Олег Дивов - Призрачный мир: сборник фантастики
На занятиях по вождению, когда под декабрьским дождиком машины батальона исправно месили красную кавказскую грязь, в танке номер 13 под управлением мехвода Чевтаева полыхнул радиальный семицилиндровый бензиновый двигатель «Континенталь».
Пока суетились вокруг непривычного танка, пока сообразили включить встроенный огнетушитель… Машина сгорела.
Трибунал не трибунал, но серьезные неприятности для мехвода и командира танка очень даже замаячили.
Почему на других танках ничего не загорелось, а у вас загорелось? Почему плохо тушили? Вопросы не праздные.
Однако вечером того же дня в батальон приехал посыльный от коменданта железнодорожной станции Туапсе.
— Товарищ капитан, вы танк не теряли? — спросил он у капитана Агеева, исполняющего обязанности командира батальона.
— Какой танк? — нахмурился Агеев.
— Да вот такой точно, — посыльный указал пальцем на ближайший «Стюарт». — Только посветлее.
Агеев вызвал понурых Чевтаева с Обуховым.
— Поедете на станцию, разберетесь. Если что, пригоните своим ходом.
За выпускной стрелкой, едва не колесо к колесу с зенитным орудием, защищающим станцию от немецко-фашистских стервятников, стоял танк М3л. Полностью тождественный сгоревшему, если не считать окраски. Все «Стюарты» батальона успели покрыть отечественной темно-зеленой краской, а этот был какой-то бледно-желтый.
Эта песочная окраска была английским пустынным камуфляжем. Сюда, на Кавказ, англичане время от времени подбрасывали через Иран то батальон «Валентайнов», то «Матильды» россыпью — списанные из состава африканской армии, азартно гоняющей Роммеля, лиса, итить его, пустыни.
М3л был идеально укомплектован. Тут тебе и новехонькая лопата в скобах на корме. И пожарный топор на длинной рукояти. И саперная кирка…
На башне танка от руки было написано красной краской: «Gen. Stuart for Russian comrades. Merry Christmas!»
— Берем найденыша? — спросил Чевтаев у Обухова.
— Берем, — без колебаний утвердил командир.
Проблема была одна: бензин.
Танк стоял с пустыми баками. А чтобы пригнать машину в расположение батальона, требовались минимум два ведра бензина. Причем хорошего, авиационного — «Стюарт» был по-буржуйски привередлив.
Бывалый Обухов полез обшаривать внутренности танка и спустя пять минут показался из башни с трофеем.
Безымянные английские доброхоты оставили на командирском месте бутылку виски! На этикетке под аркой-надписью «Whyte & Mackay» были нарисованы два воинственных красных льва.
Львов-то и сменяли на бензин из расчета голова за ведро.
К вечеру батальон был восстановлен до прежней численности: тридцать танков.
Поскольку сгоревший «Стюарт», по мнению Обухова, сына сельского священника, явно пострадал из-за несчастливого номера 13, сержант уговорил капитана Агеева, чтобы найденышу дали номер 31. Во-первых, это 13 наоборот, а во-вторых — он действительно тридцать первый по счету в их батальоне!
— Потакаю суевериям… — вздохнул Агеев.
То ли дело было в лишнем английском «Стюарте», то ли в дивных для зимы погодах, но слухи по батальону поползли самые художественные.
— Целую дивизию на импортной технике комплектуют, — авторитетно заявлял комвзвода Бандалет. — А когда скомплектуют — поедем в Африку! А оттуда вместе с американцами — второй фронт открывать!
— Для десанта нас готовят, — соглашался сибиряк Будин. — Дело ясное. Только не для второго фронта. Высаживать будут в Крыму. Пойдем на Феодосию, как в том году.
— Эх, веселые вы ребята, — ухмылялся киевлянин Цимбал. — Только ничего в стратегии не смыслите. Здесь и будем воевать! Сейчас закончат обучение и бросят на Новороссийск, в лоб!
Удивительно, но правы оказались и те, кто говорили «Новороссийск», и те, кто говорили «десант».
— Значит, так, товарищи танкисты, — сказал капитан Агеев в один из последних январских дней 1943 года. — Есть приказ: взять Новороссийск. Наш батальон включен в состав десанта вместе с морской пехотой. Мы высаживаемся в деревне Южная Озерейка, у немцев в тылу. Оттуда выходим на деревню Глебовка и поворачиваем на восток. То есть — на Новороссийск.
«И как они танки повезут, интересно?» — подумал Обухов, который всегда думал о главном.
Словно бы прочитав его мысли, капитан Агеев пояснил:
— Для наших танков выделены специальные баржи. Флотские называют их болиндерами. Черт знает что за слово такое, на флоте все не как у людей. На каждую баржу поместятся десять танков. Три баржи — тридцать танков, весь батальон…
— Нам бы только до танков ихних добраться, и дело пойдет! — хорохорился наводчик Леонов.
Он искренне считал, что их дело — курочить вражеские танки, а вот давить всякую там пехоту… несолидное это дело!
— До танков… Ты до суши вначале доберись, — мрачно проворчал радист-пулеметчик Курсилов.
Курсилов зрел в корень.
Стояла недобрая февральская ночь. Море тяжело дышало могильным холодом.
Корабли с десантом призраками подошли к берегу. За спиной ухал главный калибр крейсеров и эсминцев. Снаряды летели на холмы, засаженные виноградной лозой, рвали ледяную землю, будили спящих румынов.
Да, на берегу сидели румыны, а вовсе даже не ненавистные немцы — от тевтонов была только батарея из трех тяжелых зениток.
Как и было условлено, к этому моменту Обухов и весь экипаж «тридцать первого» находились уже в танке. Более того, мехвод Чевтаев запустил двигатель.
Это было правильно. Как только баржа опустит сходни, танки должны рвануть вперед, не задерживаясь на борту ни одной лишней секунды!
Обухов не утерпел, открыл люк, высунулся из башни по пояс.
И тут берег ответил…
Заговорили авторитетные немецкие зенитки. Им подгавкивали пушки помельче. С завораживающим шелестом сыпались из-под рваных туч минометные мины. Ну и, конечно, залаяли два десятка пулеметов сонного румынского батальона…
Идущую рядом баржу с танками осветили прожекторы.
Сразу же вокруг нее поднялись столбы воды — это зенитки взялись за самую крупную цель.
Меньше минуты шквального артогня — и прямое попадание в танк, стоящий на барже!
Продолжение истории Обухов не досмотрел. Осколок, щелкнувший по створке люка, заставил командира вспомнить об осторожности и нырнуть обратно в башню.
— Экипаж, к бою! — крикнул он в ТПУ, танковое переговорное устройство. — Внимание, осколочным заряжаю!
Это Обухов сообщил для наводчика Леонова — на «Стюартах» заряжающим выступал сам командир танка.
— Наводить по вспышкам! — приказал Обухов.
— Есть по вспышкам! — отозвался Леонов.
— Огонь!
«Стюарт» выстрелил.
Так начался тот бесконечный бой.
Как показалось Обухову, их танк провел на борту баржи еще полночи. Эта половина состояла из сотни кусков и кусочков серой ткани военного времени. На ткань были нашиты, словно блестки, мириады брызг ледяной воды и мириады искристых осколков, яростно стучащих по броне, по барже, по снующим повсюду катерам с морской пехотой…
На самом же деле баржа прошла вперед еще с полкабельтова и беззвучно — удар полностью заглушила канонада — напоролась на один из сварных противодесантных ежей, затопленных супостатом на мелководье.
Матросы мгновенно опустили сходни и замахали флажками. Дескать, танки на выход.
К счастью, танк Бандалета, стоящий перед их «тридцать первым», сразу же сорвался с места и образцово-показательно скатился по сходне в бликующую отсветами разрывов черноморскую воду.
Им повезло буквально во всем.
И в том, что их баржа не получила снаряд ниже ватерлинии.
И в том, что они поймали противодесантного ежа, когда до берега было уже рукой подать. Длины сходней как раз хватило, чтобы перекрыть самый опасный район с глубинами полтора-два метра — там их желтый «Стюарт» навсегда заглох бы, наглотавшись горькой воды.
— Вперед на малом ходу! — распорядился Обухов.
Танк радостно заревел и, мощно содрогаясь, двинулся к сходням.
Снаряд немецкой зенитки пробил палубу ровно там, где «тридцать первый» был секунду назад. Еще одно везение. Но почему бы и нет, ведь 31 это 13 наоборот!
Сориентироваться на берегу было невозможно.
Исчезла даже та мнимая ясность, которая существовала, когда Обухов смотрел на вражеские позиции с моря, высунувшись из башенного люка.
Он приказал мехводу включить фары. Но тут же отменил приказание — побоялся, что на яркий свет немецкая зенитка пришлет свой увесистый восьмидесятивосьмимиллиметровый гостинец.
«Нам бы только до танков ихних добраться, и дело пойдет!» — вспомнил Обухов слова наводчика Леонова, а ведь еще смеялись над ними.
В самом деле, «до танков» теперь не отказался бы добраться и сам Обухов. Почему?
