исправить собственные ошибки.
Время текло незаметно, все шло своим чередом: герцог засел в лаборатории-кухне и уже третьи сутки снова и снова делал зелье. Какого-то черта всё получалось идеально. И Касар в обессиленном раздражении в который раз переделывал, проверял, испытывал.
Степан слонялся рядом: двери кабинета на сегодня были для него закрыты, слуги с герцогом сговорились и ввели графу жесткий нормированный график. И попаданец в этих сутках свое уже отработал, поэтому теперь лениво запускал артефакт по изготовлению лакмусовой бумаги и посматривал на матерящегося Касара.
До появления Касара граф никогда бы не подумал, что будет маяться от безделья: ему буквально перекрыли все возможности работать или учиться в свободное время. Не то чтобы он от этого прям уж исстрадался, но чувствовал себя некомфортно.
— Герцог, почему вы считаете, что где-то есть ошибка? — попаданец сел напротив, наблюдая, как герцог уже, наверное, сотый раз за сегодня переделывает зелье.
Касар пребывал в наисквернейшем расположении духа, его выводила из себя мысль о бесполезном совете старейшин, раздражало, что вампиров притесняют, и злило, что из-за такой малости у Кифена отберут титул. Еще и зелье это, тьфу!
Ну не виноват малец. Это король виноват — если б не ввели такой налог и первичный налоговый взнос за каждую кормушку, то и проблемы б не возникло. Чертовы бюрократы и коррупционеры.
— Потому что она есть. — сцедил Касар, раздраженно добавив, — Но ее нет. Всё получается и это странно. — он уже всё перепробовал, и непригодные ингредиенты использовал, и менял степень и интенсивность вливания магии. Но ничего из этого не давало столь же ужасного результата, какого смогли достичь старейшины.
— Может дело в реагентах или их сроке годности? — вяло выдал Степан, крутя в руках пробирку с мелко порубленным чесноком.
— Кифен, не неси глупости, на всех емкостях хранения стоит заклинание стазиса. — Касар забрал чеснок и переставил подальше. Лаборатория — это не место для игр, а на что-то серьезное граф явно не настроен. Просто так
