Леонид Сурженко - Я пришел умереть
Возвращение на старую базу для Швана было ошибкой. Он знал это. Но выхода не было. Нужно было выбираться отсюда. Пока жив… С девчонкой вышло погано. Не так, как задумывал. Собирался шантажировать ею Отморозка, но ребятки погорячились. Молодые, горячие… Злые. Он их не винит. И всё же это было ошибкой. Серьёзной ошибкой…
Шван ополоснул лицо, отряхнулся, выровнял дыхание. Открыл тайничок, оставленный им ещё в прошлое посещение, и вытащил припасы. Теперь всё нормально… Ещё пару часиков — и на свободе. А там… Там посмотрим.
— Выходи…
Шван бросился за стену. Чёрт! Надо же… Нашёл всё-таки…
— Выходи…
Шванн зло, отчаянно выкрикнул:
— Да лучше ты ко мне… Иди, отмороженный… Всех ребят моих положил, тварь… Думаешь, сойдёт тебе это? Думаешь, живым выберешься?
Мёртвый помедлил:
— Я сюда не за этим пришёл… Не жить… Настю… Ты приказал?
— А кто ж ещё… Я командир группы. А ты сомневался?
— Ты сдохнешь…
— И ты сдохнешь.
— Я и так пришёл — умереть…
— Ну, отмороженный, я тебе это устрою…
— Зачем Настю?
Шван ответил чётко, чеканя каждое слово:
— Из-за тебя! Не понял ещё? Ты б не ерепенился, и всё было бы тип-топ.
— И…
— А это уж сама виновата. Не хрен было злить Блондина… Это его идея. Пойми, я не оправдываюсь. Но «этого» я не приказывал. Самодеятельность, так сказать… Ну, повеселились Блондин с Африкой, ну, что, за это их убивать?!
— И Бурый, и…
— Не было больше никого! Майдан с Рексом при мне были. Говорю: это их «инициатива». Больше скажу: мне жаль твою девчонку. Получилось так…
— Шван, ты не дави на жалость… Ты сдохнешь, как и они…
— Придурок ты… А жаль…
— Давай. Ты и я. Безо всяких там… Ствол на ствол…
— Ладно… Выхожу. Не пальни сдуру…
Шван выставил вперёд 516-тый SIG, сбросил «забрало» шлема на глаза и легко выпрыгнул за порог. Он ожидал, что отмороженный спрячется — но тот стоял у самой стены, небрежно сжимая дробовик. Швана вдруг охватило чувство невероятного облегчения. Этого он не ожидал… Этот придурок не подобрал даже хороший автомат! У него было столько возможностей… Что, скажите, что можно сделать дробовиком против хорошей сплошной брони?
— Дурак ты, дурак… И подохнешь дураком… — зловеще прорычал Шван и тут же вскинул винтовку.
Сухой выстрел был точен. Отморозка прошило насквозь. И всё же он поднял обрез… Выстрел был громким. Крупная дробь ударила в грудь, отбросила назад на два метра. Но Шван устоял на ногах. Мелочи… Дурак… Наивный дурак. Шван выстрелил, не целясь. Отморозка откинуло назад, на стену, но он медленно, упорно выпрямился. Неуловимым движением загнал патроны в оба ствола. Вскинул обрез. Снова грохнул выстрел. Швана отбросило ещё. На этот раз он не удержался, упав на колени.
— З-за Настю… — прохрипел окровавленными губами Отморозок.
Поднявшись, Шван дал очередь. Кровавые фонтанчики взвились на груди Мёртвого. Полоска крови тонким ручейком хлынула изо рта.
— Да сдохни ты! — в исступлении заорал Шван.
Такого он ещё не видел. Отморозок поднимался, тяжело опираясь на ложе обреза. Откинулся на стену, преломил стволы…
Вторая очередь прошила его поперёк. Саня упал на траву, и Шван тупо уставился на окровавленную стену там, где тот прислонялся к ней спиной. Это был конец… Шван опустил ствол. Вот дурак… Храбрый, отчаянно храбрый дурак… Голой задницей против такой техники… Ему бы этого бойца… Жаль. Шван обернулся. Он стоял на краю обрыва, того самого, за которым было Поле. Оно — Чёртово Марево, превратившее ту девчонку в мертвяка. Что же… У него просто не было выхода. Нельзя было становится у него на пути…
— Шван…
Наёмник резко обернулся. Отморозок стоял в полный рост. Обе руки сжимали обрез. Взгляд исподлобья, но твёрдый и пронзительный. Подбородок и грудь залиты кровью…
— Шван… За Нас-тю…
Оба ствола извергают огонь. Невидимая волна ударяет в грудь, и Шван, не удержавшись, слетает с обрыва вниз — туда, где шепчет неслышными голосами Чёртово Марево… Какофония звуков, скрипов и визгов впивается в мозг, и Шван бросается вперёд, в сторону, назад… Барабаны бьют в полную силу, но грохот всё усиливается… Это невыносимо, он должен… Он должен… Боже! Чёрт подери!!! Мама!!!
Санька сползает по мокрой от крови стене. Лёгкие хватают воздух, но дышать они уже не в состоянии… Сердце, пробитое пулей, дрожит в последней конвульсии… Неважно. Это уже неважно… Он протягивает руки туда, к Полю. Там, солнечная, лёгкая, как облачко, плывёт к нему, едва касаясь земли, его Настя. Жёлтый венок на голове… Как тогда, в самый счастливый день их жизни. Улыбка — такая милая, такая прекрасная улыбка на губах… Настя… Сейчас, сейчас… Он только отдохнёт… И они пойдут назад. Назад, в родную, счастливую Хвою, где всё будет хорошо… Они пойдут, взявшись за руки…
— Прости, Настя… Мы… Теперь… И всегда…
Холодные губы едва выговаривают слова. Память уходит, сознание тоже. Он умирает. Умирает, как умирают люди. Всё было правильно. Он уходит туда, где они вновь пойдут по весенней Хвое, где тёплые Настины руки смогут обнять его, где… Он умирал. Он благодарил за это Небо. Всё было верно. Он пришёл сюда, чтобы вернуться к ней. Он пришёл — умереть.
