Сергей Снегов - Люди как боги (трилогия)
Астр бросил на пол принесенную еду, стал топтать ее ногами и все громче плакал. У него был слишком горячий характер.
— Перестань! — приказал я, голос мне почти уже не подчинялся. — Стыд смотреть на тебя!
— Ненавижу! — простонал он, сжимая кулаки. — Отец, я так ненавижу!
— Иди спать! — повторил я.
Он уходил, через каждые два-три шага оборачиваясь, а я смотрел на него и думал о нем. Он был сыном шестнадцатого мирного поколения человечества, даже слово это — ненависть — было вытравлено из словаря людей задолго до его рождения, он тоже его не знал. И он сам, опытом крохотной собственной жизни, открыл в себе ненависть, ибо любил. Я не уверен, что именно так думал в тот момент, но всего меня заполнило смутное ощущение, эквивалентное именно этим мыслям.
Наш разговор, как ни был он тих, привлек Андре. Безумец спал мало, и в часы, когда все покоились, неслышно прогуливался по залу, напевая неизменную: «Жил-был у бабушки серенький козлик…»
Он подошел к месту, откуда пытался ко мне пробиться Астр, оперся локтями о силовые стенки, лукаво посмеивался истощенным постаревшим лицом, подмаргивал. Сперва я не разобрал его шепота, мне показалось по движению губ, что повторяется все тот же унылый совет сойти с ума, но вскоре я разглядел, что рисунок слов иной, и стал прислушиваться. Фразу: «Не надо» — я расслышал отчетливо.
— Ты даешь мне новый совет? — переспросил я, удивленный. — Я правильно тебя понял, Андре?
Он забормотал еще торопливей и невнятней, лицо его задергалось, покривилось, засмеялось, испуганно задрожало — все эти выражения так быстро сменяли одно другое, что я опять не понял ни слов, ни мимики.
— Уйди или говори ясно, я очень устал, Андре, — сказал я, измученный.
На этот раз я расслышал повторенную дважды фразу:
— Ты сходишь с ума! Ты сходишь сума!
— Радуйся, я схожу с ума! — сказал я горько. — Все как ты советовал, Андре. Я искал другого пути, кроме безумия, и не нашел его. Что ж ты не радуешься?
— Не надо! Не надо!
Только теперь, когда он повторил эту фразу, я понял, к чему она относилась. У меня снова закружилась голова. Я привалился туловищем к стенке, простоял так несколько минут, опоминаясь. Когда я очнулся, Андре не было. В полумраке сонного зала я увидел торопливо удаляющуюся согбенную фигурку.
Сил добраться до середины клетки на тряпичных ногах не хватило, я опустился на пол, где стоял, и вскоре забылся, а еще через какое-то время повторилось видение и раньше посещавшее меня — штурмующие Персей корабли Аллана.
На этот раз я не увидел зала с подвешенным посередине полупрозрачным шаром, кругом была просто звездная сфера, окраинный район скопления Хи, — я несся меж звезд, превращенный сам в подобие космического тела.
Вместе с тем и в бреду я сознавал, что я не космическое тело, а человек, и не лечу в космосе, а покоюсь где-то на наблюдательном пункте, а вокруг меня не реальные светила, а их изображения на экране, и бешеный мой полет от одной звезды к другой — не реальное движение, а лишь поворот телескопического анализатора: я не мчался, рассекая проходы меж светилами, а прибором отыскивал эскадры Аллана.
И когда передо мной засверкали огни галактических крейсеров, я жадно, повторяя едва шевелящимися губами вслух цифры, считал их. Две светящиеся кучки, две растянутые струи огней по сто искр (каждая искра была хорошо мне знакомой сверхсветовой крепостью) неслись клином на Персей — острие клина нацеливалось на Оранжевую, тусклую, постепенно гаснувшую; я уже хорошо знал, что означает ее зловещее исчезновение.
«Пробьются или не пробьются?» — думал я, трясясь слабой дрожью, у меня не хватало сил и на дрожь, лишь мысли пока не теряли ясности.
«Пробьются или нет?» — думал я, выглядывая темные тела в густо пылающей массе огней: тел было не меньше десятка, они неслись, покорные могучим аннигиляторам кораблей, каждое из тел в миллионы раз превосходило любой звездолет по объему и массе, а одно, самое массивное, составляло острие клина — вытянутая грозная шея желтовато-белых огней кончалась черным клювом.
И скоро, сам весь затянутый черным туманом бреда, я уже не видел ни эскадр, ни планет, гигантская светящаяся птица с темными пятнами на белом теле хищно неслась в моем мозгу, вздымала клюв — сейчас, сейчас она яростно ударит им в самое темя скопления!
— Клюнет, сейчас клюнет! — шептал я лихорадочно, меня все мучительней била дрожь, я плотнее прикрывал глаза, чтоб отчетливее узреть надвигающееся.
А затем я увидел забушевавшее горнило, и массы галактических кораблей, ринувшихся в фокус взрыва. В моем мозгу путались звезды и корабли, звезды ошалело неслись в стороны, расшвырянные взрывом пространства, а корабли пожирали новосотворенное пространство пастями аннигиляторов и рвались вперед, на исчезнувшую Оранжевую, вперед, только вперед — к нам на помощь…
Потом я стал уноситься вверх. Я лежал на боку, скрючившись, меня по-прежнему била слабая дрожь, жизнь еле теплилась во мне, а в чадном бреде тело мое, могучее, как галактический корабль, пробив стены, вольно вынеслось в вольный простор. Я не знал, куда меня уносит, ликующее ощущение заполнило меня всего — свобода!..
Я упал на пол в знакомом зале, на троне восседал властитель, обширное помещение заполняли странные лики и фигуры — образины, а не образы, я много раз уже наблюдал их в своем бреду…
Я попал на совещание у Великого разрушителя.
13
Меня не увидели, и я знал, что увидеть меня нельзя, но проворно отполз в угол, откуда открывался хороший обзор собрания. Властитель чего-то в молчании ожидал, и все вокруг него были молчаливы. «Плохи у них дела, если они так подавлены», — злорадно подумал я.
Сановники внезапно зашевелились. Один, темная уродливая тумба, пышно разбросил корону, он походил теперь не то на орех, не то на платан, и все рос, ветви ползли вверх и на середину зала, листья наливались фиолетовым сиянием. Разрастается речью, подумал я огорченно; по опыту прежних сновидений я знал, что не пойму их языка: они могли речами разражаться, разряжаться, взрываться, растекаться, разрастаться, высвечиваться, вызваниваться — смысл оставался мне неведом.
Но едва он раскинулся словом, как я с удивлением сообразил, что отлично разбираюсь в его передаче: он информировал собрание, что лишь неполадками на Третьей планете и можно объяснить опасное вклинивание человеческого флота во внешние обводы неевклидовой улитки скопления Хи.
— Вторая и Четвертая планеты приняли на себя гравитационное напряжение Третьей, — шелестел платаноподобный сановник. — Первая, Пятая и Шестая тоже поддержат усилия Второй и Четвертой. Флоту врага не проникнуть в нашу звездную ограду, Великий…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});