Студентус вульгарис - Андрей Геннадьевич Кощиенко
Из дворца нас выперли. Сначала меня, сразу после награждения, потом месяца через два — Стефи. Уж не знаю за что, может, за компанию со мной, может, чашку не ту разбила, но приглашения ей приносить прекратили. И принц пропал. Ни ответа ни привета. Даже писем нет. Искрящаяся до этого энергией и радовавшаяся жизни Стефания резко сдала, посерев лицом и обзаведясь темными мешками под глазами. Сами же глаза приобрели выражение как в глазах несчастного бездомного спаниеля, разом лишившегося всего — коврика, миски, хозяина и еще сотни всяких вещей, являвшихся его жизнью. Аура ее выглядела вообще потрясающе — сплошной свинцовый цвет, из-под которого в какие-то дырки пробивается золотое сияние. Есть почти перестала, ноги еле таскала, по ночам, похоже, не спала, из учебы выпала и являла собой живую иллюстрацию полнейшей апатии. Посмотрел я, посмотрел на эти ужасы любви, и как-то внезапно подумалось мне, что нужно с ней что-то делать. Похоже, что сама она из этого «пике» не выйдет. По крайней мере, таких попыток я у нее не замечал. Нужно было ее как-то встряхнуть. Для начала я решил просто поговорить.
— А скажи мне, красавица, — спросил я, вытащив вяло упирающуюся девушку погулять на перемене и уведя ее подальше от посторонних глаз, — ты чего квелая такая? Болит чего?
— Уку, — сделала отрицательную гримаску Стефи, пассивно пожав плечом, — ничего не болит.
— Брешешь, — уверенно ответил я. — Болит!
— Что?
— Сердце. И душа.
Стефи опустила голову и принялась молча на каждом шаге поддавать ногой попадающиеся прошлогодние листья.
— Ну и что? — наконец тихо сказала она, не поднимая головы. — Кому это интересно?
— Ну интересного в этом действительно ничего нет. Ходишь — глаза ввалились, серая вся и ноги еле таскаешь. Совершенно ничего интересного! Мочалка мочалкой.
— Как хочу, так и хожу.
— Н-да? Слушай, когда ты в принца влюблялась, ты что, на такой вариант не рассчитывала?
— Не твое дело!
— Ой, глядите! Сосиска ожила! Стоило только ненаглядного вспомнить!
— Не смей! Не смей так говорить! Слышишь, ты!
Стефи резко развернулась ко мне, сжав кулачки.
— Кто? Ну кто?
— Чурбан бесчувственный! Сюзанна вся испереживалась, а ему все равно! Эгоист!
— Лучше быть бесчувственным, чем ползать по университету на полусогнутых, как ты! Посмотри, в кого ты превратилась! В гроб краше кладут!
— А ну пусти!
Стефи попыталась прорваться мимо меня назад, к корпусам, но это ей не удалось. Я сгреб ее в охапку и крепко прижал к себе.
— Пу-у-усти! — забилась в моих руках Стефания, что есть силы упираясь мне в грудь ладонями.
— Куда же ты собралась от своего единственного друга?
— Ты мне не друг! — запальчиво произнесла Стефи, продолжая безуспешно бороться со мной.
— С чего это вдруг я им перестал быть?
— Ты бесчувственный, эгоистичный, самовлюбленный! Ты любишь только себя! Ты ничего не понимаешь! Пусссти, я сказала!
Стефания закусила удила и боролась со мной так, словно я был главным препятствием между ней и ее любовью. Поняв, что у нее истерика, я, не задумываясь, вмазал ей «шок любви».
— Ай! — тонко вскрикнула она и, обмякнув в моих руках, начала падать на дорожку.
Я подхватил на руки отключившуюся девушку и потащил до ближайшей скамейки. А что было делать? На Земле я читал статью — отчет одного из исследований головного мозга низших. В ней трактовались полученные результаты зафиксированных излучений коры при различных эмоциональных состояниях. Депрессия, радость, влюбленность… Короче, вся суть явления в различной степени возбуждения разных участков. Оказалось, для того чтобы перебить депрессию, нужно сильнее возбудить какой-нибудь другой участок мозга, и его владелец будет мучиться уже не от нее, а от чего-нибудь другого…
Исследователи даже провели несколько экспериментов для подтверждения сделанных ими выводов. Они внезапно пугали испытуемых, надеясь сильной эмоцией переключить их на другое состояние. Ну у них так себе получилось… не очень. Кому помогло, кому нет. Страх — это, конечно, хорошо, но их «страх» против моего «шока», он так… Грелка против Тузика. Так что истерика должна была наверняка прекратиться. И я не ошибся. Через пару минут, когда усаженная ко мне на колени Стефи медленно подняла трепещущие веки, от истерики не осталось и следа.
— Привет, — тихо сказал я, близко глядя в ее затянутые поволокой глаза.
— Что… это было? — слабым голосом пролепетала она, лежа головой на моем плече и, похоже, не понимая, где и что она.
— Суперуспокоялка. Но давай об этом после. А сейчас, красавица, когда ты успокоилась, я хочу, чтобы ты рассказала мне, что с тобой случилось. Я готов выслушать тебя самым внимательным образом. Поведай мне свои печали… друг мой…
Секунду она молча смотрела в мои глаза. Внезапно ее подбородок
