Артем Мичурин - Умри стоя
Геннадий Кажубей отпустил перекладину и приземлился, уронив трясущееся руки с негнущимися багровыми пальцами.
– Чего он прицепился ко мне? – прошептал Толян, сидя возле ринга, занятого двумя мутузящими друг друга курсантами. – Я его трогал?
– Да просто он козел, – ответил Глеб. – А тебе пора уже привыкнуть и не обращать внимания на всякую погань самовлюбленную. Будто мало тебя доставали за эти четыре года.
– Как же. Не обращать внимания. Чтоб я сдох! Так он и вовсе не отстанет.
– Он не отстанет, если продолжишь на него реагировать. Уроды вроде Кажубея, они как зуд. Чешешь – чешется, не чешешь – проходит.
В этот момент ситуация на ринге поменялась. Курсант из параллельной группы неловко подставился и, получив сокрушительный удар в челюсть, растянулся на настиле.
– Стоп! – скомандовал Крайчек, видя, что Слава Тарасенко ринулся вперед, намереваясь добить противника. – Приведите тело в чувство и освободите ринг.
Двое дежурных медиков пролезли за канаты, сунули под нос «телу» нашатырь и, взяв под руки, увели на осмотр.
– Тарасенко, хорошо бьешь, но пропускаешь многовато. И не пренебрегай работой в партере. Вполне мог локтевой выломать, а отпустил. Свободен. Глен, Кажубей. У вас вроде было что сказать друг другу? Вперед!
– Врежь ему, – подбодрил Толян.
Глеб вставил капу, затянул крепления перчаток и пошел в ринг. По пути уронил взгляд на Волкову и, встретившись с ней глазами, невольно расправил плечи, ободренный этим куда больше, нежели напутствием товарища.
«Смотрит на меня. Не на Кажубея».
Он пролез сквозь канаты и обернулся, делая вид, что разминает шею.
«Все еще смотрит. Улыбается. Хе. Смотри, Наташа, смотри, сейчас ты увидишь, что может…»
– Сошлись!
Одновременно с сигналом к началу боя кулак Кажубея врезался Глебу в скулу. Тот успел слегка отклонить занятую глупостями голову, но удар оказался хоть и не нокаутирующим, однако весьма чувствительным. В глазах потемнело. Глеб на автомате нырнул вниз и почувствовал, как воздушная волна проносится над затылком. Едва уйдя из-под хука, получил по ногам и упал. Прижав перчатки к вискам, перекатился в сторону. Вовремя. Вражеский ботинок сотряс пол ринга в считаных сантиметрах от головы. Глеб, воспользовавшись моментом, ухватил правую ногу неприятеля и, ударив по левой, свалил Кажубея на пол. Не будучи любителями партерной возни, оба вскочили и, приняв стойку, начали описывать круги вокруг центра ринга.
– Долго этот балет будет продолжаться? – возмутился Крайчек. – Вы биться вышли или колею протаптывать?!
Первым на провокацию поддался Кажубей. Он шагнул вперед, пытаясь нанести удар ногой в солнечное сплетение, провалился, не рассчитав дистанцию, и тут же получил в нос. Второй и третий удар пришлись по защите, но встряхнули порядком. Геннадий отступил к канатам, часто моргая сквозь щель между плотно прижатыми к лицу перчатками. Стало тяжело дышать сквозь заполнившую ноздри кровь. От переносицы к глазам расплылось онемение, сигнализирующее о неминуемом отеке, который вот-вот лишит зрения и победы. Кажубей резко выдохнул, покрывая настил ринга кровавой пылью, и ринулся на противника.
Да так внезапно, что готовящийся пробить апперкотом Глеб не успел закрыться. Левый кулак прошелся ему вскользь по ребрам, правый – впечатался в голову, раскроив бровь. Ноги, обмякнув, сделали три неуверенных шага в сторону. Размашистый крюк просвистел возле подбородка. Дыхание перехватило. Печень с секундным опозданием отреагировала на удар, затягивая нервы в узел. А Кажубей и не думал останавливаться. Он месил и месил, уже почти не видя цель сквозь заплывшие веки. Слегка очухавшись, Глеб улучил момент и, резко сместившись вправо, пробил двойкой. Первый удар пришелся в глаз, второй – чуть ниже виска.
Геннадий пошатнулся и, перебирая заплетающимися ногами, отошел к канатам. Но вместо того чтобы наглухо закрыться, он через секунду вновь бросился на Глеба с твердым намерением свалить его и поискать счастья в партере, где заплывшие глаза не такая большая помеха. Удар коленом в голову безжалостно разрушил этот смелый план. Что-то влажно хрустнуло. Стремительно темнеющий мир опрокинулся. Еще удар. Далеко-далеко из темноты доносится гулкое «Сто-о-о-о-оп!». Еще удар. Еще…
– Отставить, Глен! Твою мать! – Рука Крайчека схватила Глеба за ворот и отшвырнула в сторону, как котенка. – Медиков сюда! Живо!
Гена Кажубей лежал на синем настиле ринга, орошенном алыми брызгами. Закатившиеся глаза белели в щелках оплывших век. Два красных ручейка стекали по щекам от сломанного носа.
Глеб стоял возле канатов и отрешенно смотрел, как под головой у поверженного противника растет лужа крови. Она выглядела очень яркой, почти раскаленной на синем фоне настила, оттененная противоестественно бледным лицом. Ее неровные края постоянно двигались, будто живые, цеплялись за микроскопические выемки и ползли все дальше и дальше, захватывая новые территории. Все дальше и дальше…
– Оглох, курсант?!
Возникшая перед глазами фигура Воспитателя прервала процесс умиротворенного созерцания.
– Ты не слышал приказа?!
– Виноват, – ответил Глеб и сам удивился тому, насколько спокойно звучит собственный голос.
Крайчек нахмурился и заглянул ему в глаза, играя желваками.
– Что на тебя нашло, курсант?
– Не знаю.
– Не знаешь? Ладно. Позже поговорим.
…Во время строевой Глеб шагал на чистом автопилоте. Сознание по-прежнему пребывало в странной полудреме, ничем конкретно не занятое и в то же время переполненное непонятными переживаниями. Смутными, аморфными. Их расплывчатые очертания теснились в мозгу, то приятно щекоча его, то окуная в вязкую тину сомнений. Краем глаза Глеб замечал брошенные украдкой взгляды. Боязливо-любопытные по большей части либо откровенно неприязненные. И только один взгляд был не похож на остальные.
После строевых занятий к Глебу подошла Волкова. Она улыбалась. Не как обычно – надменно-язвительно, а с явным одобрением. В голубых глазах светилась дикая искорка.
– И как оно? – спросила Наташа, приблизившись настолько, что Глеб почувствовал тепло ее дыхания.
– Что «оно»?
– Самочувствие.
– В норме.
– А по виду не скажешь. Задумчивый какой-то.
– Просто… Ну…
– Ты хорошо дрался сегодня. – Волкова улыбнулась шире и по-дружески пихнула Глеба кулаком в плечо. – Молодец.
– Да, – кивнул он растерянно, провожая взглядом грациозную фигурку. – Конечно.
…В казарме царило оживление. Оставшись без присмотра, курсанты активно щелкали железом, применяя на практике знания, усвоенные по СГК-5. На койках лежали магазины, отомкнутые во избежание ожогов и контузий. Патроны были хоть и холостые, но бабахали вполне наглядно. К тому же за несанкционированную стрельбу Торвальд пообещал устроить холокост. Что это такое, никто не знал, но проверять опытным путем не хотелось.
Преклов успел уже наполовину разобрать автомат и теперь сидел над ним с озадаченной физиономией, прикидывая, как вернуть все обратно.
– Проблемы? – без особого энтузиазма поинтересовался Глеб и поставил свой СГК в держатель у изголовья кровати.
– Э-э… Да тут, видишь… – замялся Толян. – Не знаю, куда вот эту хреновину пихнуть. Когда разбирал, все вроде понятно было, а теперь как-то не очень…
– Ну-ка дай. – Глеб присел рядом и, оценив масштаб «бедствия», поставил детали УСМ на законное место.
– О! Чтоб я сдох! Влезла! Спасибо. Дальше сам попробую.
– Валяй.
Глеб вернул автомат и лег, заложив руки под голову.
Повозившись еще немного, Преклов отложил табельное оружие в сторону, вздохнул и тронул товарища за локоть.
– Слышь.
– М-м?
– Не переживай ты так. Мало ли что бывает. Кажубей сам виноват. Нарвался глупо, вот и… огреб.
– Огреб?
– Ну да.
– Он умер, Толян, – спокойно пояснил Глеб, рассматривая трещины на потолке. – Не огреб, не отхватил, не словил, а умер. Я убил его. Забил до смерти. И знаешь что самое интересное? – Он повернул голову и посмотрел Толе в глаза. – Мне не жаль. Совсем.
Во время обеда к Глебу подошла Анастасия Репина и приказала через десять минут явиться в кабинет Воспитателя.
– Вот дерьмо, – печально протянул Толян, как только она удалилась. – А я уж подумал, что обойдется.
– Это вряд ли, – ответил Глеб.
Преклов опустил замершую на полпути ко рту вилку и шмыгнул носом.
– Что же теперь будет?
– Скоро узнаю.
– Это все из-за меня. – Толя вздохнул и сокрушенно покачал головой.
– При чем здесь ты?
– При том. Если б я тогда, у турников, держал рот закрытым, ничего бы не произошло. Ты бы не поцапался с Кажубеем. Господин Крайчек этого бы не услышал. Не поставил бы вас в ринг. Никто бы не умер, и никому не пришлось бы идти в кабинет Воспитателя.
– Ерунда, – отмахнулся Глеб и вылез из-за стола.
Преклов тотчас вскочил, едва не опрокинув стаканы, и протянул руку.
