Олег Верещагин - Не время для одиночек
— Ну… ну… — твердил Антон, то считая деньги, то листая документы. Лицо его сияло и в то же время было откровенно обалделым. — Ветерок… это… ну… спасибо! Такое спасибо! Как же мы тебе, а?..
— Не связывайся больше с такими, как Степан, — резковато ответил Колька. — Ваську пожалей, баран! Ведь нужды-то нет больше — с такими хороводиться…
Антон закивал, а Васька откликнулся:
— А я теперь Валька! — он заглядывал в своё свидетельство и возмутился до глубины души. — Ну ничего себе, вы чего девчачье имя выбрали?!
— Дубина, — хмыкнул Колька. — Это чтобы тебе было легче привыкать. Созвучное твоему настоящему. А то окликнут тебя… ну… "Серафим!" — а ты ушами хлопаешь. Понял?
— По-о-онял… — протянул мальчишка и покосился на свидетельство уже с уважением. — А ты… ты к нам приедешь? Ну, когда мы устроимся?
— Может, и занесёт, — улыбнулся Колька. И добавил ласково: — Эх ты, Васька-Валька…
* * *ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ:
ОЛЕГ МЕДВЕДЕВ.
БЛЮЗ.
Пока кровь твою не выпили сны, Проснись, будь с ними в состоянии войны. Своих чертей не корми, Воюя с призраками, Целься в лучших, прочие не страшны.
Те, с изнанки зеркала, две строки Забудь, выжги, от себя отсеки! Газ в пол, и вверх из низин! — Там, в горах, дешёвый бензин, Там звезды, скалы и родники.
Жаль, что ястреб, верная твоя птица, Выручить не сможет на этот раз. Светлой птичьей крови не помириться С чёрной кровью блюза заморских трасс.
Раз так, лучшего себе не желай, Газ в пол — птицу не удержит state-line. И сам ты птичьих кровей, Пока под тобою хайвэй, Вот так все просто, никаких тебе тайн.
Да и, если не заметил ещё, Стикс высох, он больше никуда не течёт. Переезжай без препон, За рекой дешёвый бурбон, И целься в лучших, остальные не в счёт.
Так рысачь чужих побережий между, Пей бурбон, тоску колесом дави, И ещё учись-ка жить без надежды, Если не научился жить без любви.
РАССКАЗ ВТОРОЙ
ВОЙНА ОДИНОЧКИ
Скверно… Но я-то не сгину, Волчьей присяге сияющей не изменю ни за что, Верный волчьему гимну — Под полной луною, надетой на тонкий зелёный флагшток…
Ольга Ступина. Волки.
1.
Около десяти часов Колька вошёл в здание 4-й школы — в левое крыло, где располагались станции и клубы. В тихий, широкий коридор доносились звуки из-за дверей, за которыми шла, судя по всему, бурная жизнь. Что, впрочем, было не удивительно в любое время года и даже в любое время суток. Колька это хорошо знал.
Ему позвонил Муромцев и настоятельно попросил приехать — "ты знаешь, куда". Колька знал — в своё время, когда эта школа была ещё первой и единственной в Семиречье (за исключением, конечно, школы сеттельмента), начавшей работать по имперским программам, а он ещё учился в интернате… да и потом, то отъезда… он был завсегдатаем в самых разных местах здесь, пожиная немалые лавры. Вот и сейчас, шагая по коридору, он улыбался, вспоминая свои посещения этого места, узнавая — и не узнавая — плакаты, стенды, фотографии на стенах… Колька даже забыл, что где-то здесь его ждут.
Не удержавшись, он по-тихому открыл одну из дверей и заглянул внутрь. Там, похоже, репетировали что-то уже к Празднику воинов (1.) — лежали декорации, изображавшие какое-то разрушенный город, на стульях и столе сидели человек десять ребят и девчонок, одетых кто во что — но явно в костюмы из "военного реквизита", а на втором столе стоял, широко расставив ноги, кто-то из ребят в старой военной форме, с романтично перевязанной головой и пел под гитару:
1. День общей славы русского оружия — 20 июля. К этому дню приурочены выпуски в военных учебных заведениях и Большой Парад. В Семиречье официальным праздником не являлся, но отмечался широко ещё даже до прихода к власти правительства Бахурева.
— Пробил наш час! Слышите? Вот! Стонет земля, Пламя в небе ревёт! Это не я, Это не вас — Это Россия всех нас зовёт!
Колька тихо прикрыл дверь и пошёл дальше по коридору. Через две двери, в которой он заглянул тоже, третья была приоткрыта, из неё гремела музыка, мелькали цветные огни. Музыку Колька узнал — играла школьная группа. Остановившись, он заглянул и сюда — точно. Группа располагалась на эстрадном возвышении, плечо в плечо — два гитариста, над ними на чём-то невидимом высился солист, державший микрофон, как гранату без чеки, обеими руками перед лицом. Перед эстрадой слаженно работала группа спортбалета в мокрых от пота трико — четверо мальчишек, четверо девчонок… Песня была знакомой — он просто не мог вспомнить, где слышал её…
— …с гулким громом о наши плечи Бьётся земная ось! Бьётся земная ось! Только наш позвоночник крепче — Не согнёмся — авось! Не согнёмся — авось!
В море соли и так до чёрта — Морю не надо слёз! Морю — не надо слёз! Наша вера верней расчёта — Нас вывозит "авось"! Нас вывозит "авось"! (1.)
1. Отрывки из либретто рок-оперы ""Юнона" и "Авось"".
Песня "заводила", да и ребята — и музыканты, и танцоры — работали с полной отдачей, словно не репетировали, а уже выступали перед зрителями. Колька с удовольствием послушал бы дальше, но вспомнил про Славку и заспешил…
…Муромцев оказался на крытом теннисном корте — стучал сам с собой о стенку, но, увидев вошедшего Кольку, молча кивнул на стойку с ракетками. Не заставив себя долго ждать, Колька разулся, снял куртку и, подхватив ракетку, занял место у сетки:
— Подавай!
Уже через минуту, впрочем, ракетку пришлось опустить. Муромцев был, как всегда, стремителен и даже безжалостен — он никогда ни с кем ни во что не играл "в поддавки". Поправляя мокрые от пота волосы, Колька сказал, шагая на место:
— Да… мне с тобой не тягаться. Класс не тот. И играешь ты лучше даже, чем раньше.
Они прошли в угол зала и сели на лёгкие складные стулья. Стулья были новые, раньше не было, да и корт — победней выглядел. Славка стянул майку и повязал её вокруг лба. Колька высвободил подол своей и помахал им, нагоняя воздух к телу. Вытянул ноги:
— Зачем звали, товарищ вожатый?
— Хочу выяснить… — Славка помедлил, потом повернулся, и Колька увидел удивлённо, какие у него злые глаза. Он только один раз в жизни видел у "Славяна" такие глаза — в тот вечер, когда их начали гонять по загородному шоссе двое мотоциклистов на ревущих "харлеях". — Хочу выяснить, кто же ты всё-таки — кретин или законченный эгоист?
— М? — лениво удивился Колька.
— Что ты ночью делал в "Радуге"? Когда ко мне приходил? — быстро спросил Славка.
— Уже знаешь? — Колька на него покосился.
— Странный вопрос. Так что?
— То, до чего у вас руки не доходят. Наказал мерзавцев и помог людям, — Колька сказал это тоже зло и резко. Он знал, что и глаза у него сейчас такие же злые, как у Муромцева… и что тот глаз не отведёт.
— А ты дура-а-ак… — как-то потерянно сказал наконец Славка. — Тебе же Райко ещё на дороге правильно сказал: сейчас тут всё не так, как год назад. Ты куда полез? Знаешь пословицу: "Не зная броду — не суйся в воду!"?
— Слышал, — кивнул Колька.
— Но не слушал, — припечатал Славка. — Как всегда. Ты никогда не слушаешь. Так возьми-послушай хоть сейчас!
— Ну попробую, — согласился Колька и предложил: — Давай.
— Бери… Ты не один такой радетель. Ты знаешь, кто такой этот Толька, которого ты приласкал в баре? Не знаешь? Ну так вот — он у "Детей Урагана" лидер. А кто такой Степан — знаешь? Не знаешь тоже? А должен, ты же рядом с его баром с десяти лет вился… Ну так он финансист этой компании, снабжает их деньгами и едой. И полиция их собиралась брать. Понимаешь — брать собиралась, мы полгода следили за баром! Полгода вокруг на пузе ползали! А потом ещё две недели ждали, пока они в одном месте соберутся! А через них полиция вышла бы на остатки "конструктивной оппозиции" — ты знаешь, что тут было недавно?! А ты всех — всех! — спугнул. Бар закрыт, никто ничего не знает.
