Юрий Брайдер - Особый отдел и пепел ковчега

— Другой бы на твои слова обиделся, а я, заметь, хоть бы что, — сказал Кондаков, шинкуя морковку для салата. — Детей, дураков и хорошеньких женщин следует прощать.

— Во всех аттестациях Сопеева отмечается его малообразованность, скудоумие и косность, — продолжала Людочка. — Но это отнюдь не мешало служебному росту. Доходило даже до анекдотических ситуаций. Однажды во время маневров он утопил в болоте десять единиц бронетехники, за что отделался всего лишь устным замечанием.

— Да у нас каждый второй генерал с головой не дружит! — фыркнул Цимбаларь, бодрый вид которого свидетельствовал скорее о железном здоровье, чем о благопристойном поведении. — Лучше скажи, родни у этого Сопеева много?

— Достаточно... Сравнительно молодая жена. — Людочка почему-то покосилась на Кондакова. — Дети, внуки... Короче, полный комплект.

— Генеральский комплект считается полным только при наличии любовницы, — наставительным тоном произнёс Цимбаларь. — Именно поэтому Пётр Фомич до сих пор ходит в подполковниках... А как там у родни насчёт удачи? Влияние бетила ощущается?

— Исходя из имеющихся у меня сведений — вряд ли. Жена, неравнодушная к спиртным напиткам, потихоньку распродаёт остатки былой роскоши. Обоих сыновей можно отнести к среднему классу, и то с натяжкой.

— А внуки? Такую вещь, как бетил, Сопеев скорее завещал бы внуку, чем сыну.

— Информация о внуках отсутствует.

— Очень плохо! — Цимбаларь глянул на Людочку так., словно бы уличил её в злостном вредительстве.

— Внуки от нас никуда не денутся. — Приготовление салата близилось к завершению, и Кондаков обливался так называемыми «луковыми слезами». — Впрочем, как и дети... Давайте лучше погутарим про хвалёный бетил. Как он мог выглядеть и где его Сталин держал? Поскрёбышев и Власик на сей счёт ничего не сболтнули?

— Нет, — ответила Людочка. — До конца своих дней они не размыкали уст. Сказывалась чекистская закалка... Но я рекомендую обратить внимание на показания офицера охраны Тукова, остававшегося на даче вплоть до кончины вождя. «... Сталин, которого врачи пытались кормить с ложечки, что-то неразборчиво мычал и указывал здоровой рукой на противоположную стену, где висела картина, изображавшая девочку, поившую из рожка ягнёнка. Этим он как бы хотел продемонстрировать свою полную беспомощность...» Очень уж сентиментальная сцена. На Сталина, даже умирающего, не похоже... Вот схема внутренних помещений Кунцевской дачи. Здесь хорошо видно, что на прямой линии между изголовьем дивана и картиной, кстати сказать, вырезанной самим Сталиным из журнала «Огонёк», находится рабочий стол, заваленный книгами и письменными принадлежностями. Мне кажется, что умирающего диктатора волновала вовсе не девочка с ягнёнком, а какой-то предмет, находившийся на столе. По всей видимости, бетил — самое ценное, что у него ещё оставалось.

— Надо найти все фотографии, на которых виден письменный стол Сталина, — сказал Цимбаларь.

— Полагаю, это ничего не даст, — возразила Людочка. — Парадные снимки делались в кремлёвском кабинете, который не использовался по назначению со времён смерти Надежды Аллилуевой. На Кунцевскую дачу фотографы вообще не допускались. Есть лишь несколько жанровых снимков, сделанных самим Власиком... Я сейчас думаю о другом. Для достижения желанной цели одного лишь обладания святыней, будь то кивот или бетил, ещё мало. Вдобавок нужно находиться в непосредственной близости от неё. Выходя на схватку с Голиафом, Давид попросил поместить кивот в первых рядах войска, у себя за спиной. Во время Цусимского сражения японский император непрерывно молился в главном синтоистском храме. Таким образом, имея бетил всегда под рукой, Сталин был практически непобедим. Но ведь ему случалось отлучаться из Москвы, причём по весьма важным причинам. Взять хотя бы Ялтинскую конференцию, на которой решались судьбы послевоенного мира. В Ливадийском дворце происходила ожесточённая схватка, пусть и подковёрная. Без помощи бетила Сталин вряд ли переиграл бы Черчилля и Рузвельта. Следовательно, футляр с волшебным порошком должен был постоянно находиться при нём, вместе с тем не вызывая любопытства окружающих. Яшмовый флакон тут действительно не подошёл бы.

— Понятно, — кивнул Цимбаларь. — Значит, это была какая-то обыденная вещь, свободно помещавшаяся, скажем, в кармане. Например, портсигар...

— В тот период Сталин не пользовался портсигаром. — опять возразила Людочка. — Он доставал папиросы «Герцеговина Флор» прямо из коробки и крошил табак в трубку.

— А если бетил находился именно в трубке! — воскликнул Кондаков. — Многие очевидцы говорили, что частенько он посасывал её, не зажигая.

— Нет, на фотографиях из Ливадийского дворца, где Черчилль дымит сигарой, Сталин тоже курит... Да и не влезет пригоршня бетила в трубку.

— А зачем целая пригоршня? Чтобы обдурить империалистических акул, хватит и щепотки. Это ведь, в конце концов, переговоры союзных держав, а не Курская битва.

— Пусть будет так, — нехотя согласилась Людочка. — Хотя всё это только наши предположения. Вполне возможно, что какого-либо постоянного хранилища бетил вообще не имел и по мере необходимости его пересыпали в разные футляры.

— Но каждый футляр с виду напоминал обычную битовую вещь, — добавил Цимбаларь. — Портсигар, трубку, бумажник, даже томик Маркса.

— Надо бы проанализировать всю биографию Сталина с сорок второго по пятьдесят третий год, — сказала Людочка. — Выяснить, допускал ли он в этот период серьёзные политические и стратегические просчёты. А если да, то что этому способствовало? Возможно, он болел... Или перепоручал свои дела кому-то другому...

— Ошибся он только однажды, — буркнул Кондаков. — Когда вопреки здравому смыслу благословил создание Государства Израиль. Сам, наверное, потом локти кусал.

— Не забывайте, что у евреев был свой бетил, да ещё посильнее нашего, — заметила Людочка.

— Ладно, что тут попусту болтать, — хмуро сказал Цимбаларь. — Отведаем хозяйского салата и пойдём... Есть хорошая пословица: дальше в лес — больше дров. А мы ещё и до опушки этого леса не добрались. И даже не знаем, какой он — сосновый, осиновый или бамбуковый... Любое дело туго начинается. Ни тебе зацепок, ни улик, ни версий. А потом пошло-поехало и даже покатилось. От улик и свидетелей отбоя не будет.

— Ох, не всегда так бывает! — поливая салат подсолнечным маслом, вздохнул Кондаков.

— Не всегда, но часто! — отрезал Цимбаларь. — Ты, Лопаткина, попытайся обобщить все факты, которые мы сегодня обсуждали. Как-никак, две головы имеешь. Одну свою, другую от фирмы IBM... А мы тем временем вплотную займёмся семейством генерала Сопеева.

— К его вдове рекомендую послать Петра Фомича, — сказала Людочка. — Мужчины такого типа нравятся пожилым дамам.

— Какого такого? — Кондаков в сердцах бухнул в салат лишку соли. — С лысиной, язвой, ревматизмом и простатитом?

— Неважно. Главное, что у вас есть свой неповторимый шарм. Как в старом вине.

— Но ведь она алкоголичка! О чём с ней разговаривать?

— Ради пользы дела и тебе за компанию пригубить не грех, — вмешался Цимбаларь. — И учти, я на эту вдову сам зуб точил. Ради тебя, можно сказать, от сердца отрываю.

Это замечание заставило Людочку иронически усмехнуться.

— Даже не зная Сопееву, могу смело утверждать, что ты не принадлежишь к категории мужчин её мечты. — Она окинула Цимбаларя критическим взглядом. — Уж больно много в тебе дурной энергии, или, иначе говоря, тёмной силы. Людей, не склонных к авантюризму, это отпугивает.

Кондаков, уже разложивший салат по тарелкам, вдруг спохватился:

— А где же Ваня? Не уснул ли, часом?

— Здесь я, — из туалета донёсся недовольный голос.

— Что случилось? Понос обуял?

— Со мной как раз всё в порядке, — ответил лилипут. — Это у вас самих понос. Только словесный... Болтаете и болтаете, болтаете и болтаете. Оперативную работу я представлял себе как сплошную беготню со стрельбой и потасовками. А тут целыми днями одни разговоры. Тошно становится!

— Не отчаивайся. — В голосе Кондакова появились отеческие интонации. — Беготня и стрельба — это для кино. И то для самого лажового. Суть нашей работы — умение разговаривать с людьми. Чтобы любой мазурик даже против собственной воли всю свою подноготную тебе выложил. Остальное, в том числе и стрельба, — второстепенное. Желательно, чтобы её вообще не было... Иди отведай моего фирменного салатика. Пальчики оближешь.

— Добавь туда чеснока, перца и уксуса, — шурша бумажкой, распорядился Ваня.

— Да ты сначала попробуй! Зачем добро зря портить...

— Делай, что тебе говорят, валенок сибирский... — К счастью, рёв спускаемой воды заглушил остальные эпитеты, которыми Ваня щедро одаривал Кондакова.

— Ничего не поделаешь, — пожал плечами Цимбаларь. — Пьянство — это добровольное сумасшествие.