Владислав Морозов - Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО

Безымянный генерал, которого я знал как Сто второго, мне на это, разумеется, не ответил. Я же не мог знать, что скопление американских танков у Билзена засекли со спутников еще накануне вечером и именно туда летали для уточнения наши самолеты-разведчики. Однако танки эти все время стояли достаточно кучно и в боевой порядок не разворачивались. Поэтому сначала высокое начальство предполагало, что нам предстоит просто встречный бой с ними. В этом случае мы бы вошли в город, перегруппировались, потом по американским «коробочкам» стукнули бы наши истребители-бомбардировщики, а уж потом мы бы добивали то, что останется. Но потом, когда в штабе поняли, куда и зачем взлетели «F-111Е» из Гринем-Коммона, времени на принятие решения почти не осталось. Нас успели тормознуть в последний момент, поскольку пока доложили в Генштаб, пока там что-то решили, пока отдали приказ – слишком много времени потеряли. Сильна Красная армия, но связь ее губит… А сейчас начальство, похоже, вырабатывало некий алгоритм возможных ответных действий…

В общем, Сто второй приказал выслать разведку, уточнить наличие или отсутствие противника западнее города и доложить. Самим при этом пока ничего не предпринимать.

Семеренко отрядил для разведки две «БРМ-1К», № 930 и 890, экипажи сержантов Покиньбороды и Дзасохова. В лицо я этих разведчиков не помнил, но счел, что Семеренко кого попало на важное задание не пошлет. Я приказал им, не заходя в сами городские руины, выяснить, что с дорогой (проходима ли вообще) и есть ли впереди противник. И если есть – где и сколько.

Сам я с Кутузовым и его шестью «Т-72» развернулись следом за БРМками, прикрывая разведчиков.

Глядя, как увенчанные хитрыми антеннами башенки БРМ исчезают в дымке окружающего атомного пожара, мы сошли с дороги и на небольшой скорости пошли за ними, разомкнувшись в линию и приготовившись вести огонь. Двигаться по дороге явно не стоило – ближе к городу на ней, как оказалось, лежал не только разнообразный мусор и перевернутые легковые машины, но и довольно многочисленные трупы гражданских, причем многие не целиком. И ведь пока были живы, из домов и подвалов носу не казали, засранцы. Интересно, сколько же их в этом Билзене жило? Тысяч тридцать или около того? Будете знать, ребята, как пускать к себе домой лживых заграничных дядей с атомными пукалками. Это никогда и ни для кого хорошо не кончается…

– Восемьсот девяностый! – передал я разведчикам. – Орлы, только в город не заходить, там все фонит просто чудовищно!

Мы тоже забрали чуть влево, не выпуская из виду машины разведчиков.

Черняев снес лобовой броней остатки какого-то слегка дымившегося строения, и здесь я вдруг мельком увидел лысого человека в пижаме, который неожиданно появился из-за почерневших кустов и теперь брел незнамо куда, прочь от горящего города. Странно, лысину я видел, а вот лицо… Его словно бы и не было, ни носа, ни глаз, ни рта я не различил – какое-то сплошное темное пятно. Раскинув руки, этот явный полутруп прошел перед нашими танками и скрылся среди руин каких-то то ли домов, то ли сараев, левее нас. Хотя, может, мне это просто показалось – я и видел-то его минуту, не больше…

– Четыреста десятый, это Девятьсот тридцатый! – доложил сержант Дзасохов из головной БРМ. – Городишко разрушен в полный хлам и сильно горит, особенно его западная часть! Завалы такие, что и за неделю десятком бульдозеров не разгребешь. А пламя такое, что жар за броней чувствуется!

Я уже и сам видел в оптику, что горело действительно знатно, словно это был не старинный бельгийский городок, а соломенный домик Ниф-Нифа (или Нуф-Нуфа?) – справа среди почерневших каменных стен (все, что осталось от здешних городских построек, в этих старинных домах обычно только стены каменные, а все нутро и крыши деревянные) стояла сплошная стена огня, так что за дымом и неба было не видно.

– Четыреста десятый, это Восемьсот девяностый, – доложил спустя несколько минут сержант Покиньборода. – Вижу противника, как поняли?

– Быстро отходите! – приказал я и поинтересовался: – Восемьсот девяностый, что именно вы видели?

– Видел одну БМП «Брэдли», Четыреста десятый! Отходила к холмам за западной окраиной города, потом к ней присоединилось еще три однотипных БМП. Когда я двинулся за ними, дальше, за озерцом, там, где горит разрушенный двухэтажный замок из красного кирпича, с двумя шпилями и круглыми башнями, километрах в двух западнее, рассмотрел в осыпавшемся леске с пяток «М-60». Стояли, не двигались, только один башней вертел, и возле них какой-то народ суетился, в натовских ОЗК. Меня они, похоже, не видели.

– Ты не ошибся, Восемьсот девяностый?

– Обижаете, тарищ майор. Ихний «шестидесятый» – это тот еще дурильник, который ни с чем другим не спутаешь. Его и в засаду надо ставить разве что за хату средней зажиточности, да и то не факт, что спрячешь…

– Ладно, всем отход!

Когда мы с танками Кутузова, все так же прикрывая разведчиков, отошли к основным силам, я доложил Сто второму все как есть. Что разведчики видели американские танки, а дорога через городок закупорена плотно.

Сто второй поблагодарил за службу, уточнил координаты замеченного противника и визуальные ориентиры и велел срочно отходить, как можно дальше от эпицентра. Далее он приказал продолжать движение к намеченной для нас цели по дороге № 20 (это изрядный крюк, но что делать, в нашей-то ситуации?), а через двадцать пять – тридцать минут уточнить наше местонахождение. После чего снова перейти в режим радиомолчания.

Интересное кино, но спорить или переспрашивать я, разумеется, не стал. Мне, как и всем, было очень неуютно рядом с этим атомным убоищем. Я понимал, что теперь этот горящий, как головешка, городок, дымные поля и перелески с облетевшими за считаные минуты деревьями очень долго будут преследовать меня в ночных кошмарах, так же как этот лысый абориген без лица. Если я, конечно, проживу хоть сколько-нибудь долго. Хотя неизвестно, как нам всем еще придется накосорезить на этой войне и какие кровавые мальчики будут у нас после этого в глазах…

В общем, мы отошли километров на двадцать, и только там я разрешил истомившимся взаперти экипажам открыть люки – береженого бог бережет…

А подполковник Салливан в этот момент ждал возвращения своей разведки, пребывая в самом скверном расположении духа. Нет, то есть сначала все вроде бы было нормально – БРМ «М3» с позывными «Сиу» и «Кроу» вовремя обнаружили русских, а потом подтвердили факт вступления головы русской танковой колонны в Билзен. Все дисциплинированно укрылись, обещанные бомбардировщики появились вовремя, и ядерный взрыв, произошедший там, где и было намечено, вроде бы не вызвал ни у кого особых эмоций или потерь. Но, как оказалось, это было только начало. Когда после взрыва пошли радиопереговоры и началась первая оценка потерь, оказалось, что не все так хорошо, как хотелось бы, – на пяти танках не хотят заводиться двигатели, а еще на двух десятках боевых и транспортных машин полетели рации и аккумуляторы – видимо, последствия воздействия электромагнитного импульса. Потом капитан Кэддок доложил по радио подполковнику о том, что в его роте «Альфа» 3-го батальона задохнулись трое солдат и один капрал, которые, второпях натягивая ОЗК, похоже, забыли вытащить пробки из противогазных фильтров. Все эти потери Салливан отнес за счет нарушения личным составом соответствующих инструкций – у него почти половина солдат и сержантов были новобранцами или резервистами… Хуже было другое – медик, майор Палоули, вскоре доложил, что больше пятидесяти человек утратили боеспособность по причине то ли облучения, то ли общей депрессии – тошнота, рвота, понос, эпилептические припадки, потеря сознания, несколько человек лежат и никого не узнают, восемь, не обращая ни на кого внимания, молятся (причем по-разному и разным божествам), еще шесть человек то ли обкололись, то ли обкурились – где они взяли «дурь» в этой обстановке, медики даже не представляли… Все это уже невозможно было объяснить сколько-нибудь рационально…