Алек Майкл Экзалтер - Бета-тест
Восстановив в памяти те давние события, Хампер с облегчением отметил: его интеллект ничуть не пострадал. Во-первых, потому что он — не клон самого себя, а во-вторых, процесс реабилитации идет нормально, если он заинтересовался, чем отличается Даг Хампер от тех пиратских дебилов, имбецилов и идиотов. Значит, надо старую автобиографию скрупулезно открутить назад, взяв от нее, все, что пригодится в новой жизни. Пусть это будет долго и нудно, зато надежно.
Задолго до того, как Даг Хампер ретроспективно вернулся в пору первого оригинального детства и младенчества, он возвестил миру и доступной Вселенной о своей гражданской и ментальной дееспособности, обновив в интергалактической информационной сети, по-простому интергалу, персональные имперские креденциалы. Разумеется, с санкции амниотического центра и личного дозволения наблюдающего ординатора, прозелит-магистра очаровательной Лин Сюрти.
Как ни странно, самым первым в коммуникативную зону амниотического резервуара ворвался престарелый зануда адепт-магистр палеографии Чу Дзенн. Впопыхах не настроив собственный пансенсорный облик, — один рукав академической мантии вышел красным, а к другому плечу был пришпандорен кусок строгой белой рубашки с пластроном — он с места в карьер провозгласил:
— Насилу к вам пробился, коллега Хампер. Вы были правы, утверждая, что древние римляне владели системой передачи звука в стенах своих жилищах по слуховым каналам, заполненным инородным материалом. Отныне я с вами решительно согласен. Именно так, при помощи параболических полостей в стенах, от имени богов вещали жрецы в храмах, а императоры подслушивали подданных во дворцах. Сэр! Я вас почему-то не вижу.
— Доброе утро, коллега Дзенн! Здесь защищенный канал. Идентифицируйте себя. И минимальный уровень присутствия, профессор, картинка на картинку, пожалуйста.
— Ах, да. Забыл. Всё ваши военные штукенции. Так вот. Я развил, коллега Хампер, вашу идею с резонаторами и полагаю, что в Великом Риме использовали дальнюю проводную связь. Я провел эксперимент, соединив две деревянные дощечки-резонаторы 50-метровой нитью из природных волокон. Коммуникация состоялась! К сожалению, голос был внятен на расстоянии менее 10 метров, но если воспользоваться древним аудиокодом Морзе, то и длинные, короткие сигналы были прекрасно различимы и на 50 метров. Помните, во вчерашнем историческом шоу по "Омнимедиа" показывали, как два связиста на войне разматывают тяжелую катушку с длинным звукопроводящим проводом.
— Профессор, то была наверняка другая эпоха…
— Это неважно, сэр Хампер, они всего лишь воспользовались наработками Великого Рима.
— Дорогой профессор, позвольте с вами не согласиться, проводная связь слишком уязвима и ненадежна. В одном из источников, точнее, оригинальное название фабулы "Граф Монте-Кристо", кстати, чисто римская фамилия, я встречал упоминание о том, как в Трансальпинской Галлии использовали зеркальный оптический телеграф, прообраз лазерного передатчика. Полагаю, с помощью оптических ретрансляторов Юлий Цезарь передавал кодированные приказы своим легионам, а потом галлы ее лишь усовершенствовали.
— Категорически с вами не согласен, Хампер! Только звук и ничто иное. В доказательство моего открытия, дорогой коллега, не могу не привести существование хорошо вам известного прибора с греческим названием "фонограф". Как вам известно, он представлял собой вращаемый валик, покрытый слоем воска, на который металлическая игла, напрямую соединенная с пластиной-резонатором, наносила звуковые колебания в виде бороздок различной глубины и ширины.
В Римской империи, безусловно, пользовались как восковыми дощечками для письма — на них римляне писали заостренными палочками-стилусами, — так и валиками для механической записи звука…
Как должно, развить научную мысль дорогому профессору Дзенну, не позволила ординатор Сюрти. Она бесцеремонно вмешалась в ход ученой дискуссии, отправив восвояси досточтимого профессора, а беспокойному пациенту пригрозила гипнорелаксом, снова погрузив его в плотную пансенсорную среду ремоморизатора. Поскольку никому не было позволено нарушать жесткий график и порядок восстановления.
Восстанавливался, тем не менее, Хампер по собственному графику и разумению. Еще в академии он научился нескольким старым кадетским трюкам, позволявшим хитроумному БИМу перехватывать управление пансенсорными дидакт-процессорами. К тому же Хампер вовсе не считал необходимым заново перелопачивать часы, дни, месяцы и годы, бессмысленно потраченные на идиотские развлечения первой юности, пьянки-хулиганки, пансенсорный секс со случайными подружками, встреченными в интергале. Или поэпизодно воспроизводить тягомотную армейскую рутину: нудные совещания, до ужаса постоянные, набившие оскомину инструктажи и долгие бессмысленно-банальные рассуждения и наставления корпусного начальства. Разумеется, ничего из былой боевой подготовки и оперативного опыта первый лейтенант Хампер упускать не собирался. Сейчас ему почему-то хотелось поэтапно, хоть и выборочно, прокрутить четыре года на Саксонии-Фюр в академии имперских рейнджеров, где он, согласно целевой программе обучения и курса боевой физической подготовки, точно в срок расстался со своей первой жизнью на учебно-тренировочном полигоне Терренморт.
Тренинговую полосу смерти, как ее прозвали курсанты-смертники, напичканную всевозможными средствами огневого противодействия, активными и пассивными минами-ловушками, перегороженную лабиринтами силовых полей и зонами сплошного поражения, капрал-кадет Хампер одним из немногих умудрился пройти до самого конца. Лишь, когда его погнали назад, он опрометчиво угодил в гравитационный капкан, внезапно возникший там, где его практически не могло быть, чуть ли не на месте только что им уничтоженной стационарной ракетно-артиллерийской турели. Не помогли ни антигравы на предельной мощности, ни индивидуальный защитно-атакующий комплект с вспыхнувшими от напряжения силовыми полями, ни омнирецепторы его первого БИМа, не сумевшего вовремя предупредить хозяина-носителя о грозящей тому опасности.
Из всего их выпуска одному лишь хитромудрому Лексе Бармицу, воспользовавшемуся собственноручно модернизированными защитными полями своего ИЗАКа, удалось одолеть полосу смерти едва ли не из конца в начало — его накрыли с орбиты тераваттными залпами, когда у самого исходного рубежа охранный спутник начал лупить по площадям Терренморта, дабы на обратном ходу уничтожить вконец обнаглевшего кадета вместе с его изобретениями. Между прочим, технологичный Лекса всегда был себе на уме, предпочитал личными секретами и достижениями ни с кем не делиться, потому позднее, при разборе полетов приписал собственный успех необыкновенной удачливости. Хотя ему, также как и другу Дагу, пришлось таки обзаводиться стандартными устройствами. Ничего не попишешь, и капрал-кадет Лек Бармиц был вынужден расстаться по причине безвременной кончины со специальным БИМом, вживленном ему при рождении на Сирин Веди по отеческому настоянию его превосходительства генерала-аншефа Викта Бармицина. Для всех остальных саксонских кадетов сногсшибательная процедура смерти на учебном полигоне Терренморт, а также последующая девятимесячная реституция в амниотическом центре являлись заурядным порядком реализации продвинутого курса психологической и физической подготовки рейнджера-комбатанта. Отныне уже боевые, а не стандартные имплантанты-симбионты должны были обязательно развиваться живьем вместе со своими носителями, создавать новые нервные связи, улучшать проводимость, быстродействие существующих и прочая. Тогда как старые учебные БИМы считались чем-то вроде молочных зубов, коим в положенное время следует выпадать, пусть даже путем объявленной смерти. К тому же принудительное повторение ранее изложенных истин никогда не бывает излишним, согласно дидактическим принципам темных веков. Что и продемонстрировал доктор Лек Бармиц, явившись к Дагу Хамперу во коммуникативной плоти и вторично пожелав старому другу счастливого дня рождения. Правда, на сей раз явление доктора боевых технологий состоялось в здравом уме и трезвой памяти:
— Рад тебя видеть живым, брат рейнджер. Прими мои поздравления с благополучным возвращением оттуда.
— С кем не бывает, а с нами каждый день.
— Ну, да, — кисло протянул Лекса, не выразив ни малейшей охоты шутить дальше на заданную тему.
Ему еще в кадетах втемяшилось, будто бы его душа черт знает где пребывала сорок дней, прежде чем он пришел в себя во чреве амниотического бака. Лекса Бармицин потом долго и въедливо выяснял у отцов-метадоксов, не угодила ли его бессмертная душа в какой-нибудь ад на то время; или, может быть, тогда он мучился в беспамятстве, по мере грехов своих, где-нибудь в католическом чистилище.