Олег Синицын - Потерянная рота
— Будем идти, пока не наткнемся на немцев. От боя, по возможности, надо уходить. А выполнить приказ нужно обязательно!
Старшина недовольно посмотрел на политрука, который занял сторону лейтенанта, покачал головой и, ничего не сказав, вернулся к Ермолаеву.
Никто не знал, куда движется рота. Ну и ладно! На то командиры имеются, чтобы знать. Фрол Смерклый никогда не задумывался над тем, что ему приказывали. Сказано копать мерзлую землю, значит надо копать, ничего не поделаешь. Сказано — умереть, но держать оборону. Держать Фрол будет, но вот чтобы умереть — хорошенько подумает. Когда опасность грозила его собственной жизни, он пару раз использовал ноги, покидая боевые позиции. Правда, однажды им не оставили выбора. Во время колоссального наступления немцев под Вязьмой, позади полка поставили заградотряд. Смерклый слышал о них, но впервые столкнулся только там. Доблестные бойцы НКВД с пулеметами располагались метрах в ста пятидесяти позади окопов регулярных частей РККА. Тот, кто спасался бегством от немецких пуль, натыкался на пули заградотряда. Поэтому назад бежали мало. Оборону держали так крепко, как корни хорошего дерева впиваются в землю. Вот и отразили фашистский натиск.
Мозги Смерклого включались только в моменты смертельной опасности. А задумываться над приказами он не имел обыкновения. Раз есть приказ, значит, над ним уже кто-то подумал.
Он достал половину булочки с маком, которой его угостила старушка, съел половину, а оставшуюся половину запасливо спрятал в рюкзак. Прожевав булочку, Фрол Смерклый почувствовал, что хочет курить. И захотелось ему не обычной махорочки, а той немецкой сигары, которую он раздобыл в танке. Фрол выудил из нагрудного кармана сигару и, вставив в рот, долго раскуривал. Добившись, наконец, что её кончик стал точно раскаленный уголек, он втянул в себя дым и закашлялся. Сигара была крепче любого забористого табачка. Вкус табачного листа был неописуем. Одно слово — ароматный. Фрол расплылся в улыбке и топал по снегу, попыхивая сигарой.
— Эй, браток, прикурить дай! — окликнули его сзади. Смерклый даже не стал поворачиваться. Он не знал этого солдата и не хотел нового знакомства. Солдат догнал его и пошел рядом. Смерклый опустил голову, чтобы сигару не было видно. Но не заметить её было трудно.
Взводы подверглись переформированию после того, как рота понесла большие потери, когда по ней, словно утюгом, прошлись немецкие танки. Этот солдат раньше служил во втором взводе, а теперь оказался в первом, в одном отделении с Фролом.
— Дай прикурить, браток, — повторил Николай Приходько, поравнявшись со Смерклым. В зубах у него была зажата самокрутка. — Меня Микола зовут. Спички что-то у меня отсырели… Ой!
Смерклый убрал изо рта сигару, спрятав её в руке.
— Ой, что же это ты куришь, браток? — спросил Приходько. — Никак палку какую?
— Ничего я не курю, — проворчал Смерклый. — И спичек у меня нету.
— Как же у тебя нету спичек, когда от тебя дым валит, словно от паровоза! — Приходько принюхался. — А запах от твоей палки какой приятный! Брось, покажи, что это у тебя в руке.
Смерклый сунул себе сигару в рот.
— Ба! — поразился Приходько. — Так это ж сигара! Где ты такую нашел? Никак, бабки в деревне тебе скрутили? Дай попробовать, уж больно запах хорош!
— Запах хорош, да не про твой грош, — ответил Смерклый.
— Брось жаться-то! Она вон какая толстая! От одной затяжки не убудет.
— Сначала найди такую, а потом сам и кури!
— Да ты только скажи — где! — заговорщицким тоном прошептал Приходько. — И я тот час туда побегу.
— Поздно бежать уже. Да и нету там больше. Возле Ельцово у танка гусеницы сбило, а сам он целехонький остался. Я в тот танк вечером пробрался и нашел.
— Дождался, значит, пока все наши спать лягут?
— Ага!
— Что б не делиться?
— Ага!
Прижимистые люди всегда радовали Приходько возможностью вдоволь поиздеваться над ними.
— Это в какой же деревне таких умных растят? Вот бы мне там родиться!
— Деревня Устюгово вологодской области. Но ты бы там не родился, у нас там болтливых нету.
— Чем же в вашей такой умной деревне занимаются? — не унимался Приходько. — Наверняка, самолеты секретные разрабатывают.
Смерклый начал понимать, что над ним издеваются.
— Вот и видать, что не умный ты, — ответил он.
— Нам до вас — как до луны! — сделав сиротливые глаза, произнес Приходько.
— Не знаешь, чем в деревне занимаются? — продолжил Фрол. — Хлеб растим, колхоз у нас.
— Сам-то, небось, тайком растишь?
— Почему?
— Небось, прятал хлебушек, когда он стране был нужен?
— Что хоть ты такое говоришь!
— А что ты так заволновался? Значит, правда?
— Иди вон!
Сладкий вкус сигары стал противен Смерклому. Слюной он затушил горящий кончик и убрал остаток в карман.
— А что там у тебя в рюкзаке? — спросил глазастый Приходько.
— Вещи мои, — недовольно ответил Фрол. Напористый Приходько уже порядком надоел ему.
— А почему на твоей коробочке, которая из мешка выглядывает, немецкий крест нарисован? — Николай хмуро свел брови. — Ну-ка, признавайся, давно ли фрицем заделался!
— Что ты кричишь на весь взвод, — шепотом начал оправдываться Смерклый. — Не моя она.
— Не твоя! Значит, надобно её народной общественности предоставить! И Приходько протянул руку, делая вид, что собирается взять коробку.
— Ну, ты! Хрен языкастый… Укороти руки! Не общественная это коробочка. А взята она из того же танка.
— Вот оно значит как! И что в ней?
— Консервы в банках. Продукты разные, — недовольно ответил Смерклый.
— Давай поделим между ребятами! Вот они порадуются, — предложил Николай.
— Сейчас! Разбежался! — Смерклый деловито поправил лямки вещмешка. — Я в тот танк лазил. Мое это! Никто не догадался, не сообразил. А я сообразил. Значит, никто, кроме меня, не имеет на это права!
— Получается, все вокруг тебя несообразительные, отсталые?
— Все, а ты — в особенности!
— Все с тобой ясно, общественные альтруист, кулацкая твоя морда… сказал Приходько, отворачиваясь.
— Как ты меня назвал?! — взвился Смерклый.
— Общественный альтруист, — повторил Приходько, прекрасно зная причину негодования Смерклого.
— Неправда твоя. Ты меня кулацкой мордой назвал! — Оканье Смерклого сделалось очень сильным, почти невыносимым.
— Кулацкая морда — она и есть кулацкая морда, особенно, если эта морда твоя! — с безразличным видом произнес Приходько.
Ослепляющая ярость накатилась на Смерклого. Он готов был ударить Приходько, причинить ему вред. Фрол повернулся к бойцу и увидел в его глазах бескрайнее удивление.
— Матерь божья! — пробормотал Николай, глядя куда-то вдаль. Смерклый проследил за взглядом Приходько и, увидев это, крякнул от удивления. Он сразу забыл о споре с Николаем, это показалось ему таким несущественным и далеким!
Старшина Семен Владимирович посмотрел вперед. Картина была изумительной, но старшина остался недоволен. Все новое — это плохо. Все новое может сулить неприятности.
Иван Ермолаев, командир первого взвода, много исходил сибирских лесов, повидал самые заповедные места в тайге, но чтобы увидеть такое…
Политрук Зайнулов промокнул платком вспотевшую шею. «Как такое могла сотворить природа? — подумал он. — Картина странная, необъяснимая, и от этого становится жутко».
По рядам солдат пронеслись удивленные слова:
— Что это?
— Я никогда не видел подобного!
Алексей Калинин поднял глаза. Если на свете существует чудо, то он видел его сейчас перед собой.
Когда рота перевалила через небольшой холм, её взору открылся огромный и странный лес. Стволы деревьев были гигантскими и уходили в небеса. Прямые и мощные, они походили на мачты кораблей. Сами деревья не были диковинными — ели, сосны, пихты — обычный набор для хвойного леса. Вот только из-за своего размера они казались нереальными. До нижних ветвей, образующих плотный навес, был добрый десяток метров. Протоптанная дорога, по которой двигалась рота, уводила в глубь.
Колонна красноармейцев рассыпалась. Они расходились от дороги в разные стороны, проваливались по пояс в сугробы только ради того, чтобы лучше разглядеть удивительный лес. Изумлению солдат не было предела.
— На твоем месте, я бы проверил наш путь, лейтенант, — раздался рядом с Калининым хрипловатый голос старшины. Алексей поспешно достал из планшета карту. Он некоторое время вникал в подробности деталировки, а затем удивленно поднял глаза на Зайнулова.
— Тут нет никакого леса! — произнес пораженный лейтенант.
