Ник Перумов - Череп на рукаве

50

В отличие от всех прочих репортажей, здесь не было картинки. Только схемы-карты Восьмого сектора да простые видовые съёмки Нового Крыма, явно сделанные задолго до всей этой заварухи.

Излишне говорить, что я потерял сон, покой и аппетит. «Матки» на Новом Крыму. Поток зародышей в Северной Бухте!.. Господи Боже, да что же это творится?..

Однако товарищи не успели даже сочувственно похлопать меня по плечу. Я оказался вызван к Валленштейну.

Оберст-лейтенант после той истории с ловушкой перестал походить на самого себя. Больше всего он напоминал живой труп.

— Садись, лейтенант. Не имел случая поблагодарить тебя за…

— Господин оберст…

— Ладно. Садись, говорю. На самом деле разговор у нас сейчас совсем другой пойдёт. Садись, садись. Ты не куришь, я знаю, а я закурю. Последняя из моих настоящих «гаван». На такую вот… оказия, правильно? — на такой вот случай берег.

— Я весь внимание, господин оберст-лейтенант!

— Руслан… думаю, тебе будет интересно узнать, что Новый Крым, вместе с ещё десятью имперскими планетами, дальними планетами Восьмого сектора, объявил о независимости. Образовалась так называемая «Федерация Тридцати», тридцати планет, старых независимых и только что отколовшихся от Империи.

Я молчал. Молчал, потрясённый. То, ради чего я шёл бороться, то, ради чего я вступил в ряды доблестного в кавычках верма… то есть, прошу прощения, рейхсвера… кажется, шло ко дну. Сколько раз мой отец повторял, расхаживая по кабинету и ударяя себя кулаком в ладонь: «Только бы горячие головы не выскочили раньше времени… только бы не сорвали нам всё дело…»

— Думаю, тебе будет интересно узнать, что независимость объявлена по всем правилам военного искусства. После голосования в парламенте… Дума, richtig? — планета провела референдум. Электронный, само собой. Результаты — 98 % «за».

Я молчал. Я слишком хорошо понимал, что за этим последует.

— Но должен заметить тебе, Руслан, что самую горячую речь в парламенте произнёс твой почтенный отец. Не опускай голову, он до последнего убеждал коллег-депутатов одуматься и не играть с огнем. Никогда не думал, что человек, лишивший сына наследства и выгнавший его из дому, способен на такое.

— Он произнёс речь против отделения от Империи? — Всё-таки мне пришлось сыграть удивление. На самом деле речи отца я ничуть не удивился. Ещё бы… рушились все наши планы. Всё, всё рушилось — сперва эта нелепая, идиотская война, затеянная не то и впрямь Чужими, не то интербригадами, теперь глупейшее «отделение»… Всё, всё, над чем мы работали, шло прахом, распадалось, сходило на нет.

Я что было мочи стиснул зубы.

— О да, и очень пламенную, — кивнул Валленштейн. — В самый раз для члена фракции «Закон и порядок» имперского бундестага Крайних консерваторов, если ты помнишь.

Я молча кивнул.

— У нас нет сил немедля бросаться и давить мятеж военной силой, — глядя мне прямо в глаза, отчеканил оберст-лейтенант. — И мы не знаем, что на самом деле случилось на Новом Крыму. Фольксштурм остановил вторжение «матки», тьфу! От такой беспардонной лжи покраснели бы даже черти.

— Но что же там произошло, господин подполковник?

— А вот на этот вопрос ты и должен нам ответить, Руслан, — тяжело вздохнул Валленштейн и поднялся.

— Я?.. Каким образом?..

— Каким образом… — Он криво усмехнулся. — Видишь ли, Руслан, тобой вообще-то должны были уже давно заняться в гестапо.

— Почему, господин…

— Потому что они с самого начала считали, что ты работаешь на разведку Сопротивления, — отчеканил Валленштейн, не сводя с меня пронзающего взгляда.

— Сопротивления? Интербригад, господин обер-лейтенант? Но они же…

— Само собой, выяснилось, что ты не работаешь на интербригады, — Валленштейн вновь сел, но не через стол, а в кресло прямо напротив меня, словно желая подчеркнуть неофициальность разговора. — Охранка вечно пытается что-то накопать в частях, возглавляемых родовитой аристократией, — добавил он не без гордости. — На сей раз им не повезло. Ничего не нарыли. Куда им. Они очень долго пытались меня убедить, что ты — агент неведомого «истинного Сопротивления», которое якобы ставит задачу мирной трансформы Империи в какую-то аморфную «конфедерацию». Я не слишком поверил. Они не могли добыть никаких улик.

Я сидел, обливаясь потом.

— Сведения, что ты НЕ работаешь с интербригадами и особами типа Дарианы Дарк, пришли с самого верха. После этого сигуранца заметалась. Твой поступок на Сильвании они сочли было самым верным доказательством… если бы он не был так глуп.

— На Сильвании? — Я как можно естественнее поднял брови.

— Конечно. Когда ты спасал свою девушку. Прекрасная работа, Руслан, прими мои поздравления. После этого тобой занялись уже всерьёз. Не охранка. Я занялся. И моя собственная маленькая служба безопасности. Ты прекрасно справился с этой дурацкой штукой секуристов, полиграфом. Они полагаются на него, словно на Господа Бога. Но я всё равно не верил, что пленных на Сильвании освободили другие повстанцы. Я не сомневался, что это ты. Ясное дело, что настоящий агент должен спокойно смотреть, как расстреливают его собственную мать, и ничем не выдать себя. Ты поступил крайне непрофессионально, и это лишний раз убеждало меня, что ты — идейный борец, настоящий идейный борец, который вступил в армию с целью сделать карьеру, подняться наверх, а потом… не знаю. Убить Императора? Взорвать Генеральный штаб? Смысл твоей операции мне остаётся неясен. Ты никому не отправлял шифровок и донесений. Значит, думал я, его задача — стратегическая. По-настоящему глубокое внедрение, возможно — военная разведка, не садисты и палачи из гестапо, щеголяющие, как идиоты, в своих чёрных пальто, словно садомазохисты, а настоящая разведка. Стратегическое планирование. Разветвлённые операции по поддержанию стабильности Империи. Больше ничего на ум мне не приходило. Ты показал себя отличным солдатом, и я с охотой давал тебе повышения. Мне не пришлось раскаиваться. Из тебя получился хороший командир. Ты получил патент, и, собственно говоря, теперь ты мог бы подать рапорт о переводе в армейскую разведку. Это было бы понятно и оправданно. Сделай ты так, возможно, я бы принял меры… к пресечению твоей операции. Но ты отчего-то тянул. Моё любопытство разгоралось. Ты вывел людей из-под Тучи. Ты выбрался из лап Дарианы Дарк, а из милых ручек сей дамы ушли живыми считанные единицы. Можно было бы заподозрить, Что ты всё-таки с интербригадой, но нет. Мои источники раз за разом отвергали такую возможность. Я тоже не склонен рассматривать её сколько-нибудь всерьёз. — Он смотрел мне в глаза, серьёзно и скорбно. — Ты дрался как настоящий солдат, Руслан. Русские всегда дрались насмерть, когда их припирали к стене. И этого не понимали ни Сигизмунд, ни Карл Двенадцатый, ни Наполеон, ни Гитлер… Десятки людей «Танненберга» обязаны тебе жизнями. Я не знаю твоей цели, но вижу — она не в том, чтобы вовлечь парней, носящих Feldgrau, в какую-то ловушку. Тонкое взаимодействие, агенты влияния — вот, наверное, была твоя цель. Возможно, ты и твои сторонники хотели добиться больших прав для Нового Крыма, возможно, льгот и привилегий, вероятно — имперских субсидий… расширения автономии… не знаю. Дай знать уже не хочу, если честно. Прости меня за столь долгий монолог, однако он для нас жизненно необходим. — Валленштейн склонился вперёд, холодные серые глаза впивались в мои. — То, что я тут наговорил, уже вполне тянет на пожизненный Сваарг. С лишением звания, титула и состояния. Поэтому послушай внимательно, что я тебе предлагаю. — Оберст сделал паузу, выпил воды — всё-таки он сильно волновался, несмотря на всё своё прославленное хладнокровие. — Если начнётся развал Империи, если планеты сейчас станут объявлять о независимости… ты сам понимаешь, чем это грозит. Чужие пройдут сквозь нас железным катком и не оставят ничего живого. Как на Омеге-восемь.