Руслан Мельников - Муранча
В самом деле, откуда ему было знать о таких вещах? Однако блестевшие в полумраке глаза отчего-то смотрели на него так, будто он знал.
— А правду говорят, что ты язык любого мутанта понимаешь? — вмешался в разговор молодой парень с длинными грязными волосами.
Патлатый глядел на него во все глаза.
— Врут, — буркнул Илья.
Ну что за бред, в самом деле?
Его ответа словно и не услышали.
— А еще про тебя рассказывают, будто ты заговаривать тварей умеешь, — снова подал голос Бульба.
Ах, вот в чем дело! Неужели сельмашевцы всерьез рассчитывают, что он выйдет сейчас наружу, по-быстренькому перетрет базары с муранчиным племенем и решит все проблемы? Может быть, и Инженер его на станции оставил именно поэтому? Так, на всякий случай — вдруг поможет…
— Умеешь, а? — не отставал Бульба.
— Не умею, — отрезал Илья.
— А как же ты тогда на Аэропорте один столько времени продержался? — В голосе Бульбы послышались обида и недоверие.
— Я не один, — вырвалось у Ильи.
— Что? — вытаращил глаза Бульба. — В каком смысле — не один?
Заинтересованно придвинулись остальные слушатели.
— Не важно. — Илья прикусил язык: не нужно им знать об Оленьке и Сергейке.
Однако недоговоренность только заинтриговала сельмашевцев.
— А еще говорят, тебя мутанты боятся, — снова нерешительно заговорил патлатый парень.
— Ну… — Илья мрачно улыбнулся. — Такое может быть. Теоретически.
Скольких тварей он уже замочил? Немало. Так почему бы им, в самом деле, его и не побаиваться?
— Ага, — торжествующе улыбнулся Бульба. — А если они тебя боятся, значит, ты можешь их и заговаривать, верно?
Странная логика. Вернее, выдавание желаемого за действительное.
— Неверно, — устало вздохнул Илья. — Брехня все это.
Разочарование окружающих он ощутил почти физически. Тяжелые охи, опущенные головы, потухшие взгляды… Ну да, надежда на могущество Колдуна рассеивалась как дым. Глупые люди! Неужели они не понимают: если бы он умел хотя половину из того, что приписывает ему молва, то не сидел бы сейчас здесь, с ними.
* * *— Может быть, «синие» с муранчой справятся, — прозвучал после недолгой паузы чей-то хриплый голос.
Из полумрака показалось бородатое лицо. Какой-то пожилой сельмашевец подсел поближе.
— Ну, ты скажешь тоже, дядя Миша! — фыркнул Бульба. — Голодранцы жукоеды против муранчи! И что они с ней смогут сделать?
— Сожрать, — нервно хихикнул патлатый парень.
Шутка не встретила понимания. Никто даже не улыбнулся.
Бородатый продолжил, словно не замечая скепсиса собеседников:
— «Синие» разводят себе на пропит насекомых, так?
— Ну, так, — согласился Бульба.
— У них короба со съедобными букашками и червячками стоят повсюду, как у нас — грибные плантации, так?
— Фу, пакость! — поморщился Бульба. — Ну, предположим, стоят, и что с того?
— А то, что муранча — это ведь та же самая букашка, только большая.
— М-м-м… — Бульба задумался. — Ну, наверное.
— А если «синие» знают, как плодить всяких жуков, может, подскажут, чем их можно извести. Ну, там, отрава какая-нибудь или еще что. Они же это жучиное племя изучили, небось, как облупленных.
«Вообще-то дельная мысль, — подумал Илья, — если кому-то в метро и известно, как избавиться от муранчи, то только „синим“».
Однако сельмашевцы его оптимизма не разделяли.
— Ну, да, так уж и изучили! — поморщился Бульба. — А вспомни этих… Летающих пираний, которые «синих» чуть не сожрали. Или гнус, что жукоеды у себя на ветке наплодили.
— Какие пираньи? — вскинулся патлатый. — Какой гнус?
— Не слышал, что ли? — удивленно повернулся к нему Бульба. — Говорят, у «синих» в туннеле на каком-то перегоне завелись то ли мухи, то ли слепни, которые прямо из стены вылетают и за пару секунд человека до кости обгладывают. А потом обратно — в стенки туннеля зарываются и сидят, пока не проголодаются снова. В том туннеле никто не живет. Жукоеды по нему даже стараются лишний раз не проходить. А если посветить туда фонариком — скелеты видно.
— Ни фига себе! — поежился патлатый. — А гнус — это что такое?
— Это — в другом туннеле. Там вроде боковой выход на поверхность есть. Но «синие» им вообще не пользуются. Он весь мошкарой забит. Мелкая-мелкая такая, тучами вьется, на стенах и потолке сидит. Чем и как живет — непонятно. И почему гнус именно это место облюбовал — тоже никто не знает. Но человеку туда не зайти.
— Тоже сожрут?
— Ну, всего сожрать-то, может, и не сожрут. Это все-таки не летающие пираньи. Но глаза, говорят, гнус выест — и моргнуть не успеешь. А еще забивает уши, нос и глотку, так что не вдохнуть. И в самые потроха лезет, зараза.
— А если это… — Патлатый почесал затылок. — Защитный костюм надеть и противогаз?
— Не помогает, — авторитетно заявил Бульба. — Гнус окуляры залепит и фильтр забьет, так что по-любому ослепнешь и задохнешься на раз-два. И хоть гоняй эту мошкару, хоть дави ее — все равно каюк.
— И что, неужели эту пакость сами же «синие» на свою голову и развели?
— Ну… — Бульба замялся. — Вообще-то, наверняка сказать не могу. Может быть, конечно, насекомые в метро с поверхности пробрались. Но, скорее всего, это все-таки что-то у «синих» на жучиных фермах не сложилось, вот и повыводились какие-то мутанты.
Сельмашевские умолкли. Но тишина длилась недолго.
— А я тут еще одну историю недавно от диаспорских слышал. — Снова осторожно заговорил патлатый парень. — Тоже про синюю ветку.
«Ну, кто бы сомневался», — подумал Илья.
Самые нелепые и невероятные байки о метро были связаны с ней. Вероятно, потому, что эти россказни проверить труднее, чем какую-нибудь страшилку о красной станции. Сам Илья всем этим слухам не особенно верил. О нем, как выяснилось, тоже ходят та-а-акие слухи… И язык мутантов, мол, понимает, и тварей заговаривает…
— Что за история? — Бульба заинтересовался заявлением патлатого.
— Говорят, — сдавленным голосом начал тот, — будто на синей ветке есть места, где темнота человека убить может.
— Как это?
— А вот так. Идешь-идешь по туннелю, а потом свет у тебя вдруг гаснет сам собой. И не важно, с чем идешь — со свечой, с факелом или с фонариком. Один хрен — темнота как колпаком все вокруг накрывает. И густая такая — ну прямо глаз коли!
Сельмашевцы слушали, разинув рты. Видимо, байка была из новых.
— И там уж хоть фонариком щелкай, хоть зажигалкой, хоть спичку чиркай — все равно света больше не будет. А потом… потом…
Похоже, рассказчик напугал сам себя. Парень судорожно сглотнул, опасливо покосился в непроглядный туннельный мрак за краем платформы. Но все-таки продолжил:
— Потом, короче, темнота начинает уплотняться, наваливается на грудь, на лицо, как матрас. Прижимает к полу, к стене или прямо на месте обволакивает и начинает давить.
— И что? — спросил Бульба.
Патлатый передернул плечами:
— В общем, человек с места сдвинуться уже не может и, в конце концов, задыхается.
— Может, это и не темнота вовсе? — предположил бородач дядя Миша. — Может, тварь какая?
— Не-е-е, — замотал космами парень. — Тварь хоть кусочек бы да откусила. Иначе, зачем ей вообще нападать? А так трупы находят нетронутые. Только глаза выпучены и язык — наружу.
* * *Дослушав сбивчивый рассказ патлатого, Илья решил, что с него на сегодня, пожалуй, хватит. Он уже потянулся к спальнику с твердым намерением вползти в палатку и отгородиться, наконец, от назойливых сельмашевцев. Благо те на время забыли об оказавшемся бесполезным чужаке Колдуне и затеяли беседу между собой.
Именно в этот момент снова заговорил Бульба. Причем заговорил на тему, которая Илью заинтересовала.
— А про подземелья, которые жукоеды откопали, слыхали? — понизив голос, спросил усач.
Илья насторожился. Подземелья, обнаруженные «синими», не были похожи на очередную страшилку. Казак о них рассказывал тоже.
— Подметро, что ли? Слышали, конечно, — закивал патлатый парень. — Вроде лабиринт там у них. Большой, как целый город, и куда-то на глубину уходит. Но жить в нем можно.
— Ага, только «синих» кто-то в этом самом подметро гасит почем зря, — вставил свое слово дядя Миша. — Стены там говорят, сжимаются и давят людей, а то, что остается, — втягивают в себя.
— А я другое слышал, — растерянно пробормотал патлатый. — Будто там зомби бродят.
— Брось, — отмахнулся бородатый сельмашевец. — Откуда там зомбям-то взяться? Это ж не Северное кладбище. Никого там не хоронили. Сейчас все трупы на поверхность вытаскивают…
Бородач осекся, покосившись на Илью. «Почти все» — читалось во взгляде сельмашевца. Но хорошо, у дяди Миши хватило ума не ляпнуть вслух какую-нибудь глупость об Оленьке и Сергейке, похороненных на Аэропорте. Неловкая заминка осталась незамеченной другими участниками разговора. Или они просто сделали вид, что ничего не заметили.
