Странный Странник - Ксеном. Дилогия (СИ)
— Так, да? — а мне уже выбило все предохранители. Газ на полную. Мотоцикл взревел, как медведь, которому вонзили шпоры в бока и рванул с места в карьер. Он буквально подпрыгнул к дверце и частично вмял её внутрь. Потом мы повернули руль, и бедную дверцу выгнуло наружу. Мельком полюбовавшись в зеркальце результатом, я спросил у напарника насчёт номеров. Костюм ответил, что он их ещё выезжая со стоянки поменял. И сказал, на какие.
— Отлично, — похвалил я.
— Можно, я пороюсь в нашей памтя, поищу ещё подходящих песен? — вооддушевлённо спросил напарник.
— Можно, но не нужно! — весело ответил я. — Номер мне уже напомнил!
— ПО ДОРОГЕ В АД ЧЁРНЫЙ ВСАДНИК МЧИТСЯ! — восторженно заорал симбиот. — БЛЕДНОЕ ЛИЦО И СТРАННЫЙ БЛЕСК ЗАСТЫВШИХ ГЛАЗ!
Где-то позади мявкнула сирена, и нам приказали остановиться. Почти без матершины, хоть и в матюгальник.
— ОН НЕ ПРОСИТ! ЖЖЁТ И РУШИТ! — заглушил все намёки на здравый смысл костюм. — Слушай! Это ж про нас!
— Про нас будет ещё одна песня! — отозвался я. — Когда бронёй обрастём! Смотри в зеркало!
Гнавшаяся за нами полицейская машина заехала правым колесом на бордюр, взлетела над дорогой, в воздухе перевернулась вверх дном и плюхнулась на максистерсковаген. Осколки брызнули в разные стороны. Мчавшийся следом полицай на мотоцикле не успел затормозить и вылетел из седла.
— Минус три! — азартно воскликнул симбиот. — Так им и надо! Не будут в следующий раз стрелять куда попало!
— Жаль, члениковоз не пострадал, — вздохнул я. — У них броня — танки ржавеют от зависти.
— Притормаживаем! — напарник бдил. — Пока все смотрят на эту картину, меняем номера и внешний вид. Камер нет, так что пусть они потом гадают.
— Откуда ты взял, что камер нет? — удивился я.
По ответному молчанию стало понятно, что симбиот опять что-то без спроса улучшал. И поскольку про глаза напарник до сих пор ничего не говорил…
— И что ты сделал с нашим зрением?
— Забыл? Ещё тогда, когда за бронежилетом ходили, я расширил диапазон, — признался костюм.
Действительно, это несколько вылетело у меня из головы. Вздохнув, я попросил дома рассказать, что там было улучшено ещё.
— Слушаюсь, — преувеличенно бодро отозвался симбиот. — Кстати, я всё закончил.
Дальнейший путь прошёл более-менее спокойно, только несколько быстрее обычного.
Перед въездом в гаражи мы сняли маскировку и на этот раз аккуратно поехали к своему, любуясь грязными потёками на стенах, дверях и воротах.
— Надо будет помочь соседям, — вздохнув, пробормотал я.
— Зачем? — полюбопытствовал напарник.
— Нехорошо получается, они мне с мотиком помогали, а мы тут такое устроили.
— Давай прямо сейчас, — предложил симбиот. — Никого, вроде, нет, так что… — и, не дожидаясь ответа, этот энтузиаст общественно-полезного труда растянулся в разные стороны. Правые гаражи были ко мне ближе, так что до них костюм дотянулся раньше. Последовал толчок, и не ожидавший такого развития событий я полетел влево. Прямиком в лужу.
— Буль тебуль! — высказывание было неразборчивым, но уж какое получилось.
— Ой, извини, — в который раз мне довелось это услышать.
Дальнейший путь я проделал с двумя треугольными «крыльями» по бокам и дуясь на весь мир.
Наконец загнав мотоцикл в гараж, мы направились домой.
Войдя внутрь квартиры, первым делом я избавился от нормальной одежды. Затем мы принялись вытаскивать из тела пули. На этот раз долго возиться не пришлось. Потом симбиот стёк, я отправился в ванную, а напарник принялся ковыряться в «Акуле», причём до меня долетали его ощущения. Видимо, между нами со временем крепла телепатическая связь.
— Пластины я повторить не смог, — вернувшись на меня, с обидой сказал костюм, превратился в халат и бодро добавил:. — Зато всё остальное можно выкидывать.
— Но лучше не надо, — попросил я. — Только то, что мешает двигаться.
— Вечно ты губишь идеи на корню, — с напускной обидой сказал напарник.
— Как подумаю насчёт огнемёта, и что от нас после него останется, так вообще хочется какой-нибудь бэтр угнать.
Получив этот щелчок по носу, симбиот замолк. И так молчал до включения телевизора.
Мы вышли на кухню, поставили кипеть воду для пельменей, я взял пульт и нажал на кнопку «выкл». Телек послушно включился. По экрану шли новости, причём, о нашей последней поездки.
— … жертвой окончилась выходка, — вещала дикторша. — Из-за упавшей на крышу служебного автомобиля полицейской машины, глава департамента по кукурузоводству министерства сельского хозяйства, Николай Андреевич…
— Интересно, это родственник или однофамилец? — заглушил симбиот фамилию. В отличие от меня, он наблюдал за бегущей строкой и уже всё увидел.
— Тихо ты, — шикнул я. — Из-за тебя всё интересное пропущу! — и действительно, пропустил. — Ну, вот, теперь гадай, чего этот козёл отбросил копыта!
— Подавился пробкой от какого-то сверхэлитного суперэксклюзивного коньяка, — поделился знанием напарник. — Пока приехали застрявшие в другой пробке спасатели, пока оттащили полицейскую машину, пока вскрыли его лимузинчик, он и задохнулся.
— Создававший пробку от неё и погиб, — хмыкнул я и загрузил пельмени в кастрюлю. — Ну и хрен с ним. Сейчас поужинаем, посидим в сети и пойдём на дело.
— И тебе, что, ни капли не жалко? — изумился симбиот.
— А что, должно? — моё изумление было не меньшим.
— Ну, тех угонщиков ты пожалел… — напарник припомнил мои думы, — точнее, попытался. Подсознание не дало…
— Понимаешь, эти — настолько… — попытка подобрать другое слово, что бы не оскорблять аскаридов и прочих бычьих цепней, провалилась, — паразиты, что их даже в очередь не поставишь. Они не просто паразитируют на людях, они упорно разрушают страну.
— Микробы, — подсказал костюм. — Которые болезни разносят. Ну, СПИД, например.
— ВИЧ… вирус имуннодефицита человека, — задумчиво сказал я, — А что, по проповедям толерантности — похоже. Очень похоже.
— Толерантность — отсутствие или ослабление реагирования на какой-либо неблагоприятный фактор в результате снижения чувствительности к его воздействию, — процитировал медицинское определение симбиот. — Как это можно проповедовать?
— Ну, в принципе, для общества это то же самое, но подаётся под видом добродетели, — ответил я. — Кажется, пельмени готовы…
— Снимай, — посоветовал костюм. — Только поосторожнее…
Я снял кастрюлю с плиты, слил воду, вывалил пельмени на тарелку, налил туда сметаны и начал есть. Точнее, попытался…
— С тобой всё в порядке? — взволнованно спросил напарник, когда моё окаменения пошло за вторую минуту.
В моём любознательном детстве некоторое время было отведено опытам с электричеством. Довольно удачным, пару раз удалось обесточить весь дом. Ну и током, разумеется, меня било. И коснувшийся языка пельмешек живо напомнил мне то самое ощущение удара током, только гораздо сильнее. И разнообразнее. Как будто по языку прошлась радуга из молний. Довелось узнать, что такое разноцветный вкус.
Мне с трудом удалось кивнуть в ответ. От одной мысли, что для слов придётся шевелить языком, становилось дурно.
— Ой, извини, кажется, я немного перестарался, — ощущения во рту стали угасать. — Это из-за улучшения нервов.
— Интересно, почему до этого ничего не было? — несколько несвязно выразился я. Но симбиот понял
— Так я же постепенно всё делал, — объяснился костюм. — Помнишь, такое лёгкое пощипывание на языке?
— Было такое, — признал я, наколол на вилку упавший в тарелку пельмень и осторожно отправил его в рот. На этот раз ощущения были слабее, примерно как от первой пробы водки, после которой я навсегда зарёкся пить «русский национальный напиток». То, что тогда нам попалась некачественная продукция, меня утешало слабо. Хорошо, что это было обмывание моей покупки мотоцикла, на мои же деньги, после которой на все предложения «выпить» можно было спокойно отвечать «за рулём».
— Да что у тебя за воспоминания, одно хуже другого? — возмутился напарник. — Я же как лучше хочу!
— А получается — как всегда, — хмыкнул я.
— А получается, что я опять в чём-то виноват!
— Благими намерениями дорога в Ад вымощена, — я наколол второй пельмень на вилку и отправил в рот. То ли напарник там всё исправил, то ли мозг уже привык к ударам, но на этот раз особого потрясения не случилось. А было большое разнообразие вкусов.
— А в Рай тогда чем? Коварными злодейскими замыслами? — костюм уловил изменение моего настроения.
— В общем, все там будем, — прожевав пельмень, философски сказал я и поступил по принципу «когда я ем, я глух и нем». Тем более, что даже эта невзрачная еда дарила невероятные ощущения. А уж про что-нибудь изысканное и вовсе думать было страшно.
