Василий Звягинцев - Мальтийский крест
— К тому и пришли, — грустно сказал президент. — Тотальный террор…
— Если элементарное соблюдение даже действующего, весьма несовершенного уголовного кодекса для вас — тотальный террор, тогда я даже и не знаю, — развела руками Сильвия. — Тогда давайте уж по-прибалтийски к этому вопросу подойдём. Каждый участник Отечественной войны должен быть судим по статье «убийство» за каждый прицельный выстрел по «гражданам страны с иной политической ориентацией», прибывшим на данную территорию в полном праве распространять своё понимание истины. «Врачи без границ», «Журналисты без границ», «Гомосексуалисты без границ» — кумиры нынешнего толерантного общества, получающие от цивилизованного сообщества миллионные гранты и миллионные же премии. Вы считаете, что к ним следует приравнять и отечественных «Воров без границ»?
— Не надо, не отвечайте, — резко взмахнула она рукой с зажатой в пальцах сигаретой, так что пепел полетел на ковёр президентского кабинета. — Себе ответите. Помните Пушкина:
Когда для смертного умолкнет шумный деньИ на немые стогны градаПолупрозрачная наляжет ночи теньИ сон, дневных трудов награда,В то время для меня влачатся в тишинеЧасы томительного бденья…
В такой момент и ответите. Как же вы не поймёте — люди, которым совершенно ничего не нужно — ни деньги, ни власть, ни почитание толпы, стремятся сделать всё, что в их силах, для возрождения и процветания Родины. И видят в вас своего естественного союзника…
Пусть завтра одновременно арестуют сотню судей, две сотни прокуроров, дадут им на широко раньше использовавшихся «показательных процессах» по верхней планке, разве это террор? В какой-то там Италии давно отменён принцип презумпции невиновности в отношении коррупционеров. Если ты за три года построил себе на Рублёвке виллу, ценой превышающую твой заработок за двести лет, — объясни, как? Не можешь — безусловная конфискация, потом суд и срок, если найдётся состав преступления. Вам никогда не попадались такие, к примеру, сведения? В Италии (просто я недавно оттуда, оттого и ссылаюсь) в прошлом году по коррупционным делам произведено конфискаций на четыре миллиарда евро. В России — на шестьсот тысяч рублей. Меньше зарплаты одного районного прокурора. Забавно?
— Не очень, — ответил президент. — Но если вы действительно готовы помочь ненасильственными методами, у нас есть точки соприкосновения.
— Вот и хорошо. Я вижу — наш разговор получился утомительным для обеих сторон. Но — продуктивным. Одним словом — мы обещаем вам полную гарантию личной безопасности и информационную поддержку любого полезного начинания. Телефон для связи у вас есть. Мы оставляем за собой право обращаться к вам по мере собственного усмотрения. Желаем успехов. Был такой немецкий поэт Генрих Гейне. Он писал: «Бей в барабан и не бойся».
— Подождите, — поднял руку президент, поняв, что эта странная женщина, красивее какой-нибудь Синди Кроуфорд с обложки рекламного проспекта, умнее Талейрана и разговорчивее Дизраэли, сейчас исчезнет. Унеся с собой не разгаданную им тайну. Ибо всё, что сказала она, — наверняка лишь часть правды, а может быть, не только правды, но и истины!
— Охотно, господин президент, я никуда не тороплюсь. — Но вместо очередной улыбки она посмотрела на него внимательно и словно бы даже строго. Как бы намекая: «Если ты до чего-нибудь дозрел, так и отношения наши переходят в другую плоскость…»
— Давайте встретимся немного по-другому. На должном уровне, как равноправные договаривающиеся стороны. Мне, признаться, эти фокусы с телевизором слегка надоели. Вы готовы войти в мой кабинет, здесь, или в иной резиденции, и провести нормальные переговоры? Я подготовлю свои предложения, вы — свои. С моей и вашей стороны будут присутствовать советники, специалисты, эксперты. Назовите как угодно. Допустим — через три дня…
— Мы — готовы, — опять улыбаясь, сказала Сильвия. — Только заранее хочу предупредить — никаких «спецмероприятий». Ни одного из наших представителей вы захватить или задержать не сможете, хоть всю Псковскую дивизию используйте. А меры нашей самозащиты могут оказаться… — Сильвия сделала вид, что подбирает наиболее удачное слово. — Да, вот так — могут оказаться слишком адекватными.
— Как вы можете подобное подумать? — возмутился президент, но леди Спенсер легко просчитала степень искренности его возмущения.
— Разумеется, если сам российский президент даст мне слово чести — ни о чём подобном я думать себе не позволю. И, в качестве благодарности, сделаю вам сюрприз. Значит, договорились? Через три дня в назначенном вами месте. Пусть ваш секретарь позвонит в десять утра. Если в мировом континууме ничего не случится — встреча состоится в полдень. То есть — в двенадцать часов по московскому времени, — сочла нужным уточнить Сильвия.
Глава 24
Сообщение о захвате подводной лодки с экипажем, краткое изложение полученных Летягиным данных о расположении пиратского гнезда было немедленно передано с борта «Эссена» в Москву. Императора разбудили в три часа утра, как только закончили дешифровку длинной телеграммы.
Олег Константинович, как был, в исподнем, дважды перечитал текст, сверяясь с поданными адъютантом картами.
— Вот тут мы их и ущучили, — с наслаждением, пробуя слово на вкус, сказал Император, — ущучили! Записывай, — приказал он, облачаясь в халат, подходя к выходящему в Александровский сад окну. Дёрнул створку. В комнату хлынул густой и влажный от недавнего ливня с грозой воздух. За Воробьёвыми горами продолжало погромыхивать. Отчётливо пахло озоном.
«Хорошо как, — подумал Олег. — А в Берендеевке! С утра туда и отъеду. Если войной руководить придётся — лучше места нет…»
— Записывай, — повторил он штабс-капитану. — Первое — поручика Летягина, за то-то и то-то, сам посмотри формулировки, удостоить звания «Герой России» с одновременным производством в чин капитана, выслугой с сего числа.
Император, подобно августейшим предкам Петру и Павлу Первым, считал, что забота о преданно служащих Престолу людях важнее всего остального. Как это писал в собственноручном Указе Пётр Алексеевич: «А ежели окажется в Нашей армии хоть один человек, награждённый всеми существующими наградами, немедленно следует учредить новую, дабы никого не лишать стимула к свершению подвигов и воинской доблести».
— Прочих воинских чинов, — незаметно для себя, под влиянием высоких мыслей, перешёл Олег на стиль восемнадцатого века, — в сём деле участвовавших, наградить, помимо артикула, знаками ордена Святого Георгия первой степени. Со всеми вытекающими правами и преимуществами.
— Так и писать, Ваше Величество? — осмелился переспросить адъютант.
— Что-то не нравится? — удивился Император.
Его приближённые знали, что задавать вопросы самодержцу можно и спорить, если обоснованно.
— Мне — нравится, — слегка улыбнулся штабс-капитан, — я бы всегда теперь так Указы и Рескрипты писал. Повелеть соизволите — лично редактировать буду, помимо Протокольного приказа. Убедительнее звучит.
Император рассмеялся, похлопал адъютанта по погону.
— На себя тоже представление напиши. Сколько в штабсах ходишь?
— Два с половиной года, Ваше Величество!
— Хватит. Снимай звёздочки…[172]
— Служу России, Ваше Величество! Но я — про кресты. Не положено первую степень давать раньше трёх предыдущих… Георгиевская дума возражать начнёт…
Император лично открыл настенный погребец красного дерева (иностранное слово «бар» он не любил), налил себе и новопроизведённому капитану.
— Давай про кресты. Не положено, говоришь? А мне, скажем, проще Георгиевскую думу распустить, чем заслуживших солдат без достойной награды оставить. Если она, Дума, вдруг не вспомнит такую статью: «Не всегда верному сыну Отечества такие открываются случаи, где его ревность и храбрость постоянно блистать может, оттого следует наградить его немедленно, не держась Устава, яко слепой — стенки». В таком случае самодержавной власти позволено обойти Уложения, дабы заслуги каждого должным образом отметить. А я совсем не уверен, что этим бойцам удастся дожить до золотого крестика, если снизу вверх начинать[173]… Понятно?
— Так точно, Ваше Величество…
— На этом закончим. Пиши второе…
Император снова выглянул в окно с дымящейся папиросой в руке.
— Подожди. Никакого второго. Тот лист закончи, я подпишу. Морского министра ко мне. По тревоге. Посмотрим, как адмиралы умеют бегать…
Адмирал Гостев явился в Кремль через тридцать семь минут. Неплохо, если учесть, что пустая ночная дорога заняла не меньше двадцати. Значит, на пробуждение, умывание, бритьё, одевание в парадную форму ушло не больше пятнадцати. Моряк есть моряк.
