Операция "Берег" - Юрий Павлович Валин
— Я связь, — пробормотал Евгений, стараясь не морщиться от боли в руке.
— О, значит, ты всё знаешь? — бухая валькирия жутковато улыбнулась. — Скажи, связь, русские уже здесь?
— Еще нет. Завтра будут.
— Так зачем время терять? Я же так мила, разве нет?
Обер-лейтенант Земляков пытался мужественно сопротивляться, уперся свободной рукой о столик — не помогло — рывком притянули, розовый кукольный рот впился жестоким поцелуем. Со стола сыпались стаканы, кто-то дьявольски хохотал за спиной, а легкие наполнялись парами рома — валькирия была полна этим напитком по самые гланды. Евгений понял, что сейчас задохнется.
«При выполнении особо важного задания, в борьбе с превосходящими силами алкоголя и бл…» — вот прямо так и напишут.
Спас летчик-герой. Евгений почувствовал, что прекрасную душительницу тянут назад — она упиралась, но не выдержала, прервала поцелуй и взвизгнула — оказалось, её сгреб за густые волосы героический Барк. Выдохнуть хоть что-то благодарное обер-лейтенант Земляков не успел — ему не глядя сунули три бутылки.
— Я хочу связь. Или двоих, — морщась от безжалостно треплющей волосы руки, поведала валькирия.
— Уступаю дорогу люфтваффе, — поспешно пробормотал Евгений.
Его явно не слышали — уже целовались, словно жизнь из друг друга высасывали. Ну, главное — многострадальную руку обер-лейтенанта отпустили.
Прижимая к груди бутылки, обер-лейтенант Земляков пробился сквозь музыку и дым к двери. Сердце колотилось, даже протрезвление некое накатило. Или это от боли в руке мысли прояснились?
У дверей не выдержал, оглянулся. Барк был еще жив. Даже весьма. Вообще умеют немцы самозабвенно срываться в грубую порнуху, выкладываются душевно. Впрочем, эти двое, наверное, считают, что это их последний секс.
Евгений вывалился в комнату охраны.
— Спешишь, камрад? — малоразборчиво спросил унтерштурмфюрер.
— Увы, имею срочное задание, — оправдался Евгений, прижимая к груди неудобные бутылки.
Препятствовать выходу не стали — второй эсэсовец был занят — блевал за кресло.
В коридоре было хорошо: тихо и воздух почти чистый, только чуть пыльный. Доносились глуховатые разрывы — сейчас артиллерийский огонь вели по цели не очень отдаленной, наверное, по Северному вокзалу. Евгений сел под стеной, пытаясь отдышаться. В башке было отвратительно: опьянение чуть отступило, но голова кружилась, болела. Не надо было проклятый «Блютгерихт» даже пригублять. Вот же дрянь, смешал все-таки. И рука зверски болит. Посмотрел — с левой руки капала кровь. Ну и ногти у этой голубоглазой стервы…
Ну его к черту. Агентурная работа, да еще в таких условиях — вообще не наш профиль. Нечего было и браться.
Со стоном поднялся, утвердился на ногах. Бутылку оставляем, две берем…
Найти обратную дорогу было не так сложно. Голова соображала, только как-то ограниченно. Оставил за дверью еще одну бутылку, вошел в кабинет. «Тыловые службы» уставились во все глаза. Наверное, не верили, что обер-лейтенант обратно доползет.
— Да, это было нелегко, — признал мученик, сжимая бутылку здоровой рукой.
— Господин обер-лейтенант, у вас кровь, — встревоженно указал Алекс.
— Травма, — согласился Евгений. — Карл, у вас есть бинт или салфетка? Мы отдали свои перевязочные средства партайгеноссе крайсляйтеру.
Бинт нашелся, секретарь довольно ловко забинтовал пострадавшую руку. Что думал о характерных повреждениях от ногтей-когтей, он, к счастью, не вздумал раскрывать. Зато Алекс вновь указал:
— И губа. У вас губа лопнула, господин обер-лейтенант.
— Мелочи, переживу.
— Но если зараза…
Все же соображал Евгений так себе. Черт с ней, с заразой, вот отчего Янис этак многозначительно подмигивает? Не мог же он знать про валькирию… собственно, он на дверь кабинета крайсляйтера намекает. Так…
— Благодарю, Карл. Дружище, вы наверняка спасли мне конечность.
Помахивая бутылкой, героический командир опергруппы направился к двери кабинета. Никто не остановил, но вслед смотрели пристально.
Так, гости. Двое, военная форма, но знаков различия не видно, поверх формы надеты прорезиненные удлиненные куртки морского образца. Молчат, не в восторге от встречи.
Евгений тщательно прикрыл тяжелую дверь.
— Доброй ночи, господа. Вы прибыли за партайгеноссе Вагнером? Боюсь, он нас сегодня не навестит. Занят.
— Это точно, обер-лейтенант? — прервал молчание гость пониже ростом.
Понятно, это старший.
Земляков пожал плечами, прошествовал к крайсляйтерскому диванчику, с облегчением рухнул, закинул ноги на подлокотник, утвердил ценную бутылку на груди, после чего философски высказался:
— В чем можно быть уверенным в такие ужасные дни и ночи? Просто полагаю, что если крайсляйтер не явился до сей минуты, незачем и надеяться. Кёнигсберг стал чертовски опасным городом.
— Хорошо, — старший гость посмотрел на часы, — мы ждем пять минут и уходим.
— Присаживайтесь, — пригласил новоявленный хозяин кабинета — наверняка и у вас ночь выдалась беспокойной. По глотку для тепла? У меня тут есть… э-э, бренди.
— Мы на службе, господин обер-лейтенант, — сказал высокий и усмехнулся.
— Как угодно. Кстати, раз мы уже все равно ждем непонятно чего, — Евгений удобнее задрал ноги в грязных сапогах, — поясните, зачем вам Вагнер? Безусловно, верный партиец, талантливый организатор, прекрасный человек, но в данной-то ситуации.… У него же ревматизм. Зачем новой колонии заведомо нездоровые люди? Это же бессмысленно. Спасаете за прежние заслуги? Бросьте, не та ситуация.
— Не понимаю, о чем речь, обер-лейтенант, — равнодушно пожал плечами старший гость.
— Речь о целесообразности, — пояснил Земляков. — Если — беря исключительно к примеру — эвакуировать молодого, образованного и догадливого офицера, мы сэкономим почти пять минут и бутылку… э-э, бренди. Возможно, этот разумный выбор спасет будущую колонию.
— Перестаньте говорить загадками, мы не понимаем, — отперся старший. — Кстати, у вас у самого слабое зрение.
— У меня⁈ — Евгений обидчиво поднял очки на лоб. — Мне просто идут хорошие очки. Уж такая у меня форма лица. А зрение отличное, могу стрелять из пращи и лука.
— Из
