Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест
Чак поцеловал его в лоб и на мгновение сжал его холодную ладонь. После чего резко встал и пошёл к своей роте, которая ждала своего командира.
Глава 16
Мурзан неуверенно шагал по центральной площади Брелима, под ногами хлюпала грязь и бренчали гильзы. Кругом стоял мерзкий смрад, запахи гнили и гари били в нос, и он непроизвольно съёживался, когда дул ветер с братских могил, где уже не первый день хоронили тысячи трупов гетерских солдат. Без почестей и обрядов, а просто сваливали в огромные ямы горы мертвецов, собранных с улиц мёртвого города. Осенний ветер развивал его строгое, военное пальто, веяло прохладой. Но солнце всё же пригревало своими яркими лучами, заставляя, то и дело, распахивать форму, чтобы не вспотеть, на холодном ветру. Кругом кружились репортёры государственных СМИ, пронырливые до красивых кадров, они чуть ли не лёжа, среди мерзкой грязи, фотографировали руины Брелима. Каждый хотел заполучить кадр лидера нации на фоне поверженной столицы врага, но крепкие ребята из охраны, то и дело, грубо отталкивали репортёров, порой обещая сломать им пару другую костей. Но охотников за красивыми фотографиями было не испугать, даже редкими выстрелами в глухих руинах города.
Рядом с Маутом шёл его верный друг и соратник, Селим Хегер, ему было противно находиться в этой дурно пахнущей жиже. Его дорогие кожаные туфли, стали вдвое тяжелей от налипшей на них грязи, сшитые на заказ брюки, по колено посерели и промокли, в обуви неприятно хлюпало. Ему было абсолютно всё равно до этого города, до его символического значения, в этой столь затянувшейся войне. Селим хотел лишь скорее вернуться в штаб, выпить стакан крепкого, и переодевшись в сухое, молча сидеть или даже дремать. Ведь перелёт из столицы был очень утомительным, к тому же, руины Брелима не вселяли в него никаких эмоций, кроме скуки.
Мурзан же напротив, был в приподнятом настроении, он наконец-то видел Брелим поверженным, а медивские элиты униженными и опозоренными. Чуть в стороне шли Маунд, Тарма и ещё порядка десяти высших чинов армии и государства.
– Товарищ Хегер, – обратился Мурзан к другу, – неужели вас не радует этот пейзаж?
– Зловонная помойка. – сухо ответил тот.
– Не помойка, а наш триумф, наша победа. Мы воздвигли знамя нашей нации над руинами столицы тех, кто посмел вторгнуться в наши земли. Мы переломили им хребет и заставили бежать, как крыс с тонущего корабля. А, ты, говоришь помойка.
– Мы так хорошо побомбили этот клоповник, что не осталось ни одного высокого здания, куда было бы можно воздвигнуть наше знамя.
– Нам этот город и ни к чему, я не планирую его восстанавливать, пусть будет напоминанием гетерским медивам, о нашей мощи, пусть видят и помнят, как они разбудили зверя и поплатились за это.
Хегер промолчал. Мурзан махнул на него рукой и велел приступить к съёмкам победной речи. Журналисты с придыханием слушали гордые и величественные слова о великом предназначении котивской нации. Маут умел говорить, не хуже чем править. Каждое слово его било прямо в цель и заставляло рукоплескать ему. Миллионы людей пристально уставились в телевизоры и вслушивались в радиоприёмники. Шёл прямой эфир. Лидер стоял на фоне грандиозной разрухи в чистом, выглаженном мундире и проникал в умы и мозги своих подданных. Всё закончилось бурными аплодисментами присутствующих, Мурзан добавил.
– Мы сделали это вместе. Все мы. Спасибо вам всем!
После чего трансляцию прекратили и все засобирались по своим дальнейшим делам. Мурзан сел со своим сыном в личный автомобиль и устремились проч.
Маунд с отцом ехали по кривым улочкам Брелима в сторону штаба фронта, что расположился в пригородном городке туристического плана, почти не пострадавшим от боёв. Мимо мелькали унылые пейзажи разрушенного города, они не навеивали на Мурзана никаких эмоций кроме скуки, он был привычен к таким пейзажам, они окружали его всю его жизнь, начиная с самых юных лет. Он родился, когда Ульян оккупировали катаканские солдаты, пошёл в школу, началось восстание и война, в одиннадцать лет похоронил отца, в пятнадцать первый раз был привлечён к ответственности за антикатаканскую деятельность, в семнадцать был призван рекрутом в Ульянсую армию, при катаканском ставленнике. После первого года службы в одной из стычек с ульянскими партизанами перешёл на их сторону, убив своего ротного и двух солдат своей роты. Уже тогда его отличало хладнокровие и усердие. Мурзан мастерски продумывал все ходы и шёл к цели, не смотря на неудачи. В партизанском отряде он быстро взял верх над соратниками и отличился великой храбростью и жестокостью, хотя вернее сказать жёсткостью. Он не убивал безвинных целенаправленно, но нередко брал в плен родственников врагов и применял самые изощрённые пытки к предателям и врагам. Однажды ему пришлось навести порядок, в погрязшей в пьянках и распутстве роте партизан, его соединения, к тому времени под его командованием находилось без малого десяток тысяч солдат, каждый второй из роты был расстрелян прилюдно. Мурзан стрелял лично, каждый раз когда у него кончались патроны в обойме пистолета, он спокойно патрон за патроном снабжал следующую, после чего продолжал стрелять трусам и алкоголикам в головы, под испуганным взором сотен соратников. В тот день он сказал своим бойцам: – «Как я могу отдавать вам приказ идти в атаку, если сам сижу в окопе? Так же я не могу отдавать вам приказ стрелять предателей и смотреть на это со стороны. Я сам первый пойду на врага и своими руками пристрелю каждую сволочь, что своими действиями подрывает нашу армию». Тогда ему едва было за двадцать, в его голове не было другой идеи, как отомстить за смерть отца и вернуть стране независимость. В двадцать два он стал лидером свободного Ульяна и начал создавать сильное централизованное государство с сильной армией и экономикой. Его главной чертой была жёсткость в принятии решений, он не умел льстить и интриговать, он всегда был прям, как стержень из стали, ему это мешало, тогда Маут был лишь молодым и крайне амбициозным правителем маленькой страны, населённой котивами. Могущественным медивским империям он был неинтересен, они то поддерживали Ульян, то Катакан, не желая иметь на востоке сильного соседа.
В двадцать пять Маут женился и у него родился сын Маунд. На следующий день северную границу страны перешла стотысячная армия Катакана, щедро вооружённая медивским оружием. И вновь Ульян погрузился в пучину войны и
