Юрий Леж - Знак махайрода

— Когда отходит? — осведомился Уго.

— Через сорок минут, двадцать восьмой скорый, — ответила Рыжая. — Вам что-нибудь надо в дорогу?

— Пожрать бы чего прикупить… — вслух подумал Олигарх. — Да только что тут хорошего на вокзале? Давайте, я слетаю в магазинчик, какой поближе?..

— Гони, и прихвати каких-нибудь консервов долгоиграющих, еще неизвестно, что будет в этом самом Шейлоке в первое время, — согласился Уголек и тут же обратился к женщине: — Мы возьмем третий класс, отдельно от тебя, а по дороге подсядем, договоримся с проводником. Если поезд пустой, думаю, особых вопросов не будет. Сейчас разойдемся, тут народу совсем мало, зачем лишку мелькать перед чьими-то глазами вместе?

Рыжая молча кивнула, подхватила стоящую чуть поодаль небольшую дорожную сумку и пошла на выход из зала ожидания к перронам, на ходу нарочито соблазнительно покачивая стройными бедрами.

— Ух, ты… — восторженно выдохнул Котяра, провожая попутчицу не скрываемо жадным, похотливым взглядом.

— Подростковая гиперсексуальность, — зачем-то сообщил товарищу Уголек. — Угомонился бы ты на время, ведь только-только, как с Машки слез, заводной…

— Ну, с Машки я, положим, слез еще ночью, — возразил Кот, плотоядно облизываясь то ли от воспоминаний о прошедшем, то ли в предвкушении будущих утех. — Да и это тебе не Машка какая-нибудь, денежки отрабатывающая…

Дожидаясь возвращения Олигарха, они приобрели билеты в простенький вагон третьего класса, отбившись при этом от назойливых предложений немолодой уже кассирши не экономить, а путешествовать с удовольствием и хотя бы классом повыше.

Олли появился с огромным бумажным пакетом в руках, наполненным съестными припасами в дорогу, и крепкой синтетической сумкой через плечо, явно тяжеленной, похоже, плотно набитой тушенкой и сгущенным молоком. Подмигнув товарищам, он попросил:

— Возьмите у меня в кармане квитанцию и — марш-марш в камеру хранения, кажись, наши вещички уже там…

И точно, из гулкого пустынного подземелья, в котором и располагалась ныне фактически пустующая вокзальная камера хранения, они вышли с четырьмя баулами со снаряжением и почему-то всего с тремя фанерными плоскими ящичками, похожими на увеличенные в несколько раз переносные мольберты.

— А что ж это триарий тетку нашу вооружать не стал? — по-детски прикрывая свой интерес к Рыжей нарочитым пренебрежением, поинтересовался мнением гастатов Котяра, когда они дружно двинулись к выходу на перроны.

— Думаю, ей дамского браунинга хватит, такого, как у Уголька, — высказался Олигарх, прихвативший из багажа лишь длинный, несуразный ящик-«мольберт» со своим карабином. — А такую вещицу она и за подвязкой припрячет легко.

— Она в штанах, какие там чулки-подвязки?.. — возмутился Котяра, груженный парой баулов и ящиком со штурмовкой.

— Вот и проверишь при случае, — засмеялся Уголек, но тут же спохватился и скомандовал: — Отставить разговоры, вперед и вверх, а там…

— Хорошо бы и ТАМ альпийские стрелки были не в ударе, — негромко завершил Олли, перефразируя известные слова.

Гастаты замолчали, посерьезнели, будто только сейчас ощутив всю сложность и тяжесть неожиданно полученного задания. Но ненадолго, молодость и природная жизнерадостность взяли свое, и уже отыскивая нужный им состав и идя вдоль длинного ряда непривычно пустынных вагонов, мальчишки смеялись, перешучивались и напоминали друг другу пикантные детали прошедшей ночи.

Часа через три, когда поезд разогнался уже до своей «скорой» скорости, оставив позади малоэтажные пригороды, редкие небольшие городки и даже один серьезный губернский центр, в котором простоял без малого полчаса, гастаты потихоньку перебрались из плацкарты третьего класса в купе второго, к Рыжей, уже заждавшейся своих «мальчиков». С проводниками договаривался Олигарх, и тут, как и предполагалось, все прошло спокойно и гладко, а вещи свои перетаскивали по очереди, чтобы не привлекать излишнее внимание в полупустых вагонах, хотя, казалось, это было ненужной предосторожностью. Но гастаты твердо усвоили еще в «учебке» простое правило: «Лучше лишние сто метров проползти на брюхе, чем словить пулю, едва поднявшись с земли в самом начале атаки».

Рассовали баулы и ящики с оружием в рундуки, на полки, посмеялись, толкаясь тощими задами в тесном пространстве купе, но переодеваться в боевое пока не стали, так же, как и распаковывать карабин и штурмовки. Время терпит, да и в узких, тесных интерьерах вагона пистолеты удобнее и надежнее в случае огневого контакта.

Усевшись вокруг столика двое надвое, предоставив Котяре место рядом с единственной женщиной, переглянулись, и Уголек вытащил из кармана уже помятый атлас автомобильных дорог, разворачивая его перед товарищами.

— До самого города не поедем, тем более, до городского вокзала, — начал излагать наметки плана капрал. — Выскочим где-нибудь за десяток-другой километров. Начинать изучать обстановку изнутри лучше все-таки снаружи… Толком мы ничего не знаем, какие там дела творятся, да и времени особо на разведку нет.

— Выйдем пораньше, что за проблема? — Олли слегка покосился на Рыжую, будто выглядывая в ней признаки ожирения, дряблости мышц или хронической усталости, но — нет, женщина выглядела вполне подтянутой, даже спортивной, в меру крепкой, насколько это не портит женственности фигуры.

Они еще немного порассуждали, больше рисуясь перед попутчицей, чем по необходимости, порешили устроить базу поближе к аэропорту, но все-таки в сторонке, не привлекая к себе лишнего внимания размещением возле стратегического объекта в воюющем городе. Начинать поиски в Шейлоке задумали в промышленном районе, небольшом, наполненным в основном частными ремесленными мастерскими и ремонтными цехами, там, по мнению Олли, было легче спрятаться, затеряться, да и скорее всего этот район с началом боевых действий оказался заброшенным.

Рыжая прислушивалась к их разговором с внимательным одобрением, как обычно слушают женщины малопонятные рассуждения близких ей и не очень мужчин. В нужных местах — кивала понимающе, будто отвечая на не прозвучавший вопрос: «А тебе силенок хватит? Сможешь десяток-другой километров пробежать? В подвале, на бетонном полу пару ночей провести? В душном, пропахшем бензином и машинным маслом гараже сутки высидеть?» Гастаты прекрасно понимали, что задавать такие вопросы не имеет смысла так же, как спрашивать владеет ли взрослая женщина навыками стрельбы, справится ли со штурмовкой, карабином или хотя бы армейским пистолетом, умеет ли пользоваться противогазом, видела ли наяву, как выбивают искры из железобетона срикошетившие пули.

Сделали перерыв, подзакусили слегка — в вагоне, в дороге есть, кажется, можно непрерывно, было бы — что. Пожевали бутербродов с ветчиной и белой рыбой, запили казенным железнодорожным чаем, за которым Олигарх сам сбегал к проводнику, чтоб преждевременно не возбуждать в том ненужное любопытство интересной компанией, собравшейся в одном купе, и её поведением. За столом командовали гастаты, Рыжая скромно самоустранилась в уголок, к окну, и не лезла с предложениями сделать все лучше, ловчее, умелее, по-женски.

Аккуратно прибрав со столика обрывки постеленной газеты, крошки хлеба и обертки от ветчины и рыбы, все вернулись к изначальной позиции, и Уголек, наконец-то, решил, что пришло нужное время.

— Для нас в тебе какой-то секретик спрятали, — начал он чуть небрежно, обращаясь к женщине. — Женские секреты — вещь серьезная, я их уважаю, но про твой все-таки узнать хочется, он как-то с нашим заданием напрямую увязан…

— Да нету особых секретов, — Рыжая оперлась локтем на столик и положила голову на сжатый кулак. — Я — мать оборотня…

После «учебки», после начала службы в «Махайроде», после двух кампаний и награждения высшими орденами гастаты самоуверенно думали, что их вряд ли возможно чем-нибудь удивить… но тут… будь помещение побольше размером, они непременно повскакали бы с мест, в движении переваривая сногсшибательную новость, но, к сожалению, вагонное купе, пусть и второго класса, не позволяло разгуляться даже таким малогабаритным мужчинам, какими были гастаты. Оставалось лишь откинуться на спинки вагонных диванчиков, прикрыть глаза и с силой выпустить воздух из легких, что они и проделали с завидной военной синхронностью.

— Э…э…э… Рыж, ты не шутишь? А это — как? — первым решился нарушить молчание Котяра, едва удержавшийся в первые секунды, чтобы не отодвинуться от женщины подальше, в сторонку.

— Все нормально, мальчики, шарахаться от меня не надо, — улыбнулась с едва заметной грустинкой женщина. — Очень давно, почти восемь лет назад, я была хоть и постарше вас, сегодняшних, но молодая и глупая. И ради науки пожертвовала свою яйцеклетку. Для этого самого опыта. Чтобы вырастить чудо-человека. Конечно, я уже и тогда понимала, что первыми при дележке результатов будут военные, особые службы, всякие важные дядьки… но если бы все получилось так, как задумывалось, то и простым людям перепало бы очень много…