Мэттью Фаррер - Наследие

— Фракс Младший. Варрон Фракс.

У Бехайи было худое подвижное лицо и тонкий голос, отчего она постоянно казалась нервной, даже когда просто думала вслух, как сейчас. Ее титул, согласно старым и причудливо сформулированным документам флотилии, звучал как «руководительница наличествующих коллективов и трудовой силы», но все называли ее проще — «распорядительница экипажа».

— Я думаю, у нас у всех было достаточно времени, чтобы сформировать о нем мнение.

Бехайя руководила сетью «друзей и корреспондентов», как флотилия называла своих шпионов и информаторов в крупнейших системах дюжины секторов. Технически это было обязанностью Кьорга, но Бехайя смогла его перехитрить и завладела его постом после того, как он не продемонстрировал ни хитрости, ни амбиции, чтобы его вернуть. К тому времени Хойона настигла последняя болезнь, и одной из первых вещей, которые Бехайя сделала при помощи новообретенных ресурсов, было составление досье на Варрона Фракса. Ни ей, ни другим распорядителям флотилии не понравилось то, что они выяснили.

— Этот человек бесполезен, — отважился Тразелли, руководитель вооруженных сил флотилии, снова озвучив мнение всего собрания. — Я не помню его ребенком, как, я полагаю, некоторые из вас помнят, но давайте будем честны, мы все слышали отчеты людей Бехайи. С тех пор, как этот прожигатель жизни расстался с отцом, он только и делал, что бездельничал и проматывал деньги. У него кишка тонка для этой роли. О, не сомневаюсь, он ее так набил, что живот отвис до колен, но все равно она тонка.

Это у Тразелли считалось за юмор. Остальные проигнорировали шутку.

— А я помню Варрона в детстве, — заметил Гайт. — Он покинул флотилию, когда ему было десять. Его отец решил, что для сына лучше будет вырасти на Гунарво. Тогда ходили разговоры о массовой миграции на близкие к нему миры в секторе Деюнофф, после того, как второй крестовый поход Хадекуро выбил оттуда орков. Полноценная имперская колонизация, эдикты о восстановлении, все это обещало большую прибыль для вольных торговцев, если вовремя пошевелиться. Хойон хотел гарантировать нам возможность проникнуть туда, если понадобится, поэтому он оставил там Варрона с матерью, чтобы мальчик вырос и заключил какие-нибудь хорошие контракты.

— Значит, он зря растратил свою жизнь, — резко сказала Занти. — Причем буквально.

Помимо всего прочего, она также занималась контрактами и коммерческими обязательствами флотилии, и если бы из сектора Деюнофф хоть что-то пришло, она бы об этом знала.

— Конечно, надо признать, что прошло целых сорок лет, — продолжал Гайт, как будто его не перебивали, — но я помню Варрона очень… пассивным мальчиком. Не то что бы ему недоставало мозгов, и ему, пожалуй, нравилось угождать отцу, но я внимательно наблюдал за ним и никогда не видел у него этот огонь в глазах. Никогда не видел, чтобы ему хотелось протянуть руку, схватить что-то и изменить.

— Он такой замкнутый в себе человечек, получается? — спросил Халпандер.

— Нет, ребенком он не был замкнут. На самом деле, я помню, как он не стеснялся пользоваться теми превосходными вещами, которыми мы его снабжали. Никаких угрызений совести по поводу стремления сделать свою жизнь как можно лучше.

— Это изменилось? — спросила Занти Бехайю.

— Нисколько, — ответила распорядительница экипажа. — По всем данным, он и его мать стали на Гунарво всеобщими любимцами. Прорыв в секторе Деюнофф так и не произошел, но Гунарво все равно стал процветающим миром. А Хойон постарался, чтобы Варрон и его мать с самого начала были очень хорошо обеспечены — он хотел, чтобы они пользовались популярностью и устроились именно так, как нужно. Печально, что мы так туда и не вернулись. Мы могли бы что-то изменить.

Занти взмахнула рукой, как будто могла физически отмести прочь не относящиеся к делу мысли.

— Так, значит, вопрос открыт, не так ли? — сказала она. — Он нам не нужен. Мы без торговца и по уши в дерьме, потому что наш будущий торговец — мелкий бесполезный бездельник, который собирается взойти на борт со всеми фаворитами, накопленными им за сорок лет сплошных развлечений.

Снова повисло задумчивое молчание.

— Мы не всегда были флотилией, — сказал Гайт, который часто слышал, как Хойон говорил об этом. — Мы были единственным маленьким кораблем. Потом их стало два, потом три, и как разрастался род Фракс, так увеличивалась флотилия. Но сколько раз мы говорили об этом? Сколькие из нас не лелеяли мечту, что наши внуки или правнуки станут распоряжаться не флотилией, но армадой? Ими командовали другие вольные торговцы. Разве хартия Фраксов не равна любой другой и не превосходит большую их часть?

— Я знаю, что гласит наша хартия, — сказал Кьорг, как будто все остальные не знали. — Может быть, Гайт, она и позволяет нам свысока глядеть на Империум, но она не позволит нам плюнуть ему в глаза. Вспомни те выбоины на «Бассаане»! Наши поездки обратно на Гидрафур — единственное время, когда мы действительно оказываемся под контролем Адептус. Мы не вправе выбирать, какие наследники нам нравятся, а какие нет. Хартия говорит, что…

— Спасибо, Кьорг, мы тебя поняли, — без особых церемоний оборвал его Д'Лесте. — Мы знаем, что это не лучший наследник. У нас уже раньше бывали плохие наследники. Иногда предоставляется возможность обойти их назначение, но в этот раз ее нет. Варрон не стар, поэтому не получится просто не выходить на связь, пока он не умрет, и свалить это на варп-бурю.

— Мы так делали? — спросил Халпандер.

— Наследование Сайтири Фракса после его брата Руккмана, 347.M37, — ответил Занти. — Флот успел достичь Гидрафура, только когда Сайтири уже умер. Наследницей стала его дочь Миэтта.

— Позволить Варрону все унаследовать и просто управлять им, как мы управляем… как мы руководим флотом в период временного отсутствия торговца — тоже не вариант, — сказал Д'Лесте. — Я не буду утомлять вас деталями, но это ясно вытекает из отчетов Бехайи, можете их прочитать. Он не такой человек, каким был Хойон, но при этом он и не безвольная кукла с кашей вместо мозгов. Он будет бороться с нами, если мы что-то затеем. Даже если мы сохраним контроль, флотилия, возможно, перестанет существовать в приемлемой для нас форме.

— Вы с Гайтом, похоже, довольно-таки уверены в том, что досконально понимаете всю эту проблему с наследованием, — сказал Кьорг, оценивающе глядя на Д'Лесте. — Если я скажу «Я думаю, у вас есть для нас ответ», не пожалею ли я об этом?

Д'Лесте и Гайт встретились взглядами, и у них обоих появилась одна и та же мысль. Нет больше смысла увиливать. Д'Лесте прикоснулся к амулету у горла, и освещение в комнате померкло, а с потолка с шипением опустилась голоклетка из тонкой проволоки. Она зависла в воздухе и соткала сеть из нитей света, из которой вырисовалась картина. Голографический пикт изображал голову молодого человека с бледными глазами мышиного цвета, впалыми щеками, родимым пятном, изгибающимся под углом рта. На краю изображения едва виднелся воротничок униформы энсина.

— Итак, — объявил Д'Лесте, — я бы хотел продолжить дискуссию. И вот, уважаемые коллеги, это наш субъект.

Переулок, в котором они оказались, был честоком. Это слово происходило от выражения «ЧО-сток», которое, в свою очередь, означало «сток человеческих отбросов».

Человеческими отбросами были сами люди — изгои, которые больше не могли работать в литейнях из-за возраста или травм, но пока что избегали патрулей Городской Чистоты, что преследовали непродуктивных граждан и изгоняли их на смерть в канализационных болотах. Отряд преследователей с топотом мчался по узкому переулку, и тени вокруг кишели прячущимися силуэтами, скользящими меж труб и пилонов — если обитатели честока видели оружие или униформу, они не думали, а бежали. Митрани, стиснув зубы, бежал за бойцами по скользкой слякоти и слышал, как позади разгораются потасовки: более храбрые изгои снова высовывались наружу и дрались за объедки и мусор, брошенный в спешке.

Под пеплом и теплой грязью скрывалось дно переулка — масса широких труб, не прикрытых даже решеткой, и Петрона с Митрани то и дело поскальзывались и спотыкались. Бойцы, обутые в сапоги с накладками и имевшие опыт перемещения по нижним уровням, вырвались вперед, и это значило, что они приближаются к добыче. Живот Митрани скрутило, когда он услышал впереди женский голос — молодой, с плачем выговаривающий молитвы и мольбы.

Переулок вдруг нырнул вниз, переходя в склон, и повернул под углом в девяносто пять градусов. Их добыча уже миновала поворот, и бойцы, смеясь и окликая друг друга, словно они искали какие-то сокровища, легко окружили ее. Петрона, ненамного отставая, соскользнул по пепельной слякоти и с лязгом приземлился на трубы, потом, выругавшись, опустился на одно колено, одновременно пытаясь не прикасаться к горячему металлу и достать из кобуры свой пистолет. Едва не врезавшийся в него Митрани увидел оружие и, не сдержавшись, прошептал «о нет».