Артем Мичурин - Умри стоя
Пленный опустил глаза и вздохнул, но плечи его расправились.
– Он говорит, что очень стыдится этой слабости, что должен был умереть там, дабы не запятнать честь. Хочет, чтобы сыновья могли гордиться своим отцом.
– Хм, – Крайчек поджал губу и нахмурился, – осознание собственных ошибок – путь к самосовершенствованию. А ты неплохой парень, Чжан, хоть и трусоват. Что скажете? – обратился он к строю курсантов. – Неплохой ведь, правда? И не злой совсем. А? Милашка. – Затянутая в перчатку клешня Воспитателя легонько потрепала улыбающегося Чжана по щеке и в ту же секунду ухватила сзади за шею.
Блестящий от влаги черный кожаный плащ заскрипел, распираемый вздувшимися мышцами.
Китаец, суча ногами и хрипя, повис в двадцати сантиметрах над землей.
– Я хочу, чтобы вы запомнили раз и навсегда! – проревел Крайчек, неся трепыхающегося пленника вдоль строя, на вытянутой руке. – Это – враг! Не важно, что он говорит! Не важно, как он выглядит! Будь то матерый головорез, сопливый недоносок, дряхлая старуха, вам нужно знать лишь одно – свой или чужой! Каждый, кто не свой, – враг! И каждый враг должен сдохнуть!
Шея извивающегося пленника хрустнула под пальцами Воспитателя, и мертвое тело упало на бетон.
Бывшие сослуживцы Чжана в ужасе отпрянули назад.
– Если встретите его семью, – продолжил Крайчек, указывая на труп, – надеюсь, у вас хватит мозгов и ваша рука не дрогнет при виде милой узкоглазой мордашки. Эти твари плодятся, как саранча, и берут оружие в руки с двенадцати лет. Раньше вам не доводилось убивать, за редким исключением. – Взгляд Воспитателя чуть задержался на Глебе. – В этом нет ничего трудного. Единственное, что может осложнить задачу, – ваша собственная тупость. Но, как показывает практика, тупицы редко дотягивают до выпускного экзамена. Завтра вы примете бой. С ними, – кивнул Крайчек на пленных, чем немедленно побудил тех сбиться в кучу. – Пятнадцать курсантов в стандартной экипировке штурмовика против двадцати пяти косоглазых недоносков с малокалиберными карабинами. На мой взгляд – слишком щадящее испытание. Забой скота, не иначе. Лично я считаю, что вы достойны большего. Тридцать плоскомордых с их штатной амуницией и оружием – как минимум. И будь оно так, я даже допустил бы пару возвратных потерь. Однако, поскольку вместо драки нам приготовили бойню, то и оценивать я ее буду соответственно. Тяпнуть мясника за руку свинья способна, но оторвать ее – никогда! Так что сдадите вы экзамен только в случае, если вся группа будет цела. Иначе отправитесь кормить общевойсковых вшей! Все ясно?!
– Так точно! – гаркнул строй.
– Сегодня у вас свободный день. Разойтись!
– Чтоб я сдох! Даже не верится. – Толян, в третий раз проверив крепления брони, отложил жилет в сторону и взял стоящий у изголовья кровати табельный РПЗ. – Уже завтра. Ты подумай, завтра! – Руки на чистых рефлексах лязгали железом, превращая пулемет в набор аккуратно уложенных деталей. – Теперь только дотерпеть.
– Да, – согласился Глеб, обрабатывая шомполом ствол своего СГК-5. – Лишь бы обошлось без накладок.
– Чего? – хохотнул Преклов. – Там же сплошные недоноски. Я, когда услышал, что этому – как его? – восемнадцать, просто охренел. Думал сначала – дети. Помнишь, в прошлом году пленных турков привозили? Ну, те еще туда-сюда, на солдат похожи. Жалко, что они нам не достались.
– Снова строит из себя героя? – Волкова кивнула на Толяна и, подойдя к Глебу, провела ладонью по его коротко стриженным волосам.
– Никаких сношений перед боем, – язвительно напомнил Преклов. – Так ведь, командир?
– Именно, – кивнул Глеб.
Наташа хмыкнула, обошла его сзади и, склонившись над ухом, прошептала:
– Я буду убивать быстро. И ты поторопись.
– Как думаешь, – начал Толян, провожая Волкову оценивающим взглядом, – в действующих войсках много женщин?
– Среди штурмовиков – процентов двадцать, а у остальных совсем мало.
– Двадцать, – повторил Преклов и задумался. – Одна на пятерых. Нормально.
– Как сейчас, – пожал плечами Глеб.
– Ну да, действительно. Черт, – Толян отложил ствол пулемета и вытер руки о ветошь, – учеба заканчивается, а с Волковой так ни разу и не получилось.
– Ни разу? – удивился Глеб.
Преклов вздохнул и сокрушенно покачал головой.
– Зато меня Репина дважды вызывала, – оживился он, вспомнив.
– Всего дважды?! Толян, не хочу обидеть, но ты что-то делаешь неправильно.
– Что я могу неправильно делать? Как там вообще можно что-то делать неправильно? Я ведь… – Преклов нахмурился, глядя на едва сдерживавшего смех товарища. – Да пошел ты в жопу!
…Поднявшись с койки в двадцать минут шестого, Глеб с удовлетворением обнаружил, что группа практически в полном составе уже на ногах. Отклонение от графика, не важно в какую сторону, воспитателями не приветствовалось, но сегодня был особый случай, и это понимали все.
Вчерашний день, полный возбужденных разговоров о грядущем экзамене, завершился непривычно плотным ужином и сигналом отбоя, прозвучавшим на час раньше обычного. Но сон не спешил вступить в законные права. Казарма еще долго не могла погрузиться в тишину. Время шло, и по мере приближения часа «икс» эйфория покидала еще недавно грезящих боем без пяти минут штурмовиков. То тут, то там раздавались вздохи, иногда мечтательные, но чаще тревожные. Они гулко отражались от стен и поднимались к железобетонному сводчатому потолку, словно невидимые ночные птицы. Лежа на спине и вглядываясь в темноту между балками, Глеб думал о том, как незаметно данное шесть лет назад Крайчеком обещание воплотилось в жизнь. Пугающе незаметно. Месяц за месяцем, год за годом, курсант за курсантом… и от группы осталась лишь половина. Четверо из отсеянных погибли – это Глеб видел сам: один в медицинском кабинете, один на ринге и еще двое на учениях. Но что стало с остальными одиннадцатью, он не знал. Они просто исчезли из его жизни, из жизни группы. Не вернулись после вызова к Воспитателю, пропали на марш-броске, а отсутствие некоторых и вовсе замечалось только утром. Никто ничего не объяснял и никто не задавал вопросов. Даже между собой. Будто и не было никогда такого курсанта. Сейчас Глеб не помнил даже их имен, только отдельные фамилии, хотя со времени последнего отсева прошел всего год. Год без потерь и год, как его назначили командиром отделения.
– Не сварился еще? – усмехнулся он полностью экипированному Толяну, возвращая на место туалетные принадлежности.
– Пар костей не ломит, – ответил тот, постучав кулаком по жилету.
Бронекомплект БШ-3, именуемый среди курсантов «скорлупой», вошел в их жизнь не так давно, но весьма прочно. Двадцатикилометровые марш-броски и едва ли не каждодневные сборы на время быстро помогли создать нерушимый симбиоз среднестатистических ста тридцати килограммов живого веса с восемнадцатью килограммами армидных волокон, пенорезины, высокомодульного прессованного полиэтилена, титана и легированной стали. Состоял комплект из жилета, защищающего торс, шею и пах, шлема со встроенной гарнитурой, включающей камеру, и бронещитков, прикрывающих конечности: плечи, фронтальные и боковые области бедер, колени, голени. Каждый щиток, представляющий собой «бутерброд» из многослойной армидной ткани, покрытой снаружи пластиной спрессованного под высоким давлением полиэтилена, имел систему амортизаторов и крепился на жестком каркасе в сантиметре от тела, практически не нарушая теплообмен и обеспечивая приличную защиту, как броневую, так и заброневую. А вот у жилета дела с вентиляцией обстояли не столь радужно. Тяжелая, сама по себе весящая двенадцать килограммов конструкция плотно укрывала туловище со всех сторон, оставляя свободный доступ воздуха лишь к небольшим участкам с боков, на стыке фронтальной и тыльной брони. Амортизационно-климатический подпор – множество пенорезиновых реек, расположенных с определенным интервалом, – не сильно облегчал положение. Особенно тяжело приходилось поначалу, когда почти каждый марш-бросок заканчивался двумя-тремя госпитализациями с тепловым ударом. Но сейчас была осень, температура давно уже не поднималась выше десяти градусов, и больших проблем жилет не доставлял. А при мысли о вражеском огне, пусть и из мелкокалиберного оружия, бронекомплект, обычно воспринимаемый как лишний груз, представлялся чуть ли не пуховым одеялом, уютным и совсем не тяжелым. Даже исчезла зависть к двум снайперам – Волковой и Грюневальд – чья броня была в два с лишним раза легче.
Без пятнадцати семь группа в полной боевой выкладке уже построилась напротив казармы.
Из кабины припаркованного рядом грузовика вышла Репина и вместо произнесения всеми ожидаемых напутствий, что так удавались Крайчеку, просто, со словами «По машинам!» откинула задний борт. Дождавшись, когда вся группа разместится в кузове, она забралась следом и коротко обронила в рацию: «Выдвигаемся».
